его своим собственным способом: срезал только колосья и уносил с поля в
большой корзине. Когда все было собрано, я перетер колосья руками, чтобы
отделить шелуху от зерна, и в результате из одной осьмушки бушеля семян
каждого сорта получил около двух бушелей риса и два с половиной бушеля
ячменя (конечно, по приблизительному расчету, так как у меня не было
мерки).
Урожай был очень хороший, и такая удача окрылила меня. Теперь я мог
надеяться, что через несколько лет у меня будет постоянный запас хлеба.
Но вместе с тем предо мною возникли и новые затруднения. Как без мельни-
цы, без жерновов превратить зерно в муку? Как просеять муку? Как выме-
сить из муки тесто? Как, наконец, испечь хлеб? Ничего этого я не умел.
Поэтому я решил не трогать урожая и оставить все зерно на семена, а тем
временем, до следующего посева, приложить все усилия к тому, чтобы раз-
решить главную задачу, то есть изыскать способ превращать зерно в пече-
ный хлеб.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Робинзон изготовляет посуду
Когда шел дождь и нельзя было выйти из дому, я между делом учил свое-
го попугая говорить. Это очень забавляло меня.
После нескольких уроков он уже знал свое имя, а потом, хотя и не ско-
ро, научился довольно громко и четко произносить его.
"Попка" было первое слово, какое я услышал на острове из чужих уст.
Но разговоры с Попкой были для меня не работой, а подспорьем в рабо-
те. В то время у меня было очень важное дело. Давно уже я ломал голову
над тем, как изготовить глиняную посуду, в которой сильно нуждался, но
ничего не мог придумать: не было подходящей глины.
"Только бы найти глину, - думал я, - и мне будет очень нетрудно выле-
пить что-нибудь вроде горшка или миски. Правда, и горшок и миску нужно
будет обжечь, но ведь я живу в жарком климате, где солнце горячее всякой
печи. Во всяком случае, моя посуда, просохнув на солнце, станет доста-
точно крепкой. Ее можно будет брать в руки, можно будет держать в ней
зерно, муку и вообще все сухие запасы для предохранения их от сырости.
И я решил, что, как только найду подходящую глину, вылеплю несколько
больших кувшинов для зерна. О такой глиняной посуде, в которой можно бы-
ло бы стряпать, я пока и не помышлял.
Читатель, несомненно, пожалел бы меня, а может быть, и посмеялся бы
надо мною, если бы я рассказал ему, как неумело я приступал к этой рабо-
те, какие нелепые, неуклюжие, безобразные вещи выходили у меня на первых
порах, сколько моих изделий разваливалось оттого, что глина была недос-
таточно круто замешана и Не выдерживала собственной тяжести. Одни горшки
у меня потрескались, так как я поторопился выставить их на солнце, когда
оно жгло слишком сильно; другие рассыпались на мелкие части еще до про-
сушки, при первом прикосновении к ним.
Два месяца я трудился не разгибая спины. Много труда ушло у меня на
то, чтобы найти хорошую гончарную глину, накопать ее, принести домой,
обработать, и все же после долгих хлопот у меня получились всего только
две уродливые глиняные посудины, потому что назвать их кувшинами было
никак невозможно.
Но все-таки это были очень полезные вещи. Я сплел из прутьев две
большие корзины и, когда мои горшки хорошо высохли и затвердели на солн-
це, осторожно приподнял их один за другим и каждый поставил в корзину.
Все пустое пространство между посудиной и корзиной я для большей сохран-
ности заполнил рисовой и ячменной соломой. Эти первые горшки предназна-
чались покуда для хранения сухого зерна. Я боялся, что они отсыреют, ес-
ли я буду держать в них влажные продукты. Впоследствии я предполагал
хранить в них муку, когда я найду способ размалывать мое зерно.
Крупные изделия из глины вышли у меня неудачными. Гораздо лучше уда-
валась мне выделка мелкой посуды: маленьких круглых горшочков, тарелок,
кувшинчиков, кружек, чашек и тому подобных вещей. Мелкие вещи легче ле-
пить; кроме того, они ровнее обжигались на солнце и потому были более
прочными.
