на юношу и девушку, обернулся к Маймуне и произнес такие стихи:
"Посещай любимых, и пусть бранят завистники -
Ведь против страсти помочь не может завистливый,
И Аллах не создал прекраснее в мире зрелища,
Чем влюбленные, что в одной постели лежат вдвоем.
Обнялись они, и покров согласия объемлет их,
А подушку им заменяют плечи и кисти рун"
И когда сердца заключат с любовью союз навек -
По холодному люди бьют железу, узнай, тогда,
И когда дружит хоть один с тобой, он прекрасный друг:
Проводи же жизнь ты с подобным другом и счастлив будь.
О хулящие за любовь влюбленных, возможно ли
Исправление тех, у кого душа испорчена?
О владыка мой, милосердый бог, дай нам свидеться
Перед кончиною хоть на день один, на единственный!"
Потом ифрит Кашкаш обратился к Маймуне и Дахнашу и сказал им: "Кля-
нусь Аллахом, если вы хотите истины, то я скажу, что оба они равны по
красоте, прелести, блеску и совершенству, и отличить их можно только по
полу - мужскому и женскому. Но у меня есть другой способ: разбудим одно-
го из них так, чтобы другой не знал, и тот, кто загорится любовью к сво-
ему соседу, будет ниже его по красоте и прелести". - "Это мнение пра-
вильное!" - воскликнула Маймуна, а Дахнаш сказал:
"Я согласен на это!"
И тогда Дахнаш принял образ блохи и укусил Камар-аз-Замана, и тот
вскочил со сна, испуганный..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто восемьдесят третья ночь
Когда же настала сто восемьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что Дахнаш принял образ блохи и укусил Ка-
мар-аз-Захана, и тот вскочил со сна испуганный и стал драть ногтями уку-
шенное место на шее, - так сильно оно горело. Он повернулся на бок и
увидел, что ктото лежит с ним рядом, и дыхание его ароматнее благоухаю-
щего мускуса, а тело его мягче масла, и изумился Этому до пределов изум-
ления.
И, поднявшись, он сел прямо и взглянул на то существо, которое лежало
с ним рядом, и оказалось, что это девушка, точно бесподобная жемчужина
или воздвигнутый купол, со станом как буква алиф [224], высокая ростом и
выдающейся грудью и румяными щеками, как сказал про нее поэт:
Четыре здесь для того только собраны,
Чтоб сердце мое изранить и кровь пролить
Свет лба ее и мрак ночи кудрей ее,
И розы щек, и сиянье улыбки уст,
А вот слова другого:
Являет луну и гнется она, как ива,
Газелью глядит, а дышит как будто амброй.
И будто горе любит мое сердце
И в час разлуки с ним соединится.
И Камар-аз-Заман увидел Ситт Будур, дочь царя альГайюра, и увидел ее
красоту и прелесть, когда она спала рядом с ним, и увидел на ней венеци-
анскую рубашку (а девушка была без шальвар) и на голове ее - платок, об-
шитый золотой каймой и унизанный дорогими камнями, а в ушах ее - пару
колец, светивших как звезды, и на шее - ожерелье из бесподобных жемчу-
жин, которых не может иметь ни один царь. И он посмотрел на нее глазами,
и ум его был ошеломлен.
И зашевелился в нем природный жар, и Аллах послал на него охоту к со-
итию, и юноша воскликнул про себя: "Что захотел Аллах, то будет, а чего
не хочет он, того не будет!" А потом он протянул руку к девушке и, по-
вернув ее, распустил ворот ее рубахи, и явилось ему ее тело, и он увидел
ее груди, подобные двум шкатулкам из слоновой кости, и любовь его к ней
еще увеличилась, и он почувствовал к ней великое желание.
И Камар-аз-Заман начал будить девушку, но она не просыпалась, так как
Дахнаш отяжелил ее сон. И тогда Камар-аз-Заман принялся трясти ее и ше-
велить, говоря: "О любимая, проснись и посмотри, кто я, - я Камар-азЗа-
ман!" Но девушка не пробудилась и не шевельнула головой.
