ха, прошу тебя, не принуждай меня к браку и не думай, что я женюсь ког-
да-либо в моей жизни, так как я читал книги древних и недавно живших и
осведомлен о том, какие их постигли от женщин искушения, бедствия и
беспредельные козни, и о том, что рассказывают про их хитрости. А как
прекрасны слова поэта:
Распутницей кто обманут,
Тому не видать свободы,
Хоть тысячу он построит
Покрытых железом замков.
Ведь строить их бесполезно,
И крепости не помогут,
И женщины всех обманут -
Далеких так же, как близких,
Они себе красят пальцы
И в косы вплетают ленты
И веки чернят сурьмою,
И пьем из-за них мы горесть,
А как прекрасны слова другого:
Право, женщины, если даже звать к воздержанию их, -
Кости мертвые, что растерзаны хищным ястребом.
Ночью речи их и все тайны их тебе отданы,
А наутро ноги и руки их не твои уже.
Точно хан [210] они, где ночуешь ты, а с зарей - в пути,
И не знаешь ты, кто ночует в нем, когда нет тебя".
Услышав от своего сына Камар-аз-Замана эти слова и поняв эти нанизан-
ные стихи, царь Шахраман не дал ему ответа вследствие своей крайней люб-
ви к нему и оказал ему еще большую милость и уважение.
И собрание разошлось в тот же час, и, после того как собрание было
распущено, царь позвал своего везиря и уединился с ним и сказал ему: "О
везирь, поведай мне, как мне поступить с моим сыном Камар-аз-Заманом,
как женить его..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто семьдесят вторая ночь
Когда же настала сто семьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что царь потребовал к себе везиря и уединился с
ним и сказал ему: "О везирь, скажи мне, как мне поступить с моим сыном
Камар-аз-Заманом. Я спросил у тебя совета насчет его брака, и это ты мне
посоветовал его женить, прежде чем я сделаю его султаном. Я говорил с
сыном о браке много раз, но он не согласился со мною; посоветуй же мне
теперь, о везирь, что мне делать?" - "О царь, - ответил везирь, - потер-
пи еще год, а потом, когда ты захочешь заговорить с твоим сыном об этом
деле, не говори тайком, но заведи с ним речь в день суда, когда все ве-
зири и эмиры будут присутствовать и все войска будут стоять тут же. И
когда эти люди соберутся, пошли в ту минуту за твоим сыном Камар-аз-За-
маном и вели ему явиться, а когда он явится, скажи ему о женитьбе в при-
сутствии везирей и вельмож и обладателей власти. Он обязательно устыдит-
ся и не сможет тебе противоречить в их присутствии".
Услышав от своего везиря эти слова, царь Шахраман обрадовался великою
радостью и счел правильным его мнение и наградил его великолепным
платьем. И царь Шахраман не говорил со своим сыном Камар-аз-Заманом год
о женитьбе. И с каждым днем из дней, что проходили над ним, юноша стано-
вился все более красив, прекрасен, блестящ и совершенен, и достиг он
возраста близкого к двадцати годам, и Аллах облачил его в одежду прелес-
ти и увенчал его венцом совершенства. И око его околдовывало сильнее,
чем Харут [211], а игра его взора больше сбивала с пути, чем Тагут [212].
Его щеки сияли румянцем, и веки издевались над острорежущим, а белизна
его лба говорила о блестящей луне, и чернота волос была подобна мрачной
ночи. Его стан был тоньше летучей паутинки, а бедра тяжелее песчаного
холма; вид его боков возбуждал горесть, и стан его сетовал на тяжесть
бедер, и прелести его смущали род людской, как сказал о нем кто-то из
поэтов в таких стихах:
Я щекой его и улыбкой уст поклянусь тебе
И стрелами глаз, оперенными его чарами"
Клянусь мягкостью я боков его, острием очей,
Белизной чела и волос его чернотой клянусь.
