- Да, - отвечал он, - полная лодка людей!
- Сколько их было?
Он показал мне сначала десять пальцев, потом еще семь.
- Где же они? Что с ними сталось?
Он отвечал:
- Они живут. Они живут у наших.
Тут меня осенила внезапная мысль: не с того ли самого корабля, что
разбился в ту бурную ночь неподалеку от моего острова, были эти семнад-
цать человек белых?
Возможно, что, когда корабль наскочил на скалу и они увидели, что его
не спасти, они пересели в шлюпку, а потом их прибило к земле дикарей,
среди которых им и пришлось поселиться.
Я нахмурился и стал строгим голосом допрашивать Пятницу, где же эти
люди теперь. Он снова ответил с такой же горячностью:
- Они живы! Им хорошо!
И прибавил, что скоро четыре года, как эти белые люди живут у его
земляков, и что те не обижают, не трогают их, но предоставляют им полную
волю и дают им всякую еду.
Я спросил его:
- Каким образом могло случиться, что дикари не убили и не съели белых
людей?
Он ответил:
- Белые человеки стали нам братья. Наши едят только тех, кого побеж-
дают в бою.
Прошло еще несколько месяцев. Как-то, гуляя по острову, забрели мы с
Пятницей в восточную сторону и поднялись на вершину холма. Оттуда, как
уже было сказано, я много лет назад увидел полосу земли, которую принял
за материк Южной Америки.
Впрочем, первым взошел на вершину один только Пятница, а я немного
отстал, так как холм был высокий и довольно крутой.
Как и тогда, день был необыкновенно ясный.
Пятница долго вглядывался в даль и вдруг вскрикнул от неожиданности,
запрыгал, заплясал как безумный и стал кричать мне, чтобы я скорее взоб-
рался на холм.
Я с удивлением глядел на него.
Никогда не случалось мне видеть его таким возбужденным. Наконец он
прекратил свою пляску и крикнул:
- Скорее, скорее сюда!
Я спросил его:
- В чем дело? Чему ты так рад?
- Да, да, - отвечал он, - я счастлив! Вон там, смотри... отсюда вид-
но... там моя земля, мой народ!
Необыкновенное выражение счастья появилось у него на лице, глаза
сверкали; казалось, всем своим существом он рвется туда, в тот край, где
его родные и близкие.
Увидев, как он ликует и радуется, я был весьма огорчен.
"Напрасно я отнесся к этому человеку с таким безграничным доверием, -
сказал я себе. - Он притворяется моим преданным другом, а сам только и
думает о том, как бы ему убежать".
И я недоверчиво взглянул на него.
"Теперь он покорен и кроток, - думал я, - но стоит ему только очу-
титься среди других дикарей, он, конечно, сейчас же забудет, что я спас
ему жизнь, и выдаст меня своим соплеменникам, он приведет их сюда, на
мой остров. Они убьют и съедят меня, и он будет пировать вместе с ними
так же весело и беззаботно, как прежде, когда они приезжали сюда празд-
новать свои победы над дикарями враждебных племен".
Моя подозрительность с той поры все росла.
Я стал чуждаться вчерашнего друга, мое обращение с ним стало сухим и
холодным.
Так продолжалось несколько недель. К счастью, я очень скоро обнару-
жил, что был жестоко несправедлив к этому простосердечному юноше.
Пока я подозревал его в коварных и предательских замыслах, он продол-
жал относиться ко мне с прежней преданностью; в каждом слове его было
столько беззлобия и детской доверчивости, что в конце концов мне стало
стыдно своих подозрений. Я вновь почувствовал в нем верного друга и по-
пытался всячески загладить свою вину перед ним. А он даже не заметил мо-
его охлаждения к нему, и это было для меня явным свидетельством душевной
его простоты.
Однажды, когда мы с Пятницей вновь поднимались на холм (в этот раз
над морем стоял туман и противоположного берега не было видно), я спро-
сил его:
- А что, Пятница, хотелось бы тебе вернуться на родину, к своим?
- Да, - отвечал он, - я был бы ох как рад воротиться туда!
- Что бы ты там делал? - продолжал я. - Стал бы опять кровожадным и
принялся бы, как прежде, есть человечье мясо?