И тогда Камар-аз-Заман подумал о ней некоторое время и сказал про се-
бя: "Если мое спасенье правильно, то это та девушка, на которой мой ро-
дитель хочет меня женить, а прошло уже три года, как я отказываюсь от
этого. Если хочет этого Аллах, когда придет утро, я скажу отцу: "Жени
меня на ней, чтобы я ею насладился, и все тут..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто восемьдесят четвертая ночь
Когда же настала сто восемьдесят четвертая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман сказал про себя: "Клянусь
Аллахом, я утром скажу отцу: "Жени меня на ней, чтобы я насладился!" - и
не дам пройти половине дня, как уже достигну с ней близости и буду нас-
лаждаться ее прелестью и красотой".
Потом Камар-аз-Заман наклонился к Будур, чтобы поцеловать ее. И джин-
ния Маймуна задрожала и смутилась, а ифрит Дахнаш, - тот взлетел от ра-
дости. Но затем Камар-аз-Заман, когда ему захотелось поцеловать девушку
в рот, устыдился Аллаха великого и, повернув голову, отвратил от нее ли-
цо и сказал своему сердцу: "Терпи!"
И он подумал про себя и сказал: "Я подожду, чтобы не оказалось, что
мой отец, когда разгневался на меня я заточил меня в этом месте, привел
ко мне эту девушку и велел ей спать со мной рядом, желая испытать меня
ею. Он, может быть, научил ее, чтобы, когда я стану ее будить, она не
спешила проснуться, и сказал ей: "Что бы ни сделал с тобой Камар-аз-За-
ман, - расскажи мне".
Или мой отец стоит где-нибудь, спрятавшись, чтобы смотреть на меня,
когда я его не вижу, и видит все, что я делаю с этой девушкой, а утром
он будет меня бранить и скажет мне: "Как ты говоришь: "Нет мне охоты же-
ниться!" - а сам целовал эту девушку и обнимал ее?" Я удержу свою душу,
чтобы не раскрылось мое сердце отцу, и правильно будет мне не касаться
сейчас этой девушки и не смотреть на нее. Но только я возьму у нее
что-нибудь, что будет у меня залогом и воспоминанием о ней, чтобы между
нами остался какой-нибудь знак".
Потом Камар-аз-Заман поднял руку девушки и снял с ее маленького
пальца перстень, который стоил много денег, так как камень его был из
великих драгоценностей, и вокруг него были вырезаны такие стихи:
Не подумайте, что забыть я мог обещании;
Сколько времени вы бы ни были в отдалении
Господа мои, будьте щедрыми, будьте кроткими;
Целовать смогу я уста, быть может, и щеки вам.
Но клянусь Аллахом, уйти от вас не моту уж я,
Даже если бы перешли предел вы любви моей.
Потом Камар-аз-Заман снял этот перстень с маленького пальца царевны
Будур и надел его на свой маленький палец, а затем он довернул к девушке
спину и заснул.
И, увидя это, джинния Маймуна обрадовалась и сказала Дахнашу и Кашка-
шу: "Видели ли вы, какую мой возлюбленный Камар-аз-Заман проявил воздер-
жанность с этой девушкой? Вот как совершенны его достоинства! Посмотри,
как он взглянул на эту девушку с ее красотой и прелестью - и не поцело-
вал ее и не обнял и не протянул к ней руки, - напротив, он повернул к
ней спину и заснул". - "Да, мы видели, какое он проявил совершенство", -
сказали они.
Тогда Маймуна превратилась в блоху и, проникнув в одежды Будур, воз-
любленной Дахнаша, прошла по ее ноге, дошла до бедра и, пройдя под пуп-
ком расстояние в четыре кирата [225], укусила девушку.
И та открыла глаза и, выпрямившись, села прямо и увидела юношу, кото-
рый спал рядом с ней и храпел во сне, и был он из лучших созданий Аллаха
великого, и глаза его смущали прекрасных гурий, а слюна его была сладка
на вкус и полезнее терьяка [226]. Рот сто походил на печать Судеймана [227],
его уста были цветом как коралл, и щеки подобны цветам анемона, как ска-
зал кто-то в таких стихах:
Утешился я, забыв Навар или Зейнаб
Для мирты пушка его вод розой ланиты;
Люблю газеленка я, одетого в курточку,
И нет уж любви во мне для тех, кто в браслетах.
Мой друг и в собраниях и в уединении
Не тот, что дружит со мной в домашнем покое.
Хулящий за то, что я и Зейнаб в Хинд забыл, -
Блестит, как заря в пути, моя невиновность.
