Из всех толков избрал ее я охотно,
Для тебя я покинул всех ныне женщин,
И монахом теперь меня все считают.
И слова другого:
Не равняй ты юнцов и жен и не слушай
Доносящих, что скажут всем: "Это мерзость!"
Меж женою, чьи ноги лик мой целуют,
И юнцом, что целует землю, - различье.
А вот слова другого:
Я жертва твоя! Тебя я избрал нарочно, -
Ведь кровь ты не льешь, яиц никогда не носишь,
А если бы мы желали любить красавиц,
Для наших детей стал тесен бы край обширный.
И слова другого:
Она говорила мне, жеманясь и гневаясь.
Когда позвала меня за тем, что не вышло:
"Когда не полюбишь ты, как должен жену любить,
Смотри, не брани меня, коль станешь рогатым",
И слова другого:
Она молвила, когда я познать не хотел ее;
"О ты глупец, о глупый до предела.
Не согласен ты, чтоб перед мой был тебе кыблою [244], -
Повернусь к тебе другой кыблою, угодной",
И слова другого:
И прямого пути из мрака заблуждения. Прекрасно и отлично выразился
сказавший:
"Кой в чем заподозрили нас люди, упорствуя своем подозрении душою и
сердцем.
Иди, подтвердим их мысль, чтоб снять с них тяжелый грех,
Один только раз - потом мы каяться будем".
И затем она дала ему заверения и обещания и поклялась ему необходи-
мо-сущим, что такое дело случится у нее ним один только раз во все время
и что любовь к нему привела ее к смерти и потере. И Камар-аз-Заман пошел
с нею с этим условием в уединенное место, чтобы погасить огни ее страс-
ти, а сам говорил: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, вели-
кого! Это предопределено славным, премудрым!"
А затем он распустил шальвары в крайнем смущении, и глаза его текли
от сильного волнения. А Будур улыбнулась и ввела его с собою на ложе и
сказала: "После сегодняшней ночи ты не увидишь порицаемого".
И она склонилась к нему, целуя и обнимая и сплетая ногу с ногою, и
сказала: "Положи руку мне между бедрами к тому, что тебе известно". И
Камар-аз-Заман заплакал и сказал: "Я не умею ничего такого!" - а Будур
воскликнула: "Ради моей жизни, сделай то, что я тебе велела!"
И Камар-аз-Заман протянул руку (а душа его вздыхала) и увидел, что ее
бедра мягче сливочного масла и нежнее шелка, и он ощутил наслаждение,
касаясь их, и стал водить рукою во все стороны, пока не достиг купола,
многоблагословенного и подвижного. И тогда он подумал:
"Может быть, этот царь двуполый и он не мужчина и не женщина?" - и
сказал: "О царь, я не нахожу у тебя того, что есть у мужчин. Что же по-
будило тебя к таким поступкам?"
И царица Будур так засмеялась, что упала навзничь, и воскликнула: "О
мой любимый, как ты скоро забыл ночи, которые мы провели вместе". И она
дала ему узнать себя, и Камар-аз-Заман узнал, что это его жена, царевна
Будур, дочь царя аль-Гайюра, владыки островов и морей. И он обнял ее, и
она обняла его, и поцеловал ее, и она поцеловала его, и они легли на ло-
же сближения и говорили друг другу такие стихи:
"И звала его я к сближению, шею гибкую
Изогнув к нему, чьи изгибы непрерывны,
И поила твердость души его ее мягкостью.
И он просьбе внял, хоть отказывал упорно,
Побоялся он, чтоб хулители его видели,
Когда явится он в кольчуге им блестящей,
Бока сетуют на бедро его, нагрузившее,
Когда ходит он, его ногу, как верблюда.
Повязался он мечом режущим очей своих,
И кольчугу он на себя надел из мрака.
Аромат его шлет благую весть, что явился он,
И бегу к нему, точно птица я из клетки.
И ланиты я подостлал в пути для подошв его,
И сурьмою праха он вылечит мне око"
Привязал я стяг обладания, обнимаясь с ним,
Непокорной я развязал узлы удачи.
И устроил праздник, и ответил мне на призыв мой
Лишь восторг один, от седых забот свободный.