Мои слова, видимо, взволновали его. Он покачал головой и ответил:
- Нет, нет! Пятница сказал бы всем своим: живите как надо; кушайте
хлеб из зерна, молоко, козье мясо, не кушайте человека.
- Ну, если ты скажешь им это, они тебя убьют. Он взглянул на меня и
сказал:
- Нет, не убьют. Они будут рады учиться добру.
Затем он прибавил:
- Они много учились от бородатых человеков, что приехали в лодке.
- Так тебе хочется воротиться домой? - повторил я свой вопрос.
Он усмехнулся и сказал:
- Я не могу плыть так далеко.
- Ну, а если бы я дал тебе лодку, - спросил я его, - ты поехал бы на
родину, к своим?
- Поехал бы! - ответил он пылко. - Но и ты должен поехать со мною.
- Как же мне ехать? - возразил я. - Ведь они меня сейчас же съедят.
- Нет-нет, не съедят! - проговорил он с жаром. - Я сделаю так, что не
съедят! Я сделаю, что они будут тебя много любить.
Пятница хотел этим сказать, что он расскажет своим землякам, как я
убил его врагов и спас ему жизнь. Он был уверен, что за это они крепко
полюбят меня.
После того он рассказал мне, с какой добротой отнеслись они к семнад-
цати белым бородатым людям, которых прибило бурей к берегам его родины.
С того времени у меня появилось страстное желание попытаться во что бы
то ни стало переправиться в страну дикарей и разыскать там тех белых
"бородатых человеков", о которых говорил Пятница.
Не могло быть никакого сомнения, что это испанцы или португальцы, и я
был уверен, что, если только мне удастся увидеться и побеседовать с ни-
ми, мы сообща придумаем способ вырваться отсюда на свободу. "Во всяком
случае, - думал я, - на это будет больше надежды, когда нас будет восем-
надцать человек и мы станем дружно действовать для общего блага. А что
могу я сделать один, без помощников, на моем островке, за сорок миль от
их берега?"
Этот план крепко засел у меня в голове, и через несколько дней я за-
говорил о нем снова.
Я сказал Пятнице, что дам ему лодку, чтобы он мог вернуться на роди-
ну, и в тот же день повел его к той бухточке, где была моя лодка. Вычер-
пав из нее воду, я подвел ее к берегу и показал Пятнице. Мы оба сели в
лодку, чтобы испытать ее ход. Пятница оказался отличным гребцом и рабо-
тал веслами не хуже меня. Лодка быстро неслась по воде. Когда мы отошли
от берега, я сказал ему:
- Ну что же, Пятница, поедем к твоим землякам?
Он посмотрел на меня уныло и хмуро: очевидно, по его мнению, лодка
была слишком мала для такого далекого плавания. Тогда я сказал ему, что
у меня есть другая, побольше, и на следующий день мы с ним отправились в
лес на то место, где я оставил свою первую лодку, которую не мог спус-
тить на воду. Пятнице эта лодка понравилась.
- Такая годится, годится, - твердил он. - Тут можно много класть хле-
ба, воды и всего.
Но со дня постройки этой лодки прошло двадцать три года. Все это вре-
мя она провалялась без всякого присмотра, под открытым небом, ее припе-
кало солнце и мочили дожди, вся она рассохлась и сгнила. Однако это не
поколебало моего решения предпринять поездку на материк.
- Ничего, не горюй! - сказал я Пятнице. - Мы построим точно такую же
лодку, и ты поедешь домой.
Он не ответил ни слова, но стал очень печальным и мрачным. Когда я
спросил, что с ним, он сказал:
- За что Робин Крузо сердится на Пятницу? Что я сделал?
- Откуда ты взял, что я сержусь на тебя? Я нисколько не сержусь, -
сказал я.
- "Не сержусь, не сержусь"! - повторил он раз шесть или семь. - А за-
чем отсылаешь Пятницу домой, к его землякам и родным?
- Да ты ведь сам говорил, что тебе хочется домой, - заметил я.
- Да, хочется, - отвечал он, - но только с тобою. Чтобы и ты и я. Ро-
бин не поедет - Пятница не поедет! Пятница не хочет без Робина!
Он и слышать не хотел о том, чтобы покинуть меня.