Но все же моя главная задача оставалась невыполненной. Мне нужна была
такая посуда, в которой можно было бы стряпать: она должна была выдержи-
вать огонь и не пропускать воду, а для этого сделанные мною горшки не
годились.
Но вот я как-то развел большой огонь, чтобы испечь на угольях мясо.
Когда оно испеклось, я хотел загасить уголья и нашел между ними случайно
попавший в огонь черепок от разбившегося глиняного кувшина. Черепок рас-
калился, стал красен, как черепица, и затвердел, как камень. Я был при-
ятно удивлен этим открытием.
"Если глиняный черепок так затвердел от огня, то, значит, с таким же
успехом можно обжигать на огне и глиняную посуду", - решил я.
Я думаю, ни один человек в мире не испытывал такой радости по столь
ничтожному поводу, какую испытал я, когда убедился, что мне удалось из-
готовить горшки, которые не боятся ни воды, ни огня.
Я едва мог дождаться, когда мои горшки остынут, чтобы можно было на-
лить в один из них воды, поставить снова на огонь и сварить в нем мясо.
Горшок оказался отличный. Я сварил себе из козлятины очень хороший
бульон, хотя, конечно, если бы положить в него капусты и луку да запра-
вить овсяной мукой, он вышел бы еще лучше.
Теперь я стал думать о том, как сделать каменную ступку, чтобы разма-
лывать или, вернее, толочь в ней зерно; ведь о таком замечательном про-
изведении искусства, как мельница, не могло быть и речи: одной паре че-
ловеческих рук было не под силу выполнить подобную работу.
Но сделать ступку было тоже не так-то просто: в ремесле каменотеса я
был таким же круглым невеждой, как и во всех остальных, и, кроме того, у
меня не было инструментов. Не один день потратил я на поиски подходящего
камня, но ничего не нашел. Тут нужен был очень твердый камень и притом
достаточно большой, чтобы в нем можно было выдолбить углубление.
На моем острове были утесы, но ни от одного из них я при всех усилиях
не мог отколоть обломка подходящих размеров. К тому же для ступки этот
хрупкий, пористый камень из породы песчаников все равно не годился: под
тяжелым пестом он стал бы непременно крошиться, и в муку попадал бы пе-
сок.
Таким образом потеряв много времени на бесплодные поиски, я отказался
от мысли о каменной ступке и решил смастерить деревянную, для которой
гораздо легче было найти материал.
Действительно, я скоро наметил в лесу очень твердую колоду, такую
большую, что я с трудом мог сдвинуть ее с места. Я обтесал ее топором,
чтобы придать ей по возможности нужную форму, а затем высек огонь и при-
нялся выжигать в ней углубление. Так поступают бразильские краснокожие,
когда делают лодки. Нечего и говорить, что эта работа стоила мне большо-
го труда.
Покончив со ступкой, я вытесал тяжелый крупный пест из так называемо-
го железного дерева. И ступку и пест я спрятал до следующего урожая.
Тогда, по моим расчетам, я получу достаточное количество зерна и можно
будет некоторую часть отделить на муку.
Теперь надо было подумать о том, как я буду месить свои хлебы, когда
приготовлю муку.
Прежде всего, у меня не было закваски; впрочем, этому горю все равно
пособить было нечем, и потому о закваске я не заботился. Но как обойтись
без печи? Это был поистине головоломный вопрос. Тем не менее я все-таки
придумал, чем ее заменить.
Я вылепил из глины несколько посудин вроде блюд, очень широких, но
мелких, и хорошенько обжег их в огне. Я приготовил их задолго до начала
жатвы и сложил в кладовой. Еще раньше у меня был устроен на земле очаг -
ровная площадка из квадратных (то есть, строго говоря, далеко не квад-
ратных) кирпичей, тоже собственного изделия и тоже хорошо обожженных.
Когда пришла пора печь хлеб, я развел на этом очаге большой огонь.
Едва дрова прогорели, я разгреб уголья по всему очагу и дал им полежать
с полчаса, чтобы очаг раскалился докрасна. Тогда я отгреб весь жар к
сторонке и сложил на очаге свои хлебы. Затем я накрыл их одним из заго-
товленных мною глиняных блюд, опрокинув его кверху дном, а блюдо завалил
горячими угольями.
