тебе зеркало и засунула его в кошель, она говорит тебе: когда нырнет в
темноту солнце; а опустив волосы на лицо, она сказала: когда придет ночь
и опустится темный мрак и покроет свет дня - приходи. А ее Знак горшком
с цветами говорит: когда придешь, войди в сад за переулком; а знак све-
чою означает: когда войдешь в сад, жди там; и где найдешь горящий све-
тильник, туда и отправляйся, и садись возле него, и жди меня: поистине,
любовь к тебе меня убивает".
И, услышав слова дочери моего дяди, я воскликнул от чрезмерной страс-
ти и сказал: "Сколько ты еще будешь обещать и я стану ходить к ней, не
достигая цели? Я не вижу в твоем объяснении правильного смысла!"
И дочь моего дяди засмеялась и сказала: "У тебя должно остаться тер-
пения лишь на то, чтобы вытерпеть остаток этого дня, пока день не повер-
нет на закат и не придет ночь с ее мраком, и тогда ты насладишься едине-
нием и осуществлением надежд, и это - слова истины без лжи. - И она про-
изнесла такое двустишие:
Всех дней складки - пусть расправятся,
И в дома забот не ставь ноги.
Скольких дел нам не легко достичь,
Но за ними близок счастья миг".
И потом она подошла ко мне и стала утешать меня мягкими речами, но не
осмеливалась принести мне какойнибудь еды, боясь, что я на нее рассер-
жусь, и не надеялась она, что я склонюсь к ней. Она только хотела подой-
ти ко мне и снять с меня платье, а потом она сказала мне: "О сын моего
дяди, сядь, я расскажу тебе что-нибудь, что займет тебя до конца дня; и
если захочет Аллах великий, не придет еще ночь, как ты уже будешь подле
твоей любимой".
Но я не стал смотреть на нее и принялся ждать прихода ночи и говорил:
"Господи, ускорь приход ночи!" А когда пришла ночь, моя двоюродная сест-
ра горько заплакала и дала мне зернышко чистого мускуса и сказала: "О
сын моего дяди, положи это зернышко в рот [180] и когда ты встретишься со
своей любимой и удовлетворишь с нею свою нужду и она разрешит тебе то,
что ты желаешь, скажи ей такой стих:
О люди влюбленные, Аллахом молю сказать,
Что сделает молодец, коль сильно полюбит он?"
А потом она поцеловала меня и заставила поклясться, что я произнесу
этот стих из стихотворения, только когда буду выходить от этой женщины;
и я отвечал: "Слушаю и повинуюсь". И я вышел вечерней порой, и пошел, и
шел до тех пор, пока не достиг сада. И я нашел его ворота открытыми, и
вошел, и увидел вдали свет, и направился к нему; и, дойдя до него, я
увидел большое помещение со сводом, над которым был купол из слоновой
кости и черного дерева, и светильник был подвешен посреди купола. А по-
мещение устлано было шелковыми коврами, шитыми золотом и серебром, и тут
была большая горящая свеча в подсвечнике из золота, стоявшая под све-
тильником, а посредине помещения был фонтан с разными изображениями, а
рядом с фонтаном - скатерть, покрытая шелковой салфеткой, подле которой
стояла большая фарфоровая кружка, полная вина, и хрустальный кубок, ук-
рашенный золотом. А возле всего этого стоял большой закрытый серебряный
поднос. И я открыл его и увидел на нем всевозможные плоды: фиги, грана-
ты, виноград, померанцы, лимоны и апельсины; и между ними были разные
цветы: розы, жасмины, мирты, шиповник и нарциссы и всякие благовонные
растения.
