грубой силе перед лицом правосудия? Где великолепные двери, великолепные
высокие окна? Где все чеканные работы, при виде которых опускались руки
у Бискорнета? Где тончайшая резьба дю Ганси?.. Что сделало время, что
сделали люди со всеми этими чудесами? Что получили мы взамен всего это-
го, взамен этой истории галлов, взамен этого искусства готики? Тяжелые
полукруглые низкие своды де Броса, сего неуклюжего строителя портала
Сен-Жерве, - это взамен искусства; что же касается истории, то у нас
сохранились лишь многословные воспоминания о центральном столбе, которые
еще доныне отдаются эхом в болтовне всевозможных Патрю.
Но все это не так уж важно. Обратимся к подлинной зале подлинного
древнего Дворца.
Один конец этого гигантского параллелограмма был занят знаменитым
мраморным столом такой длины, ширины и толщины, что, если верить старин-
ным описям, слог которых мог бы возбудить аппетит у Гаргантюа, "подобно-
го ломтя мрамора еще не видывал свет"; противоположный конец занимала
часовня, где стояла изваянная по приказанию Людовика XI статуя, изобра-
жающая его коленопреклоненным перед Пречистой девой, и куда он, невзирая
на то, что две ниши в ряду королевских изваяний остаются пустыми, прика-
зал перенести статуи Карла Великого и Людовика Святого - двух святых,
которые в качестве королей Франции, по его мнению, имели большое влияние
на небесах. Эта часовня, еще новая, построенная всего только шесть лет
тому назад, была создана в изысканном вкусе того очаровательного, с ве-
ликолепной скульптурой и тонкими чеканными работами зодчества, которое
отмечает у нас конец готической эры и удерживается вплоть до середины
XVI века в волшебных архитектурных фантазиях Возрождения.
Небольшая сквозная розетка, вделанная над порталом, по филигранности
и изяществу отделки представляла собой настоящее произведение искусства.
Она казалась кружевной звездой.
Посреди залы, напротив главных дверей, было устроено прилегавшее к
стене возвышение, обтянутое золотой парчой, с отдельным входом через ок-
но, пробитое в этой стене из коридора, смежного с вызолоченным покоем.
Предназначалось оно для фландрских послов и для других знатных особ,
приглашенных на представление мистерии.
По издавна установившейся традиции представление мистерии должно было
состояться на знаменитом мраморном столе. С самого утра он уже был для
этого приготовлен. На его великолепной мраморной плите, вдоль и поперек
исцарапанной каблуками судейских писцов, стояла довольно высокая дере-
вянная клетка, верхняя плоскость которой, доступная взорам всего зри-
тельного зала, должна была служить сценой, а внутренняя часть, задрапи-
рованная коврами, - одевальной для лицедеев. Бесхитростно приставленная
снаружи лестница должна была соединять сцену с одевальной и предостав-
лять свои крутые ступеньки и для выхода актеров на сцену и для ухода их
за кулисы. Таким образом, любое неожиданное появление актера, перипетии,
сценические эффекты - ничто не могло миновать этой лестницы. О невинное
и достойное уважения детство искусства и механики!
Четыре судебных пристава Дворца, непременные надзиратели за всеми на-
родными увеселениями как в дни празднеств, так и в дни казней стояли на
карауле по четырем углам мраморного стола.
Представление мистерии должно было начаться только в полдень, с две-
надцатым ударом больших стенных дворцовых часов. Несомненно, для теат-
рального представления это было довольно позднее время, но оно было
удобно для послов.
Тем не менее многочисленная толпа народа дожидалась представления с
самого утра. Добрая половина этих простодушных зевак с рассвета дрогла
перед большим крыльцом Дворца; иные даже утверждали, будто они провели
всю ночь, лежа поперек главного входа, чтобы первыми попасть в залу.
Толпа росла непрерывно и, подобно водам, выступающим из берегов, посте-
пенно вздымалась вдоль стен, вздувалась вокруг столбов, заливала карни-
зы, подоконники, все архитектурные выступы, все выпуклости скульптурных
украшений. Не мудрено, что давка, нетерпение, скука в этот день, дающий
волю зубоскальству и озорству, возникающие из-за пустячных ссор, будь то
соседство слишком острого локтя или подбитого гвоздями башмака, уста-
лость от долгого ожидания - все вместе взятое еще задолго до прибытия
послов придавало ропоту этой запертой, стиснутой, сдавленной, задыхаю-
щейся толпы едкий и горький привкус. Только и слышно было, что проклятия
и сетования по адресу фламандцев, купеческого старшины, кардинала Бур-
бонского, главного судьи Дворца, Маргариты Австрийской, стражи с
плетьми, стужи, жары, скверной погоды, епископа Парижского, папы шутов,
каменных столбов, статуй, закрытой двери, открытого окна, и все это сме-
шило и потешало рассеянных в толпе школяров и слуг, которые подзадорива-
ли общее недовольство острыми словечками и шуточками, еще больше возбуж-
дая этими булавочными уколами общее недовольство.