И усеял месяц как звездами уста его -
Пузырьками вин, что на лике влаги пляшут.
И в михрабе [245] я наслаждения пребывал всегда
Подле той, чей дар вернет к истине ослушных,
Поклянусь чудом "Рассвета" я на лице ее:
Суру "Преданность" [246] не забуду я вовеки!"
Потом царица Будур рассказала Камар-аз-Заману обо всем, что с нею
случилось, от начала до конца, и он тоже рассказал ей обо всем, что с
ним случилось. А после этого он перешел к упрекам и спросил ее: "Что по-
будило тебя к тому, что ты сделала со мной сегодня ночью?" - а она отве-
чала: "Не взыщи с меня: я хотела лишь пошутить и увеличить веселье и
удовольствие".
Когда же настало утро и засияло светом и заблистало, царица Будур
послала к царю Арманусу, отцу царевны Хаят-ан-Нуфус, и рассказала ему об
истине и о том, что она жена Камар-аз-Замана. Она рассказала ему свою
историю и поведала о причине их разлуки и сообщила царю, что его дочь
Хаят-ан-Нуфус девственна, как была. И когда царь Арманус, владыка Эбено-
вых островов, услышал историю царицы Будур, дочери царя аль-Гайюра, он
изумился до крайней степени и приказал записать ее золотыми чернилами. А
затем он обратился к Камар-аз-Заману и спросил его: "О царевич, не хо-
чешь ли ты стать моим зятем и жениться на моей дочери Хаят-ан-Нуфус?" И
Камар-аз-Заман ответил: "Я посоветуюсь с царицей Будур: у нее надо мной
неограниченное преимущество".
И когда он спросил у нее совета, Будур сказала: "Прекрасен этот план!
Женись на ней, а я буду ее служанкой, так как она оказала мне услугу,
благодеяние, добро и милость, - тем более что мы в ее жилище и нас засы-
пали милости ее отца".
И, увидав, что царица Будур склонна к этому и у нее нет ревности к
Хаят-ан-Нуфус, Камар-аз-Заман уговорился с ней об этом деле..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести семнадцатая ночь
Когда же настала двести семнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман уговорился со своей женой, ца-
рицей Будур, об этом деле и рассказал царю Арманусу, что царица Будур
согласна и что она будет служанкой Хаят-ан-Нуфус.
И когда царь Арманус услышал от Камар-аз-Замана эти слова, он обрадо-
вался сильной радостью. А потом он вышел и сел на престол своего царства
и, призвав всех везирей, эмиров, придворных и вельмож правления, расска-
зал им историю Камар-аз-Замана и его жены, царевны Будур, с начала до
конца, и сказал, что он хочет выдать свою дочь, Хаят ан-Нуфус, за Ка-
мар-аз-Замана и сделать его султаном над ними, вместо его жены, царицы
Будур.
И все сказали: "Раз Камар-аз-Заман, оказывается, муж царицы Будур,
которая была прежде него над нами султаном (а мы думали, что он зять на-
шего царя Армануса), тогда мы все согласны, чтобы он был над нами султа-
ном, и мы будем его слугами и не выйдем из повиновения ему".
И царь Арманус обрадовался сильной радостью, а затем он призвал судей
и свидетелей и главарей царства и заключил брачный договор Камар-аз-За-
мана с его дочерью Хаят-ан-Нуфус. И после этого он устроил торжества и
объявил роскошные пиры и наградил дорогими одеждами всех эмиров и пред-
водителей войск и роздал милостыню беднякам и нищим и выпустил всех зак-
люченных. И люди обрадовались воцарению Камар-аз-Замана и стали молиться
об его вечной славе, преуспеянии, счастии и величии.
А Камар-аз-Заман, сделавшись над ними султаном, отменил пошлины [247] и
выпустил тех, кто оставался в тюрьмах, и поступал с народом достох-
вальным образом, и пребывал он со своими женами в блаженстве, радости,
довольстве и веселье, проводя у каждой жены одну ночь. И так он прожил
некоторое время, и рассеялись его заботы и печали, и забыл он своего от-
ца, царя Шахрамана, и то величие и власть, которое знавал с ним.