И я обезумел при виде этого помещения и обрадовался крайней радостью,
и моя забота и горесть прекратились, но только я не нашел там ни одной
твари Аллаха великого..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто шестнадцатая ночь
Когда же настала сто шестнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что юноша говорил Тадж-аль-Мулуку: "И я обезумел при
виде этого помещения и обрадовался крайней радостью, но только я не на-
шел там ни одной твари Аллаха великого и не видел ни раба, ни невольницы
и никого, кто бы заботился обо всем этом или сохранял эти вещи. И я си-
дел в этом покое, ожидая прихода моей любимой, пока не прошел первый час
ночи, и второй час, и третий - а она не приходила. И во мне усилились
муки голода, так как я некоторое время не ел пищи из-за сильной любви; и
когда я увидел это место и мне стало ясно, что дочь моего дяди правильно
поняла знаки моей возлюбленной, я отдохнул душою и почувствовал муки го-
лода. И возбудили во мне желание запахи кушаний, бывших на скатерти,
когда я пришел в это место, и душа моя успокоилась относительно единения
с любимой, и захотелось мне поесть. Я подошел к скатерти и поднял покры-
вало и увидел посередине ее фарфоровое блюдо с четырьмя подрумяненными
курицами, облитыми пряностями, а вокруг блюда стояли четыре тарелки: од-
на с халвой, другая с гранатными зернышками, третья с баклавой [181] и четвер-
тая с пышками, и на этих тарелках было и сладкое и кислое. И я поел пы-
шек и съел кусочек мяса и, принявшись за баклаву, съел немного и ее, а
потом я обратился к халве и съел ее ложку, или две, или три, или четыре,
и съел немного курятины и кусок хлеба. И тогда мой живот наполнился, и
суставы у меня расслабли, и я слишком размяк, чтобы не спать, и положил
голову на подушку, вымыв сначала руки, и сон одолел меня, и я не знаю,
что случилось со мной после этого. И я проснулся только тогда, когда ме-
ня обжег жар солнца, так как я уже несколько дней не вкушал сна; и,
проснувшись, я нашел у себя на животе соль и уголь. Я встал на ноги и
стряхнул одежду и повернулся направо и налево, но не увидел никого, и
оказалось, что я лежал на мраморных плитах, без постели, и я смутился
умом и огорчился великим огорчением, и слезы побежали у меня по щекам, и
я опечалился о самом себе. И, поднявшись, я отправился домой, и когда
пришел туда, то увидел, что дочь моего дяди ударяет рукой в грудь и пла-
чет, проливая слезы и соперничая с облаками, что льют дождь, и она гово-
рила такие стихи:
"Дует ветер из мест родных, тихо вея;
И дыханьем любовь в душе взволновал он.
Ветер с востока! Пожалуй к нам поскорее!
Всем влюбленным удел есть свой и удача.
Коль могла бы обнять тебя - обняла бы,
Как влюбленный любимой стан обнимает.
Коль не вижу я брата лик, пусть отнимет
Жизни радость совсем Аллах, и довольно.
Если бы знать мне, растаяло ль его сердце,
Как мое, от огня любви пламенея,
А увидев меня, она поспешно встала и вытерла слезы, и обратилась ко
мне с мягкой речью, и сказала: "О сын моего дяди, ты охвачен любовью, и
Аллах был к тебе милостив, внушив той, кого ты любишь, любовь к тебе, а
я в слезах и в горе из-за разлуки с тобой. Кто меня упрекнет и кто оп-
равдает? Но Аллах да не взыщет с тебя из-за меня!"
Потом она улыбнулась мне и, сняв с меня одежду, расправила ее и ска-
зала: "Клянусь Аллахом, это не запах того, кто наслаждался со своею лю-
бимой! Расскажи же мне, что с тобой случилось, о сын моего дяди!" И я
рассказал ей обо всем, что случилось со мною, и она второй раз улыбну-
лась гневной улыбкой и воскликнула: "Поистине, мое сердце полно боли!
Пусть не живет тот, кто делает тебе больно! Эта женщина сильно превозно-
сится над тобою, и, клянусь Аллахом, о сын моего дяди, я боюсь для тебя
зла от нее. Знай, о сын моего дяди, объяснение соли такое: ты потонул во
сне и похож на скверное кушанье, отвратительное для души, и тебя следует
посолить, чтобы ты не был извергнут обратно. Ты объявляешь себя благо-
родным влюбленным, а сон для влюбленных запретен, и твои притязания на
любовь лживы. Но и ее любовь к тебе тоже лживая, так как, увидя, что ты
спишь, она не разбудила тебя; если бы ее любовь была искренна, она бы,
наверное, тебя разбудила. А что до угля, то объяснение этого знака та-
кое: очерни Аллах твое лицо, раз ты ложно объявил себя любящим; ты - мо-
лодое дитя, и у тебя только и заботы, что поесть, попить да поспать. Вот
объяснение ее знаков, да освободит тебя от нее великий Аллах!"