Согласен ли ты, чтоб в плен повал я ко пленнице,
Живущей, как в крепости, за прочной стеною.
И когда царевна Будур увидела
Камар-аз-Замана, ее охватили безумие, любовь и страсть."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто восемьдесят пятая ночь
Когда же настала сто восемьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что когда царевна Будур увидела Камар-аз-Зама-
на, ее охватили безумие, любовь и страсть, и она воскликнула про себя:
"О позор мне: этот юноша - чужой, и я его не знаю! Почему он лежит рядом
со мною на одной постели?"
Потом она взглянула на него второй раз и всмотрелась в его красоту и
прелесть и воскликнула: "Клянусь Аллахом, это красивый юноша, и моя пе-
чень едва не разрывается от любви к нему! О, позор мой с ним! Клянусь
Аллахом, если бы я знала, что это тот юноша, который сватал меня у отца,
я бы его не отвергла, но вышла бы за него замуж и насладилась бы его
прелестью". И она посмотрела ему в лицо и сказала: "О господин мой, о
свет моего глаза, пробудись от сна и воспользуйся моей красотой и пре-
лестью!"
И потом она пошевелила его руку, но джинния Маймуна опустила над ним
крылья и сделала сон его непробудным, и Камар-аз-Заман не проснулся. А
царевна Будур принялась его трясти, говоря ему; "Заклинаю тебя жизнью,
послушайся меня, пробудись от сна и взгляни на нарцисс и на зелень. Нас-
ладись моим животом и пупком, играй со мной и дразни меня от этой минуты
до утра. Заклинаю тебя Аллахом, встань, господин, обопрись на подушку и
не спи!"
Но Камар-аз-Заман не дал ей ответа, а, напротив, захрапел во сне, и
девушка воскликнула: "Ой, ой, ты гордишься своей красотой, прелестью,
изяществом и нежностью, но как ты красив, так и я тоже красива! Что же
ты делаешь? Разве они тебя научили от меня отворачиваться, или мой отец,
скверный старик, тебя научил и не позволил тебе и взял с тебя клятву,
что ты не заговоришь со мной сегодня ночью?"
Но Камар-аз-Заман не раскрыл рта и не проснулся, и девушка еще больше
его полюбила, и Аллах вдохнул в ее сердце любовь к Камар-аз-Заману. Она
посмотрела на него взглядом, оставившим в ней тысячу вздохов, и сердце
ее Забилось, и внутри нее все затрепетало, и члены ее задрожали. И она
сказала Камар-аз-Заману: "Скажи мне чтонибудь, о мой любимый, поговори
со мной, о возлюбленный, ответь мне и скажи, как тебя зовут. Ты похитил
мой разум!"
Но при всем этом Камар-аз-Заман был погружен в сон и не отвечал ей ни
слова, и царевна Будур вздохнула и сказала: "Ой, ой, как ты чванишься!"
А потом она стала его трясти и повернула его руку и увидела свой
перстень на его маленьком пальце, и тогда она издала крик, сопровождая
его ужимками, и воскликнула: "Ах, ах! Клянусь Аллахом, ты мой возлюблен-
ный и любишь меня. И похоже, что ты отворачиваешься от меня из чванства,
хотя ты, мой любимый, пришел ко мне, когда я спала (и я не знаю, что ты
со мной делал), и взял мой перстень, но я не сниму моего перстня с твое-
го пальца!"
И она распахнула ворот его рубашки и, склонившись к нему, поцеловала
его, а затем она протянула к нему руку, чтобы поискать и посмотреть, нет
ли на нем чегонибудь, что она могла бы взять. Но она ничего не нашла и
опустила руку ему на грудь, и рука ее скользнула к животу, так мягко бы-
ло его тело, а потом она опустила руку к пупку и попала на его срамоту.
И сердце девушки раскололось, и душа ее затрепетала, и поднялась в ней
страсть, так как страсть женщин сильнее, чем страсть мужчин, и девушка
смутилась.
А потом она сняла перстень Камар-аз-Замана с его пальца и надела его
себе на палец вместо своего перстня, и поцеловала Камар-аз-Замана в ус-
та, и поцеловала ему руки, и не оставила на нем места, которого бы не
поцеловала. И после этого она придвинулась к нему и взяла его в объятия
и обняла его и положила одну руку ему под шею, а другую под мышку и, об-
няв его, заснула с ним рядом..."