РАССКАЗ ОБ АЛЬ-АМДЖАНЕ АЛЬ-АСАДЕ
Аллах великий наделил Камар-азЗамана от обеих его жен двумя детьми
мужского пола, подобными двум светящим лунам. Старший из них был от ца-
рицы Будур, и звали его царь аль-Амджад, и младший - от царицы Ха-
ят-ан-Нуфус, и звали его царь аль-Асад [248], и аль-Асад был красивей сво-
его брата аль-Амджада.
И они воспитывались в величии и изнеженности и, будучи образованны,
научились чистописанию, наукам, искусству управления и верховой езде,
так что дошли до высшего совершенства и до пределов красоты и прелести,
и женщины и мужчины прельщались ими.
И стало им около семнадцати лет, и они не покидали друг друга: вместе
ели и вместе спали, не расставаясь ни в какой час и ни в какое время, и
все люди из-за этого им Завидовали. И, когда достигли они возраста мужей
и украсились совершенством, их отец, уезжая, стал сажать их поочередно в
помещении суда, и каждый из них судил людей один день.
И случилось, по неизбежному велению и заранее назначенному приговору,
что любовь к аль-Асаду, сыну Хаятан-Нуфус, запала в сердце царицы Будур,
жены его отца, а любовь к аль-Амджаду, сыну царицы Будур, запала в серд-
це Хаят-ан-Нуфус, жены его отца. И каждая из женщин стала заигрывать с
сыном другой жены и целовать его и прижимать к груди, и когда мать
мальчика видела это, она думала, что это происходит от нежности и любви
к детям. И страсть овладела сердцами женщин, и они прельстились мальчи-
ками, и каждая, когда к ней входил сын другой жены, прижимала его к гру-
ди, и ей хотелось, чтобы он с ней не расставался.
И когда эта страсть продлилась над ними и они не находили пути к
сближению, обе женщины отказались от питья и пищи и расстались со сла-
достью сна.
Вот однажды царь отправился на охоту и ловлю и приказал своим детям
сесть на его место, чтобы судить, каждому по дню, как обычно..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести восемнадцатая ночь
Когда же настала двести восемнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что царь выехал на охоту и ловлю и приказал
своим детям сесть на его место, чтобы судить, каждому по дню, как обыч-
но. И в первый день сел, чтобы судить, аль-Амджад, сын царицы Будур, и
стал приказывать, запрещать и назначать, и отставлять, и давать, и не
давать.
И царица Хаят-ан-Нуфус, мать аль-Асада, написала ему письмо, в кото-
ром старалась смягчить и показать ему, что она привязана и влюблена в
него, и поднимала завесу и осведомляла, что хочет его близости.
И взяв бумагу, она написала такие созвучия: "От несчастной влюблен-
ной, печальной, разлученной, чья юность из-за тебя скрылась и чье му-
ченье продлилось. Если бы я горе свое описала и ту печаль, что я испыта-
ла, и некую страсть переживала, и как плачу я и стенаю, себе сердце пе-
чальное разрывая, и как заботы мои сменяются и горести не прерываются, и
как я от разлуки страдаю, с тоски и горя сгорая, - право, было бы долго
в письме все это писать, и бессильны счетчики это сосчитать. Земля с не-
бом для меня тесна стала, и на других я надеяться и рассчитывать перес-
тала, и к смерти близка теперь я стала, и ужасы кончины испытала, и ве-
лико во мне пыланье и боль от разлуки и расставанья, и если б тоску свою
я описала, на это бумаги бы недостало, и от великих бед и изнуренья я
скажу такое стихотворенье:
"Коль стану описывать, какой я терплю огонь,
Недуг и любовь мою, тревогу, бессонницу,
Не хватит на всей земле ни свитков, ни перьев мне,
Чернил не останется, бумага исчезнет вся".
Потом царица Хаят-ан-Нуфус завернула эту бумагу в кусок дорогого шел-
ка, пропитанного мускусом и шафраном, и положила с нею ленты из своих
волос, которые ценностью были выше денег, а затем она завернула все это
в платок и отдала это евнуху и велела ему доставить платок царю аль-Амд-
жаду..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести девятнадцатая ночь
Когда же настала двести девятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что царица отдала платок с письмом евнуху и ве-
лела ему доставить его царю альАмджаду. И этот евнух вошел, не зная, что
