же не мог ничего придумать.
"Если дикари, - говорил я себе, - найдут моих коз и увидят мои поля с
колосящимся хлебом, они будут постоянно возвращаться на остров за новой
добычей; а если они заметят мой дом, они непременно примутся разыскивать
его обитателей и в конце концов доберутся до меня".
Поэтому я решил было сгоряча сломать изгороди всех моих загонов и вы-
пустить весь мой скот, затем, перекопав оба поля, уничтожить всходы риса
и ячменя и снести свой шалаш, чтобы неприятель не мог открыть никаких
признаков человека.
Такое решение возникло у меня тотчас же после того, как я увидел этот
ужасный отпечаток ноги. Ожидание опасности всегда страшнее самой опас-
ности, и ожидание зла в десять тысяч раз хуже самого зла.
Всю ночь я не мог уснуть. Зато под утро, когда я ослабел от бессонни-
цы, я уснул крепким сном и проснулся таким свежим и бодрым, каким давно
уже не чувствовал себя.
Теперь я начал рассуждать спокойнее и вот к каким решениям пришел.
Мой остров - одно из прекраснейших мест на земле. Здесь чудесный климат,
много дичи, много роскошной растительности. И так Там я собирал виноград
как он находится вблизи материка, нет ничего удивительного, что живущие
там дикари подъезжают в своих пирогах к его берегам. Впрочем, возможно и
то, что их пригоняет сюда течением или ветром. Конечно, постоянных жите-
лей здесь нет, но заезжие дикари здесь, несомненно, бывают. Однако за те
пятнадцать лет, что я прожил на острове, я до настоящего времени не отк-
рыл человеческих следов; стало быть, если дикари и наезжают сюда, они
никогда не остаются тут надолго. А если они до сих пор не находили вы-
годным или удобным располагаться здесь на более или менее продолжи-
тельный срок, надо думать, что так оно будет и впредь.
Следовательно, мне могла грозить единственная опасность - наткнуться
на них в те часы, когда они гостят на моем острове. Но, если они и прие-
дут, вряд ли мы встретимся с ними, так как, во-первых, дикарям здесь не-
чего делать и, наезжая сюда, они всякий раз, вероятно, спешат воротиться
домой; во-вторых, можно с уверенностью сказать, что они всегда пристают
к той стороне острова, которая наиболее удалена от моего жилья.
А так как я очень редко хожу туда, у меня нет причины особенно бо-
яться дикарей, хотя, конечно, следует все-таки подумать о безопасном
убежище, где я мог бы укрыться, если они снова появятся на острове.
Теперь мне пришлось горько раскаяться в том, что, расширяя свою пеще-
ру, я вывел из нее ход наружу. Надо было так или иначе исправлять эту
оплошность. После долгих размышлений я решил построить вокруг моего
жилья еще одну ограду на таком расстоянии от прежней стены, чтобы выход
из пещеры пришелся внутри укрепления.
Впрочем, мне даже не понадобилось ставить новую стену: двойной ряд
деревьев, которые я лет двенадцать назад посадил полукругом вдоль старой
ограды, представлял уже и сам по себе надежную защиту - так густо были
насажены эти деревья и так сильно разрослись. Оставалось только вбить
колья в промежутки между деревьями, чтобы превратить весь этот полукруг
в сплошную крепкую стену. Так я и сделал.
Теперь моя крепость была окружена двумя стенами. Но на этом мои труды
не кончились. Всю площадь за наружной стеной я засадил теми же де-
ревьями, что были похожи на иву. Они так хорошо принимались и росли с
необычайной быстротой. Я думаю, что посадил их не меньше двадцати тысяч
штук. Но между этой рощей и стеной я оставил довольно большое прост-
ранство, чтобы можно было издали заметить врагов, иначе они могли подк-
расться к моей стене под прикрытием деревьев.
Через два года вокруг моего дома зазеленела молодая роща, а еще через
пять-шесть лет меня со всех сторон обступил дремучий лес, совершенно
непроходимый - с такой чудовищной, невероятной быстротой разрастались
эти деревья. Ни один человек, будь он дикарь или белый, не мог бы теперь
догадаться, что за этим лесом скрывается дом. Чтобы входить в мою кре-
пость и выходить из нее (так как я не оставил просеки в лесу), я пользо-
вался лестницей, приставляя ее к горе. Когда лестница бывала убрана, ни
один человек не мог проникнуть ко мне, не сломав себе шею.
