была произвести особенно сильное впечатление при появлении Пречистой де-
вы, не может быть исполнена. Гренгуар вспомнил, что всех музыкантов ув-
лекла за собой процессия папы шутов.
- Обойдемся и без симфонии, - стоически произнес поэт.
Он приблизился к группе горожан, которые, как ему показалось, рассуж-
дали о его пьесе. Вот услышанный им обрывок разговора:
- Мэтр Шенето! Вы знаете Наваррский особняк, который принадлежал гос-
подину де Немуру?
- Да, это против Бракской часовни.
- Так вот казна недавно сдала его в наем Гильому Аликсандру, живопис-
цу, за шесть парижских ливров и восемь су в год.
- Как, однако, растет арендная плата!
"Пустяки, - вздыхая, утешил себя Гренгуар, - зато остальные слушают".
- Друзья! - внезапно крикнул один из молодых озорников, примостивших-
ся на подоконниках, - Эсмеральда! Эсмеральда на площади!
Это имя произвело магическое действие. Все, кто еще оставался в зале,
повторяя: "Эсмеральда! Эсмеральда! ", бросились к окнам и стали подтяги-
ваться, чтобы им видна была улица.
С площади донеслись громкие рукоплескания.
- Какая еще там Эсмеральда? - воскликнул Гренгуар, в отчаянии сжимая
руки. - О боже мой! Теперь они будут глазеть в окна!
Обернувшись к мраморному столу, он увидел, что представление прекра-
тилось. Как раз в это время надлежало появиться Юпитеру с молнией. А
между тем Юпитер неподвижно стоял внизу у сцены.
- Мишель Жиборн! - в сердцах крикнул поэт. - Что ты там застрял? Твой
выход! Влезай на сцену!
- Увы! - ответил Юпитер - Какой-то школяр унес лестницу.
Гренгуар поглядел на сцену. Лестница действительно пропала Всякое со-
общение между завязкой и развязкой пьесы было прервано.
- Чудак! - пробормотал он - Зачем же ему понадобилась лестница?
- Чтобы взглянуть на Эсмеральду, - жалобно ответил Юпитер. - Он ска-
зал. "Стой, а вот и лестница, она никому не нужна", и унес ее.
Это был последний удар судьбы. Гренгуар принял его безропотно.
- Убирайтесь все к черту! - крикнул он комедиантам - Если мне запла-
тят, я с вами рассчитаюсь.
Понурив голову, он отступил, но отступил последним, как доблестно
сражавшийся полководец.
Спускаясь по извилистым лестницам Дворца, Гренгуар ворчал себе под
нос: "Какое скопище ослов и невежд эти парижане! Собрались, чтобы слу-
шать мистерию, и не слушают! Им все интересно - Клопен Труйльфу, карди-
нал, Копеноль, Квазимодо и сам черт, только не Пречистая дева! Если б я
знал, я бы вам показал пречистых дев, ротозеи! А я? Пришел наблюдать,
какие лица у зрителей, и увидел только их спины! Быть поэтом, а иметь
успех, достойный какого-нибудь шарлатана, торговца зельями! Положим, Го-
мер просил милостыню в греческих селениях, а Назон скончался в изгнании
у московитов. Но черт меня подери, если я понимаю, что они хотят сказать
этим "Эсмеральда". Что это за слово? Наверное, цыганское."
КНИГА ВТОРАЯ
I. От Харибды к Сцилле
В январе смеркается рано. Улицы были уже погружены во мрак, когда
Гренгуар вышел из Дворца Наступившая темнота была ему по душе; он спешил
добраться до какой-нибудь сумрачной и пустынной улочки, чтобы поразмыс-
лить там без помехи и дать философу наложить первую повязку на рану поэ-
та. Впрочем, философия была сейчас его единственным прибежищем, ибо ему
негде было переночевать. После блистательного провала его пьесы он не
решался возвратиться в свое жилище на Складской улице, против Сенной
пристани. Он уже не рассчитывал из вознаграждения за эпиталаму уплатить
Гильому Ду-Сиру, откупщику городских сборов с торговцев скотом, квартир-
ную плату за полгода, что составляло двенадцать парижских су, то есть
ровно в двенадцать раз больше того, чем он обладал на этом свете, вклю-
чая штаны, рубашку и шапку.
