что-нибудь сообразить, бросился прочь из пещеры.
Через некоторое время я, однако, опомнился и обозвал себя тысячу раз
дураком.
"Кто прожил двадцать лет в одиночестве на необитаемом острове, тому
не пристало бояться чертей, - сказал я себе. - Право же, в этой пещере
нет никого страшнее меня".
И, набравшись храбрости, я захватил горящую головню и снова полез в
пещеру. Не успел я ступить и трех шагов, освещая себе путь своим факе-
лом, как снова испугался, еще больше прежнего: я услышал громкий вздох.
Так вздыхают люди от боли. Затем раздались какие-то прерывистые звуки
вроде неясного бормотания и опять тяжкий вздох.
Я попятился назад и окаменел от ужаса; холодный пот выступил у меня
на всем теле, и волосы встали дыбом. Если бы у меня на голове была шля-
па, они, наверное, сбросили бы ее на землю. Но, собрав все свое мужест-
во, я снова двинулся вперед и при свете головни, которую держал над го-
ловой, увидел на земле громадного, чудовищно страшного старого козла!
Козел лежал неподвижно и тяжело дышал в предсмертной агонии; он уми-
рал, очевидно, от старости. Я слегка толкнул его ногой, чтобы узнать,
может ли он подняться. Он попробовал встать, но не мог. "Пускай себе ле-
жит, - подумал я. - Если он напугал меня, то как же испугается всякий
дикарь, который вздумает сунуться сюда!"
Впрочем, я уверен, что ни один дикарь и никто другой не отважился бы
проникнуть в пещеру. Да и вообще только человеку, который, подобно мне,
нуждался в безопасном убежище, могло прийти в голову пролезть в эту рас-
селину.
На другой день я взял с собой шесть больших свечей собственного изго-
товления (к тому времени я научился делать очень хорошие свечи из
козьего жира) и вернулся в пещеру.
У входа пещера была широка, но понемногу становилась все уже, так что
в глубине ее мне пришлось стать на четвереньки и около десяти ярдов
ползти вперед, что было, к слову сказать, довольно смелым подвигом, так
как я совершенно не знал, куда ведет этот ход и что ожидает меня впере-
ди. Но вот я почувствовал, что с каждым шагом проход становится шире и
шире. Немного погодя я попробовал подняться на ноги, и оказалось, что я
могу стоять во весь рост. Свод пещеры поднялся футов на двадцать. Я за-
жег две свечи и увидел такую великолепную картину, какой никогда в жизни
не видал. Я очутился в просторном гроте. Пламя моих двух свечей отража-
лось в его сверкающих стенах. Они отсвечивали сотнями тысяч разноцветных
огней. Были ли это вкрапленные в камень пещеры алмазы или другие драго-
ценные камни? Этого я не знал. Вернее всего, это было золото.
Я никак не ожидал, что земля может скрывать в своих недрах такие чу-
деса. Это был восхитительный грот. Дно у него было сухое и ровное, пок-
рытое мелким песком. Нигде не было видно отвратительных мокриц или чер-
вей, нигде - ни на стенах, ни на сводах - никаких признаков сырости.
Единственное неудобство - узкий вход, но для меня это неудобство было
ценнее всего, так как я столько времени искал безопасного убежища, а бе-
зопаснее этого трудно было найти.
Я был так рад своей находке, что решил тотчас же перенести в мой грот
большую часть тех вещей, которыми я особенно дорожил, - прежде всего по-
рох и все запасное оружие, то есть два охотничьих ружья и три мушкета.
Перетаскивая вещи в мою новую кладовую, я впервые откупорил бочонок с
подмоченным порохом. Я был уверен, что весь этот порох никуда не
гоД11ТСЯ, но оказалось, что вода проникла в бочонок только на три-четыре
дюйма кругом; подмокший порох затвердел, и образовалась крепкая корка; в
этой корке весь остальной порох сохранился цел и невредим, как ядро оре-
ха в скорлупе. Таким образом, я неожиданно стал обладателем новых запа-
сов отличного пороха.