Вот сколько тяжелой работы взвалил я себе на плечи лишь потому, что
мне померещилось, будто мне угрожает опасность! Живя столько лет от-
шельником, вдали от человеческого общества, я понемногу отвык от людей,
и люди стали казаться мне страшнее зверей.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Робинзон убеждается, что на его острове бывают людоеды
Прошло два года с того дня, когда я увидал на песке след человеческой
ноги, но прежний душевный покой так и не вернулся ко мне. Кончилась моя
безмятежная жизнь. Всякий, кому приходилось в течение долгих лет испыты-
вать мучительный страх, поймет, какой печальной и мрачной стала с тех
пор моя жизнь.
Однажды во время моих блужданий по острову добрел я до западной его
оконечности, где еще никогда не бывал. Не доходя до берега, я поднялся
на пригорок. И вдруг мне почудилось, что вдали, в открытом море, видне-
ется лодка.
"Должно быть, зрение обманывает меня, - подумал я. - Ведь за все эти
долгие годы, когда я изо дня в день вглядывался в морские просторы, я ни
разу не видел здесь лодки".
Жаль, что я не захватил с собою подзорной трубы. У меня было нес-
колько труб; я нашел их в одном из сундуков, перевезенных мною с нашего
корабля. Но, к сожалению, они остались дома. Я не мог различить, была ли
это действительно лодка, хотя так долго вглядывался в морскую даль, что
у меня заболели глаза. Спускаясь к берегу с пригорка, я уже ничего не
видал; так и до сих пор не знаю, что это было такое. Пришлось отказаться
от всяких дальнейших наблюдений. Но с той поры я дал себе слово никогда
не выходить из дому без подзорной трубы.
Добравшись до берега - а на этом берегу я, как уже сказано, никогда
не бывал, - я убедился, что следы человеческих ног совсем не такая ред-
кость на моем острове, как чудилось мне все эти годы. Да я убедился,
что, если бы я жил не на восточном побережье, куда не приставали пироги
дикарей, я бы давно уже знал, что на моем острове они бывают нередко и
что западные его берега служат им не только постоянной гаванью, но и тем
местом, где во время своих жестоких пиров они убивают и съедают людей!
То, что я увидел, когда спустился с пригорка и вышел на берег, пот-
рясло и ошеломило меня. Весь берег был усеян человеческими скелетами,
черепами, костями рук и ног.
Не могу выразить, какой ужас охватил меня!
Я знал, что дикие племена постоянно воюют между собой. У них часто
бывают морские сражения: одна лодка нападает на другую.
"Должно быть, - думал я, - после каждого боя победители привозят сво-
их военнопленных сюда и здесь, по своему бесчеловечному обычаю, убивают
и съедают их, так как они все людоеды".
Здесь же невдалеке я заметил круглую площадку, посредине которой вид-
нелись остатки костра: тут-то, вероятно, и сидели эти дикие люди, когда
пожирали тела своих пленников.
Ужасное зрелище до того поразило меня, что я в первую минуту позабыл
об опасности, которой подвергался, оставаясь на этом берегу. Возмущение
этим зверством вытеснило из моей души всякий страх.
Я нередко слыхал о том, что есть племена дикарей-людоедов, но никогда
до тех пор мне не случалось самому видеть их. С омерзением отвернулся я
от остатков этого страшного пиршества. Меня стошнило. Я чуть не лишился
чувств. Мне казалось, что я упаду. А когда я пришел в себя, то по-
чувствовал, что ни на одну минуту не могу здесь остаться. Я взбежал на
пригорок и помчался назад, к жилью.
Западный берег остался далеко позади, а я все еще не мог окончательно
прийти в себя. Наконец я остановился, немного опомнился и стал соби-
раться с мыслями. Дикари, как я убедился, никогда не приезжали на остров
за добычей. Должно быть, они ни в чем не нуждались, а может быть, были
уверены, что ничего ценного здесь невозможно сыскать.