Остановившись подле маленькой калитки тюрьмы при Сент-Шапель и разду-
мывая, где бы ему выбрать место для ночлега, - а в его распоряжении были
все мостовые Парижа, - он вдруг припомнил, что, проходя на прошлой неде-
ле по Башмачной улице мимо дома одного парламентского советника, он за-
метил около входной двери каменную ступеньку, служившую подножкой для
всадников, и тогда же сказал себе, что она при случае может быть прек-
расным изголовьем для нищего или для поэта Он возблагодарил провидение,
ниспославшее ему столь счастливую мысль, но, намереваясь перейти Дворцо-
вую площадь, чтобы углубиться в извилистый лабиринт Сите, где вьются
древние улицы-сестры, сохранившиеся и доныне, но уже застроенные девяти-
этажными домами, - Бочарная, Старая Суконная, Башмачная, Еврейская и
проч., - он увидел процессию папы шутов, которая тоже выходила из Дворца
правосудия и с оглушительными криками, с пылающими факелами, под музыку
неслась ему наперерез. Это зрелище разбередило его уязвленное самолюбие.
Он поспешил удалиться. Неудача преисполнила душу Гренгуара такой го-
речью, что все, напоминавшее дневное празднество, раздражало его и зас-
тавляло кровоточить его рану.
Он направился было к мосту Сен-Мишель, но по мосту бегали ребятишки с
факелами и шутихами.
- К черту все потешные огни! - пробормотал Гренгуар и повернул к мос-
ту Менял. На домах, стоявших у начала моста, были вывешены три флага с
изображениями короля, дофина и Маргариты Фландрской, и шесть флажков, на
которых были намалеваны герцог Австрийский, кардинал Бурбонский, госпо-
дин де Боже, Жанна Французская, побочный сын герцога Бурбонского и еще
кто-то; все это было освещено факелами. Толпа была в восторге.
"Экий счастливец этот художник Жеан Фурбо! - подумал, тяжело вздох-
нув, Гренгуар и повернулся спиной к флагам и к флажкам. Перед ним расс-
тилалась улица, достаточно темная и пустынная для того, чтобы там ук-
рыться от праздничного гула и блеска. Он углубился в нее. Через нес-
колько мгновений он обо что-то споткнулся и упал. Это был пучок ветвей
майского деревца, который, по случаю торжественного дня, накануне утром
судейские писцы положили у дверей председателя судебной палаты. Гренгуар
стоически перенес эту новую неприятность. Он встал и дошел до набереж-
ной. Миновав уголовную и гражданскую тюрьму и пройдя вдоль высоких стен
королевских садов по песчаному, невымощенному берегу, где грязь доходила
ему до щиколотки, он добрался до западной части Сите и некоторое время
созерцал островок Коровий перевоз, который исчез ныне под бронзовым ко-
нем Нового моста. Островок этот, отделенный от Гренгуара узким, смутно
белевшим в темноте ручьем, казался ему какой-то черной массой. На нем
при свете тусклого огонька можно было различить нечто вроде шалаша, по-
хожего на улей, где по ночам укрывался перевозчик скота.
"Счастливый паромщик, - подумал Гренгуар, - ты не грезишь о славе, и
ты не пишешь эпиталам! Что тебе до королей, вступающих в брак, и до гер-
цогинь бургундских! Тебе неведомы иные маргаритки, кроме тех, что щиплют
твои коровы на зеленых апрельских лужайках! А я, поэт, освистан, я дрожу
от холода, я задолжал двенадцать су, и подметки мои так просвечивают,
что могли бы заменить стекла в твоем фонаре. Спасибо тебе, паромщик, мой
взор отдыхает, покоясь на твоей хижине! Она заставляет меня забыть о Па-
риже!"
Треск двойной петарды, внезапно послышавшийся из благословенной хижи-
ны, прекратил его лирические излияния. Это паромщик, получая свою долю
праздничных развлечений, забавлялся потешными огнями.
От взрыва петарды мороз пробежал по коже Гренгуара.
- Проклятый праздник! - воскликнул он. - Неужели ты будешь преследо-
вать меня всюду? Даже до хижины паромщика?
Взглянув на катившуюся у его ног Сену, он почувствовал страшное иску-
шение.
- О, с каким удовольствием я утопился бы, не будь вода такой холод-
ной!