Как обрадовался я такой неожиданности! Весь этот порох - а его оказа-
лось никак не меньше шестидесяти фунтов - я перенес в мой грот для
большей сохранности, оставив у себя под рукой три или четыре фунта на
случай нападения дикарей. В грот же я перетащил и весь запас свинца, из
которого делал пули.
Теперь мне чудилось, что я похож на одного из тех древних гигантов,
которые, по преданиям, жили в расселинах скал и в пещерах, куда было не-
возможно добраться ни одному человеку. "Пусть, - говорил я себе, - хоть
пятьсот дикарей рыщут по всему острову, разыскивая меня; они никогда не
откроют моего тайника, а если и откроют, ни за что не посмеют совершить
на него нападение!"
Старый козел, которого я нашел тогда в моей новой пещере, околел на
следующий день, и я закопал его в землю там же, где он лежал: это было
гораздо легче, чем вытаскивать его из пещеры.
Шел уже двадцать третий год моего пребывания на острове. Я успел до
такой степени освоиться с его природой и климатом, что, если бы не боял-
ся дикарей, которые могли каждую минуту нагрянуть сюда, я охотно согла-
сился бы провести здесь в заточении весь остаток моих дней до последнего
часа, когда я лягу и умру, как этот старый козел.
В последние годы, пока я еще не знал, что мне угрожает нападение ди-
карей, я придумал себе коекакие забавы, которые в моем уединении очень
развлекали меня. Благодаря им я проводил время гораздо веселее, чем
прежде.
Во-первых, как уже сказано, я научил своего Попку говорить, и он так
дружелюбно болтал со мною, произнося слова так раздельно и четко, что я
слушал его с большим удовольствием.
Не думаю, чтобы какой-нибудь другой попугай умел разговаривать лучше
его. Он прожил у меня не менее двадцати шести лет. Долго ли ему остава-
лось жить, я не знаю; жители Бразилии утверждают, что попугаи живут до
ста лет.
Было у меня еще два попугая, они тоже умели говорить и оба выкрикива-
ли: "Робин Крузо!", но далеко не так хорошо, как Попка. Правда, на его
обучение я потратил гораздо больше времени и труда.
Моя собака была для меня приятнейшим спутником и верным товарищем в
течение шестнадцати лет. Потом она мирно скончалась от старости, но я
никогда не забуду, как самоотверженно она любила меня.
Те кошки, которых я оставил в своем доме, тоже давно уже стали пол-
ноправными членами моей обширной семьи.
Кроме того, я всегда держал при себе двух или трех козлят, которых
приучал есть из моих рук. И всегда у меня водилось большое количество
птиц; я ловил их на берегу, подрезал им крылья, чтобы они не могли уле-
теть, и вскоре они делались ручными и с веселым криком сбегались ко мне,
едва я появлялся на пороге.
Молодые деревца, которые я насадил перед крепостью, давно разрослись
в густую рощу, и в этой роще тоже поселилось множество птиц. Они вили
гнезда на невысоких деревьях и выводили птенцов, и вся эта кипящая вок-
руг меня жизнь утешала и радовала меня в моем одиночестве.
Таким образом, повторяю, мне жилось бы хорошо и уютно и я был бы со-
вершенно доволен судьбой, если бы не боялся, что на меня нападут дикари.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Дикари снова, посещают острое Робинзона. Крушение корабля
Наступил декабрь, и нужно было собирать урожай. Я работал в поле с
утра до вечера. И вот как-то раз, выйдя из дому, когда еще не совсем
рассвело, я, к своему ужасу, увидел на берегу, милях в двух от моей пе-
щеры, пламя большого костра.
Я остолбенел от изумления.
Значит, на моем острове снова появились дикари! И появились они не на
той стороне, где я почти никогда не бывал, а здесь, недалеко от меня.
Я притаился в роще, окружавшей мой дом, не смея ступить шагу, чтобы
не наткнуться на дикарей.
Но и оставаясь в роще, я испытывал большое беспокойство: я боялся,
что, если дикари начнут шнырять по острову и увидят мои возделанные по-
ля, мое стадо, мое жилье, они сейчас же догадаются, что в этих местах
живут люди, и не успокоятся, пока не разыщут меня. Медлить было нельзя.