Не могло быть никакого сомнения в том, что они не один раз побывали в
лесистой части моего острова, но, вероятно, не нашли там ничего такого,
что могло бы им пригодиться.
Значит, нужно только соблюдать осторожность. Если, прожив на острове
почти восемнадцать лет, я до самого последнего времени ни разу не нашел
человеческих следов, то, пожалуй, я проживу здесь еще восемнадцать лет и
не попадусь на глаза дикарям, разве что наткнусь на них случайно. Но та-
кой случайности нечего опасаться, так как отныне моя единственная забота
должна заключаться в том, чтобы как можно лучше скрыть все признаки мое-
го пребывания на острове.
Я мог бы увидеть дикарей откуда-нибудь из засады, но я не хотел и
смотреть на них - так отвратительны были мне кровожадные хищники, пожи-
рающие друг друга, как звери. Одна мысль о том, что люди могут быть так
бесчеловечны, наводила на меня гнетущую тоску.
Около двух лет прожил я безвыходно в той части острова, где находи-
лись все мои владения - крепость под горой, шалаш в лесу и та лесная по-
лянка, где я устроил огороженный загон для коз. За эти два года я ни ра-
зу не сходил взглянуть на мою лодку.
"Уж лучше, - думалось мне, - построю себе новое судно, а прежняя лод-
ка пускай остается там, где сейчас. Выехать на ней в море было бы опас-
но. Там на меня могут напасть дикари-людоеды, и, без сомнения, они рас-
терзают меня, как и других своих пленников".
Но прошло еще около года, и в конце концов я все же решился вывести
оттуда свою лодку: очень уж трудно было делать новую! Да и поспела бы
эта новая лодка только через два-три года, а до той поры я был бы
по-прежнему лишен возможности передвигаться по морю.
Мне удалось благополучно перевести свою лодку на восточную сторону
острова, где для нее нашлась очень удобная бухта, защищенная со всех
сторон отвесными скалами. Вдоль восточных берегов острова проходило
морское течение, и я знал, что дикари ни за что не посмеют высадиться
там.
Читателю едва ли покажется странным, что под влиянием этих треволне-
ний и ужасов у меня совершенно пропала охота заботиться о своем благо-
состоянии и о будущих домашних удобствах. Мой ум утратил всю свою изоб-
ретательность. Не до того мне было, чтобы хлопотать об улучшении пищи,
когда я только и думал, как бы спасти свою жизнь. Я не смел ни вбить
гвоздя, ни расколоть полена, так как мне постоянно казалось, что дикари
могут услышать этот стук. Стрелять я и подавно не решался.
Но главное - меня охватывал мучительный страх всякий раз, когда мне
приходилось разводить огонь, так как дым, который при свете дня виден на
большом расстоянии, всегда мог выдать меня. По этой причине все работы,
для которых требовался огонь (например, обжигание горшков), я перенес в
лес, в мою новую усадьбу. А для того чтобы у себя дома стряпать еду и
печь хлеб, я решил обзавестись древесным углем. Этот уголь при горении
почти не дает дыма. Еще мальчиком, у себя на родине, я видел, как добы-
вают его. Нужно нарубить толстых сучьев, сложить их в одну кучу, прик-
рыть слоем дерна и сжечь. Когда сучья превращались в уголь, я перетаски-
вал этот уголь домой и пользовался им вместо дров.
Но вот однажды, когда я, приступая к изготовлению угля, срубил у под-
ножия высокой горы несколько крупных кустов, я заметил под ними нору.
Меня заинтересовало, куда она может вести. С большим трудом я протиснул-
ся в нее и очутился в пещере. Пещера была очень просторна и так высока,
что я тут же, у входа, мог встать во весь рост. Но сознаюсь, что вылез я
оттуда гораздо скорее, чем влез.
Всматриваясь в темноту, я увидел два огромных горящих глаза, смотрев-
ших прямо на меня; они сверкали, как звезды, отражая слабый дневной
свет, проникавший в пещеру снаружи и падавший прямо на них. Я не знал,
кому принадлежат эти глаза - дьяволу или человеку, но, прежде чем успел