И бровями теми, что сон прогнали с очей моих,
Мною властвуя запрещением и велением,
И ланиты розой и миртой нежной пушка его,
И улыбкой уст и жемчужин рядом во рту его,
И изгибом шеи и дивным станом клянусь его,
Что взрастил гранатов плоды своих на груди его,
Клянусь бедрами, что дрожат всегда, коль он движется,
Иль спокоен он, клянусь нежностью я боков его;
Шелковистой кожей и живостью я клянусь его,
И красою всей, что присвоена целиком ему,
И рукой его, вечно щедрою, и правдивостью
Языка его, и хорошим родом, и знатностью.
Я клянусь, что мускус, дознаться коль, - аромат его,
И дыханьем амбры нам веет ветер из уст его.
Точно так же солнце светящее не сравнится с ним,
И сочту я месяц обрезком малым ногтей его".
И затем царь Шахраман слушал речи везиря еще год, пока не случился
день праздника..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто семьдесят третья ночь
Когда же настала сто семьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что царь Шахраман послушался совета везиря и
ждал еще год, пока не случился день праздника. И пришел день суда, и зал
собраний царя наполнился тогда эмирами, везирями, вельможами царства и
воинами и людьми власти, а затем царь послал За своим сыном Камар-аз-За-
маном, и тот, явившись, три раза поцеловал землю меж рук своего отца и
встал перед ним, заложив руки за спину.
И его отец сказал ему: "Знай, о дитя мое, что я послал за тобой и ве-
лел тебе на сей раз явиться в это собрание, где присутствуют перед нами
все вельможи царства, только для того, чтобы дать тебе одно приказание,
насчет которого ты мне не прекословь. А именно: ты женишься, ибо я желаю
женить тебя на дочери какого-нибудь царя и порадоваться на тебя прежде
моей смерти".
Услышав это от своего отца, Камар-аз-Заман опустил ненадолго голову к
земле, а затем поднял голову к отцу, и его охватили в эту минуту безумие
юности и глупость молодости, и он воскликнул: "Что до меня, то я никогда
не женюсь, хотя бы мне пришлось испить чаши гибели, а что касается тебя,
то ты старец великий по годам, но малый по уму! Разве ты не спрашивал
меня о браке раньше сегодняшнего дня уже дважды, кроме этого раза, а я
не соглашался на это?"
Потом Камар-аз-Заман разъединил руки, заложенные за спину, и засучил
перед своим отцом рукава до локтей, будучи гневен, и сказал своему отцу
много слов, и сердце его волновалось, и его отец смутился, и ему стало
стыдно, так как это случилось перед вельможами его царства и воинами,
присутствовавшими на празднике. А потом царя Шахрамана охватила ярость
царей, и он закричал на своего сына, так что устрашил его, и крикнул не-
вольникам, которые были перед ним, и сказал им: "Схватите его!"
И невольники побежали к царевичу, обгоняя друг друга, и схватили его
и поставили перед его отцом, и тот приказал скрутить ему руки, и Ка-
мар-аз-Замана скрутили и поставили перед царем, и он поник головой от
страха и ужаса, и его лоб и лицо покрылись жемчугом испарины, и сильное
смущение и стыд охватили его.
И тогда отец стал бранить и ругать его и воскликнул: "Горе тебе, о
дитя прелюбодеяния и питомец бесстыдства! Как может быть таким твой от-
вет мне перед моей стражей и воинами! Но тебя еще до сих пор никто не
проучил..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто семьдесят четвертая ночь
Когда же настала сто семьдесят четвертая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что царь Шахраман сказал своему сыну Ка-
мар-аз-Заману: "Как может быть таким твой ответ мне перед моей стражей и
воинами! Но тебя еще до сих пор никто не проучил! Разве ты не знаешь,
что если бы поступок, который совершен тобою, исходил от простолюдина из
числа простых людей, Это было бы с его стороны очень гадко?"
Потом царь велел своим невольникам развязать скрученного Камар-аз-За-
мана и заточить его в одной из башен крепости. Тогда его взяли и отвели
в древнюю башню, где была разрушенная комната, а посреди комнаты был
развалившийся старый колодец. И комнату подмели и вытерли там пол и пос-
тавили в ней для Камар-азЗамана ложе, а на ложе ему постлали матрас и
коврик и положили подушку и принесли большой фонарь и свечу, так как в
этой комнате было темно днем.