И тут он принял отчаянное решение. Раз не в его власти избежать папы
шутов, флажков Жеана Фурбо, майского деревца, факелов и петард, не лучше
ли пробраться к самому средоточию праздника и пойти на Гревскую площадь?
"По крайней мере, - подумал он, - мне достанется хотя бы одна голо-
вешка от праздничного костра, чтобы согреться, а на ужин - несколько
крох от трех огромных сахарных кренделей в виде королевского герба, выс-
тавленных для народа в городском буфете".
II. Гревская площадь
Ныне от Гревской площади того времени остался лишь едва заметный
след: прелестная башенка, занимающая ее северный угол. Но и она почти
погребена под слоем грубой штукатурки, облепившей острые грани ее
скульптурных украшений, и вскоре, быть может, исчезнет совсем, затоплен-
ная половодьем новых домов, стремительно поглощающим все старинные зда-
ния Парижа.
Люди, которые, подобно нам, не могут пройти по Гревской площади, не
скользнув взглядом сочувствия и сожаления по этой бедной башенке, зажа-
той двумя развалюшками времен Людовика XV, легко воссоздадут в своем во-
ображении группу зданий, в число которых она входила, и ясно представят
себе старинную готическую площадь XV века.
Она, как и теперь, имела форму неправильной трапеции, окаймленной с
одной стороны набережной, а с трех сторон - рядом высоких, узких и мрач-
ных домов. Днем можно было залюбоваться разнообразием этих зданий, пок-
рытых резными украшениями из дерева или из камня и уже тогда являвших
собой совершенные образцы всевозможных архитектурных стилей средневе-
ковья от XI до XV века; здесь были и прямоугольные окна, начинавшие вы-
теснять стрельчатые, и полукруглые романские, которые в свое время были
заменены стрельчатыми и которые наряду с последними еще продолжали укра-
шать второй этаж старинного здания Роландовой башни на углу набережной и
Кожевенной улицы. Ночью во всей этой массе домов можно было различить
лишь черную зубчатую линию крыш, окружавших площадь цепью острых углов.
Одно из основных различий между современными городами и городами прежни-
ми заключается в том, что современные постройки обращены к улицам и пло-
щадям фасадами, тогда как прежде они стояли к ним боком. Прошло уже два
века с тех пор, как дома повернулись лицом к улице.
Посредине восточной стороны площади возвышалось громоздкое, смешанно-
го стиля строение, состоявшее из трех, вплотную примыкавших друг к другу
домов. У него было три разных названия, объяснявших его историю, назна-
чение и архитектуру: "Дом дофина", потому что в нем обитал дофин Карл V,
"Торговая палата", потому что здесь помещалась городская ратуша, и "Дом
с колоннами" (domus ad piloria), потому что ряд толстых колонн поддержи-
вал три его этажа.
Здесь было все, что только могло понадобиться славному городу Парижу:
часовня, чтобы молиться; зал судебных заседаний, чтобы чинить суд и
расправу над королевскими подданными, и, наконец, арсенал, полный ог-
нестрельного оружия. Парижане знали, что молитва и судебная тяжба далеко
не всегда являются надежной защитой городских привилегий, и потому хра-
нили про запас на чердаке городской ратуши ржавые аркебузы.
Уже в те времена Гревская площадь производила мрачное впечатление,
возникающее и сейчас вследствие ужасных воспоминаний, которые с ней свя-
заны, а также при виде угрюмого здания городской ратуши Доминика Бокадо-
ра, заменившей "Дом с колоннами". Надо сказать, что виселица и позорный
столб, "правосудие и лестница", как говорили тогда, воздвигнутые бок о
бок посреди мостовой, отвращали взор прохожего от этой роковой площади,
где столько цветущих, полных жизни людей испытали смертные муки и где
полвека спустя родилась "лихорадка Сен-Валье", вызываемая ужасом перед
эшафотом, - самая чудовищная из всех болезней, ибо ее насылает не бог, а
человек.
Утешительно думать, - заметим мимоходом, - что смертная казнь, кото-
рая еще триста лет назад своими железными колесами, каменными виселица-
ми, всевозможными орудиями пыток загромождала Гревскую площадь, Рыночную
площадь, площадь Дофина, перекресток Трауар, Свиной рынок, гнусный Мон-