И что же? Мои хлебы испеклись, как в самой лучшей печке.
Приятно мне было отведать свежеиспеченного хлеба! Мне казалось, что я
никогда в жизни не едал такого дивного лакомства.
Вообще я в короткое время сделался очень хорошим пекарем; не говоря
уже о простом хлебе, я научился печь пудинги и лепешки из риса. Только
пирогов я не делал, да и то больше потому, что, кроме козлятины и
птичьего мяса, у меня не было никакой другой начинки.
На эти хозяйственные работы ушел весь третий год моего пребывания на
острове.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Робинзон строит лодку и шьет себе новую одежду
Вы можете не сомневаться, что все это время меня не покидали мысли о
земле, которая была видна с другого берега. В глубине души я не переста-
вал сожалеть, что поселился не на том берегу: мне все казалось, что, ес-
ли бы я видел перед собою ту землю, я как-нибудь нашел бы возможность
добраться до нее. А уж если б я добрался до нее, мне, быть может, уда-
лось бы выбраться из этих мест на свободу.
Вот когда я не раз вспоминал моего маленького приятеля Ксури и мою
длинную шлюпку с боковым парусом, на которой я прошел вдоль африканских
берегов больше тысячи миль. Но что толку вспоминать!
Я решил взглянуть на наш корабельный бот, который еще в ту бурю, ког-
да мы потерпели крушение, выбросило на остров в нескольких милях от мое-
го жилья. Эта лодка лежала недалеко от того места, куда ее выбросило.
Прибоем ее опрокинуло кверху дном и отнесло немного повыше, на песчаную
отмель; она лежала на сухом месте, и воды вокруг нее не было.
Если бы мне удалось починить и спустить на воду эту шлюпку, я мог бы
без особых затруднений добраться до Бразилии. Но для такой работы было
мало одной пары рук. Я легко мог сообразить, что мне так же невозможно
сдвинуть с места эту шлюпку, как сдвинуть с места мой остров. И все же я
решил попробовать. Отправился в лес, нарубил толстых жердей, которые
должны были служить мне рычагами, вытесал из чурбанов два катка и все
это перетащил к шлюпке.
"Лишь бы мне удалось перевернуть ее на дно, - говорил я себе, - а по-
чинить ее - дело нетрудное. Выйдет такая отличная лодка, что в ней смело
можно будет пуститься в море".
И я не пожалел трудов на эту бесполезную работу.
Я потратил на нее три или четыре недели. Мало того: когда я наконец
понял, что не с моими слабыми силами сдвинуть такое тяжелое судно, я
придумал новый план. Я принялся отбрасывать песок от одного борта лодки,
рассчитывая, что, лишившись точки опоры, она сама перевернется и станет
на дно; одновременно я подкладывал под нее обрубки дерева, чтобы она,
перевернувшись, стала именно туда, куда мне нужно.
Лодка действительно стала на дно, но это ничуть не подвинуло меня к
моей цели: я все равно не мог спустить ее на воду. Я даже не мог подвес-
ти под нее рычаги и наконец был вынужден отказаться от своей затеи. Но
эта неудача не отбила у меня охоты к дальнейшим попыткам добраться до
материка. Напротив, когда я увидел, что у меня нет никакой возможности
отплыть от постылого берега, мое желание пуститься в океан не только не
ослабело, но возросло еще более.
Наконец мне пришло в голову: не попробовать ли мне самому сделать
лодку или, еще лучше, пирогу, вроде тех, какие делают в здешних широтах
туземцы?
"Чтобы сделать пирогу, - рассуждал я, - не надо почти никаких инстру-
ментов, так как она выдалбливается из цельного древесного ствола; с та-
кой работой может справиться и один человек".
Словом, сделать пирогу казалось мне не только возможным, но самым
легким делом, и мысль об этой работе была для меня очень приятна. С
большим удовольствием я думал о том, что мне будет даже легче выполнить
эту задачу, чем дикарям.