А затем невольники ввели Камар-аз-Замана в это помещение и у дверей
комнаты поставили евнуха. И Камараз-Заман поднялся на ложе, с разбитым
сердцем и печальной душой, и он упрекал себя и раскаивался в том, что
произошло у него с отцом, когда раскаяние было ему бесполезно. "Прокля-
ни, Аллах, брак и девушек и обманщиц женщин! - воскликнул он. - О, если
бы я послушался моего отца и женился! Поступи я так, мне было бы лучше,
чем в этой тюрьме".
Вот что было с Камар-аз-Заманом. Что же касается его отца, то он пре-
бывал на престоле своего царства остаток дня, до времени заката, а затем
уединился с везирем и сказал ему: "Знай, о везирь, ты был причиной всего
того, что произошло между мной и моим сыном, так как ты посоветовал мне
то, что посоветовал. Что же ты посоветуешь мне делать теперь?" - "О
царь, - ответил ему везирь, - оставь твоего сына в тюрьме на пятнадцать
дней, а потом призови его к себе и вели ему жениться: он не будет тебе
больше противоречить..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто семьдесят пятая ночь
Когда же настала сто семьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что везирь сказал царю Шахраману: "Оставь твоего
сына в тюрьме на пятнадцать дней, а потом призови его к себе и вели ему
жениться: он не будет тебе больше противоречить".
И царь последовал совету везиря. Он пролежал эту ночь с сердцем, за-
нятым мыслью о сыне, так как любил его великой любовью, ибо не было у
него другого ребенка. А к царю Шахраману всякую ночь приходил сон только
тогда, когда он клал руку под голову своему сыну Камар-аз-Заману. И царь
провел эту ночь с умом расстроенным из-за сына, и он ворочался с боку на
бок, точно лежал на углях дерева - гада [213], и его охватило беспо-
койство, и сон не брал его всю эту ночь. И глаза его пролили слезы, и он
произнес такие стихи:
"Долга надо мною ночь, а сплетники дремлют.
"Довольно тебе души, разлукой смущенной, -
Я молвил (а ночь моя еще от забот длинней), -
Ужель не вернешься ты, сияние утра? -
И слова другого:
Как заметил я, что Плеяд глаза сном смежаются,
И укрылся звезда Севера дремотой,
А Медведица в платье горести обнажила лик, -
Тотчас понял я, что свет утренний скончался",
Вот что было с царем Шахраманом. Что же касается Камар-аз-Замана, то
когда пришла к нему ночь, евнух подал ему фонарь, зажег для него свечу и
вставил ее в подсвечник, а потом он подал ему кое-чего съестного, и Ка-
мар-аз-Заман немного поел. И он принялся укорять себя за то, что был не-
вежой по отношению к отцу, и сказал своей душе: "О душа, разве ты не
знаешь, что сын Адама - заложник своего языка и что именно язык человека
ввергает его в гибель?"
А потом глаза его пролили слезы, и он заплакал о том, что совершил. С
болящей душой и расколовшимся сердцем он до крайности раскаивался в том,
как он поступил по отношению к отцу, и произнес:
"Знай: смерть несут юноше оплошности уст его,
Хотя не погибнет муж, оплошно ступив ногой,
Оплошность из уст его снесет ему голову,
А если споткнется он, - здрав будет со временем",
А когда Камар-аз-Заман кончил есть, он потребовал, чтобы ему вымыли
руки, и невольник вымыл ему руки после еды, и затем Камар-аз-Заман под-
нялся и совершил предзакатную и ночную молитву [214] и сел..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто семьдесят шестая ночь
Когда же настала сто семьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман, сын царя Шахрамана, совер-
шил предзакатную и ночную молитву и сидел на ложе, читая Коран. Он про-
чел главы "О корове", "Семейство Имрана", "Я-Син", "Ар-Рахман", "Благос-
ловенна власть", "Чистосердечие" и "Главы-охранительницы" и закончил мо-