- Но, посуди сам, - сказал я, - зачем я поеду туда? Что я там буду
делать?
Он горячо возразил мне:
- Что ты там будешь делать? Много делать, хорошо делать: учить диких
человеков быть добрыми, умными.
- Милый Пятница, - сказал я со вздохом, - ты сам не знаешь, о чем го-
воришь. Куда уж такому жалкому невежде, как я, учить других!
- Неправда! - возразил он запальчиво. - Меня учил - будешь учить и
других человеков.
- Нет, Пятница, - сказал я, - поезжай без меня, а я останусь здесь
один, без людей. Ведь жил же я один до сих пор!
Эти слова, по всей видимости, показались ему очень обидными. Он поры-
висто бросился к лежавшему невдалеке топору, схватил его, принес и про-
тянул мне.
- Зачем ты даешь мне топор? - спросил я.
Он отвечал:
- Убей Пятницу!
- Зачем же мне тебя убивать? Ты ничего мне не сделал.
- А зачем гонишь Пятницу прочь? - страстно воскликнул он. - Убей Пят-
ницу, не гони его прочь!
Он был потрясен до глубины души. Я заметил на глазах у него слезы.
Словом, привязанность его ко мне была так сильна, что, если бы даже я
хотел, я не мог бы прогнать его. Я тут же сказал ему и часто повторял
потом, что никогда больше не буду говорить об его отъезде на родину, по-
ка он хочет оставаться со мной.
Таким образом, я окончательно убедился, что Пятница навеки предан
мне.
Если он и хотел воротиться на родину, то лишь потому, что от всего
сердца любил своих соплеменников: он надеялся, что я поеду с ним и научу
их добру.
Но я хорошо сознавал, что это мне, конечно, не под силу.
И все же я страстно желал возможно скорее отправиться на родину Пят-
ницы, чтобы увидеть "бородатых" людей, которые живут в той стране. Нако-
нец я решил, не откладывая долее, приступить к постройке большой лодки,
в которой можно было бы пуститься в открытое море.
Прежде всего надо было выбрать подходящее дерево, с достаточно толс-
тым стволом.
За этим не могло быть остановки: на острове росло столько гигантских
деревьев, что из них можно было выстроить не то что лодку, а, пожалуй,
целый флот. Но я хорошо помнил, какую сделал ошибку, когда строил свою
большую пирогу в лесу, далеко от моря, и потом не мог протащить к бере-
гу. Чтобы эта ошибка не повторилась, я решил найти такое дерево, которое
растет поближе к морю, чтобы можно было без особого труда спустить лодку
на воду.
Но у самого берега росли по большей части чахлые и мелкие деревья. Я
обошел почти все побережье и не отыскал ничего подходящего. Выручил меня
Пятница: оказалось, что в этом деле он понимает больше меня. Я и по сей
день не знаю, какой породы было то дерево, из которого мы тогда построи-
ли лодку.
Пятница настаивал, чтобы мы выжгли огнем внутренность дерева, как
поступают при постройке своих пирог дикари. Но я сказал ему, что лучше
выдолбить ее долотом и другими плотничьими инструментами, и, когда я по-
казал ему, как это делается, он охотно признал, что мой способ вернее и
лучше. Пятница живо научился и этой работе.
Мы с увлечением принялись за дело, и через месяц лодка была готова.
Мы потратили на нее много труда, обтесали ее снаружи топорами, и у нас
получилась настоящая морская лодка, с высоким килем и крепкими бортами;
она была вполне пригодна для нашей цели, так как смело могла поднять
двадцать человек.
После того потребовалось еще около двух недель, чтобы сдвинуть наше
судно в воду. Мы приспособили для этой цели деревянные катки, но лодка
была так тяжела, а рабочих рук было так мало, что и на катках она подви-
галась вперед страшно медленно, дюйм за дюймом.
Когда лодка была спущена на воду, я с удивлением увидел, как ловко
управляется с ней Пятница, как быстро он заставляет ее поворачиваться
вправо и влево и как хорошо гребет.
Я спросил его, безопасно ли, по его мнению, пускаться в море в такой
лодке.
- О да, - отвечал он, - такая лодка не страшно плыть, пусть дует
большой ветер!
Но, прежде чем отправляться в море, я был намерен сделать еще одно