Я живо вернулся к себе за ограду, поднял за собой лестницу, чтобы замес-
ти свои следы, и начал готовиться к обороне.
Я зарядил всю свою артиллерию (так я называл мушкеты, стоявшие на ла-
фетах вдоль наружной стены), осмотрел и зарядил оба пистолета и решил
защищаться до последнего вздоха.
Я пробыл в своей крепости около двух часов, придумывая, что бы такое
еще предпринять для защиты моего укрепления.
"Как жаль, что все мое войско состоит из одного человека! - думал я.
- У меня нет даже лазутчиков, которых я мог бы послать на разведку".
Что делается в лагере врага, я не знал. Эта неизвестность томила ме-
ня. Я схватил подзорную трубу, приставил лестницу к покатому склону горы
и добрался до вершины. Там я лег ничком и направил трубу на то место,
где видел огонь. Дикари, их было девять человек, сидели вокруг небольшо-
го костра, совершенно нагие.
Конечно, костер они развели не для того, чтобы погреться, - в этом не
было нужды, так как стояла жара. Нет, я был уверен, что на этом костре
они жарили свой страшный обед из человечьего мяса! "Дичь", несомненно,
была уже заготовлена, но живая или убитая - я не знал.
Людоеды прибыли на остров в двух пирогах, которые теперь стояли на
песке: было время отлива, и мои ужасные гости, видимо, дожидались прили-
ва, чтобы пуститься в обратный путь.
Так и случилось: лишь только начался прилив, дикари бросились к лод-
кам и отчалили. Я забыл сказать, что за час или полтора до отъезда они
плясали на берегу: при помощи подзорной трубы я хорошо различал их дикие
телодвижения и прыжки.
Как только я убедился, что дикари оставили остров и скрылись, я спус-
тился с горы, вскинул на плечи оба ружья, заткнул за пояс два пистолета,
а также большую мою саблю без ножен и, не теряя времени, отправился к
тому холму, откуда производил свои первые наблюдения после того, как
открыл на берегу человеческий след.
Добравшись до этого места (что заняло не менее двух часов, так как я
был нагружен тяжелым оружием), я взглянул в сторону моря и увидел еще
три пироги с дикарями, направлявшиеся от острова к материку.
Это привело меня в ужас. Я побежал к берегу и чуть не вскрикнул от
ужаса и гнева, когда увидел остатки происходившего там свирепого пир-
шества: кровь, кости и куски человечьего мяса, которое эти злодеи только
что пожирали, веселясь и танцуя.
Меня охватило такое негодование, я почувствовал такую ненависть к
этим убийцам, что мне захотелось жестоко отомстить им за их кровожад-
ность. Я дал себе клятву, что в следующий раз, когда снова увижу на бе-
регу их отвратительный пир, я нападу на них и уничтожу всех, сколько бы
их ни было.
"Пусть я погибну в неравном бою, пусть они растерзают меня, - говорил
я себе, - но не могу же я допустить, чтобы у меня на глазах люди безна-
казанно ели людей!"
Однако прошло пятнадцать месяцев, а дикари не появлялись. Все это
время во мне не угасал воинственный пыл: я только и думал о том, как бы
мне истребить людоедов.
Я решил напасть на них врасплох, особенно если они опять разделятся
на две группы, как это было в последний их приезд.
Я не сообразил тогда, что если даже и перебью всех приехавших ко мне
дикарей (положим, их будет десять или двенадцать человек), то на другой
день, или через неделю, или, может быть, через месяц мне придется иметь
дело с новыми дикарями. А там опять с новыми, и так без конца, пока я
сам не превращусь в такого же ужасного убийцу, как и эти несчастные, по-
жирающие своих собратьев.
Пятнадцать или шестнадцать месяцев я провел в беспрестанной тревоге.
Я плохо спал, каждую ночь видел страшные сны и часто вскакивал с постели
весь дрожа.
Иногда мне снилось, что я убиваю дикарей, и мне живо рисовались во
сне все подробности наших сражений.
Днем я тоже не знал ни минуты покоя. Весьма возможно, что такая бур-
ная тревога в конце концов довела бы меня до безумия, если бы вдруг не
случилось событие, сразу отвлекшее мои мысли в другую сторону.