Услышав эти слова, я ударил себя рукою в грудь и воскликнул: "Клянусь
Аллахом, это и есть истина, так как я спал, а возлюбленные не спят! Я
сам себе обидчик, и больше всего повредили мне сон и еда! Что теперь бу-
дет?"
И я сильно заплакал и сказал дочери моего дяди: "Укажи мне, что сде-
лать, и пожалей меня - пожалеет тебя Аллах! - иначе я умру". А дочь мое-
го дяди любила меня великой любовью..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто семнадцатая ночь
Когда же настала сто семнадцатая ночь, она сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша говорил Тадж-аль-Мулуку:
"И я сказал дочери моего дяди: "Укажи мне, что сделать, и пожалей меня -
пожалеет тебя Аллах!" А она любила меня великой любовью, и ответила: "На
голове и на глазах! Но только, о сын моего дяди, я много раз говорила
тебе: если бы я могла входить и выходить, я бы, наверное, свела тебя с
нею в ближайшее время и накрыла бы вас своим подолом, и я поступаю с то-
бою так лишь для того, чтобы ты был доволен. Если захочет Аллах великий,
я не пожалею крайних усилий, чтобы свести вас; послушай же моих слов и
повинуйся моему приказу. Иди в то самое место и сиди там, а когда будет
время вечера, сядь там же, где ты сидел, и остерегайся что-нибудь
съесть, так как пища навлекает сон. Берегись же заснуть; она придет к
тебе только после того, как минует четверть ночи, да избавит Аллах тебя
от ее зла!"
Услышав эти слова, я обрадовался и стал молиться Аллаху, чтобы прошла
ночь, а когда ночь прошла, я хотел уходить, и дочь моего дяди сказала
мне: "Если встретишься с нею, скажи ей тот прежний стих, когда будешь
уходить". И я ответил: "На голове и на глазах!" - и вышел и пошел в сад,
и увидел, что помещение убрано так, как я видел в первый раз, и там было
все, что нужно из кушаний, закусок и напитков, цветов и прочего. Я под-
нялся в это помещение и почувствовал запах кушаний, и моей душе захоте-
лось их, и я удерживал ее несколько раз, но не мог удержать. И я встал
и, подойдя к скатерти, сиял покрывало и увидел блюдо кур, вокруг которо-
го были четыре тарелки кушаний четырех сортов. И я съел по кусочку от
каждого кушанья, и съел немного халвы и кусок мяса, и выпил шафранной
подливки, которая мне понравилась, и я пил ее много, черпая ложкой, пока
не насытился и не наполнил себе живот. А после этого мои веки опусти-
лись, и, взяв подушку, я положил ее под голову, думая: "Может быть, я
прилягу на нее и не засну". Но глаза мои сомкнулись, и я заснул и не
проснулся раньше, чем взошло солнце; и я нашел у себя на животе иг-
ральную кость, палочку для игры в таб, финиковую косточку и семечко
сладкого рожка. И в помещении не было никакой подстилки или чего-либо
другого, и казалось, что там ничего не было.
И я встал, стряхнул с себя все это, и вышел рассерженный, и шел, пока
не дошел до дому. И я увидел, что дочь моего дяди испускает глубокие
вздохи и говорит такие стихи:
"Худ я телом, и ранено мое сердце,
И струятся вдоль щек моих слез потоки,
И любимый упорен так в обвиненьях,
Но прекрасный что сделает-то прекрасно.
О сын дяди! Наполнил ты страстью сердце, -
Мои очи от горьких слез заболели".
И я начал бранить дочь моего дяди и ругать ее, и она заплакала, а по-
том вытерла слезы и, подойдя ко мне, поцеловала меня и стала прижимать
меня к груди, а я отстранялся от нее и укорял себя.
"О сын моего дяди, - сказала она мне, - ты, кажется, заснул сегодня
ночью". И я отвечал ей: "Да, а проснувшись, я нашел игральную кость, па-
лочку для игры в таб, финиковую косточку и семечко сладкого рожка, и я
не Знаю, почему она так сделала". И я заплакал и, обратившись к Азизе,
сказал: "Растолкуй мне, на что она указывает этими знаками, и скажи, что
мне делать. Помоги мне в том, что со мной случилось!" - "На голове и на
глазах! - сказала она. - Палочкой от таба, которую она положила тебе на