Среди них отличалась группа веселых сорванцов, которые, выдавив пред-
варительно стекла в окне, бесстрашно расселись на карнизе и оттуда бро-
сали лукавые взгляды и замечания то в толпу, находившуюся в зале, то в
толпу на площади. Судя по тому, как они передразнивали окружающих, по их
оглушительному хохоту, по насмешливым окликам, которыми они обменивались
с товарищами через всю залу, видно было, что эти школяры далеко не раз-
деляли скуки и усталости остальной части публики, превращая для
собственного удовольствия все, что попадалось им на глаза, в зрелище,
помогавшее им терпеливо переносить ожидание.
- Клянусь душой, это вы, Жоаннес Фролло де Молендино! - кричал один
из них другому, белокурому бесенку с хорошенькой лукавой рожицей, примо-
стившемуся на акантах капители. - Недаром вам дали прозвище Жеан
Мельник, ваши руки и ноги и впрямь походят на четыре крыла ветряной
мельницы. Давно вы здесь?
- По милости дьявола, - ответил Жоаннес Фролло - я торчу здесь уже
больше четырех часов, надеюсь, они зачтутся мне в чистилище! Еще в семь
утра я слышал, как восемь певчих короля сицилийского пропели у ранней
обедни в Сент-Шапель Достойно...
- Прекрасные певчие! - ответил собеседник. - Голоса у них тоньше, чем
острие их колпаков. Однако перед тем как служить обедню святому королю
Иоанну, не мешало бы осведомиться, приятно ли Иоанну слушать эту гнуса-
вую латынь с провансальским акцентом.
- Он заказал обедню, чтобы дать заработать этим проклятым певчим си-
цилийского короля! - злобно крикнула старуха из теснившейся под окнами
толпы. - Скажите на милость! Тысячу парижских ливров за одну обедню! Да
еще из налога за право продавать морскую рыбу в Париже!
- Молчи, старуха! - вмешался какой-то важный толстяк, все время зажи-
мавший себе нос из-за близкого соседства с рыбной торговкой. - Обедню
надо было отслужить. Или вы хотите, чтобы король опять захворал?
- Ловко сказано, господин Жиль Лекорню [4], придворный меховщик! -
крикнул ухватившийся за капитель маленький школяр.
Оглушительный взрыв хохота приветствовал злополучное имя придворного
меховщика.
- Лекорню! Жиль Лекорню! - кричали одни.
- Cornutus et hirsutus! [5] - вторили другие.
- Чего это они гогочут? - продолжал маленький чертенок, примостивший-
ся на капители. - Ну да, почтеннейший Жиль Лекорню, брат Жеана Лекорню,
дворцового судьи, сын Майе Лекорню, главного смотрителя Венсенского ле-
са; все они граждане Парижа и все до единого женаты.
Толпа совсем развеселилась. Толстый меховщик молча пытался ус-
кользнуть от устремленных на него со всех сторон взглядов, но тщетно он
пыхтел и потел Как загоняемый в дерево клин, он, силясь выбраться из
толпы, достигал лишь того, что его широкое, апоплексическое, побагровев-
шее от досады и гнева лицо только еще плотнее втискивалось между плеч
соседей. Наконец один из них, такой же важный, коренастый и толстый,
пришел ему на выручку:
- Какая мерзость! Как смеют школяры так издеваться над почтенным го-
рожанином? В мое время их за это отстегали бы прутьями, а потом сожгли
бы на костре из этих самых прутьев.
Банда школяров расхохоталась.
- Эй! Кто это там ухает? Какой зловещий филин?
- Стой-ка, я его знаю, - сказал один, - это Андри Мюнье.
- Один из четырех присяжных библиотекарей Университета, - подхватил
другой.
- В этой лавчонке всякого добра по четыре штуки, - крикнул третий, -
четыре нации, четыре факультета, четыре праздника, четыре эконома, четы-
ре попечителя и четыре библиотекаря.
- Отлично, - продолжал Жеан Фролло, - пусть же и побеснуются вчетверо
больше!
- Мюнье, мы сожжем твои книги!
- Мюнье, мы вздуем твоего слугу!
- Мюнье, мы потискаем твою жену!
- Славная толстушка госпожа Ударда!
- А как свежа и весела, точно уже овдовела!
- Черт бы вас побрал! - прорычал Андри Мюнье.
- Замолчи, Андри, - не унимался Жеан, все еще цеплявшийся за свою ка-
питель, - а то я свалюсь тебе на голову!
Андри посмотрел вверх, как бы определяя взглядом высоту столба и вес
плута, помножил в уме этот вес на квадрат скорости и умолк.
Жеан, оставшись победителем, злорадно заметил:
- Я бы непременно так и сделал, хотя и прихожусь братом архидьякону.
- Хорошо тоже наше университетское начальство! Даже в такой день, как
сегодня, ничем не отметило наших привилегий! В Городе потешные огни и
майское дерево, здесь, в Сите, - мистерия, избрание папы шутов и
фландрские послы, а у нас в Университете - ничего.
- Между тем на площади Мобер хватило бы места! - сказал один из шко-
ляров, устроившихся на подоконнике.
- Долой ректора, попечителей и экономов! - крикнул Жеан.
- Сегодня вечером следовало бы устроить иллюминацию в Шан-Гальяр из
книг Андри, - продолжал другой.
- И сжечь пульты писарей! - крикнул его сосед.
- И трости педелей!
- И плевательницы деканов!
- И буфеты экономов!
- И хлебные лари попечителей!
- И скамеечки ректора!
- Долой! - пропел им в тон Жеан. - Долой Андри, педелей, писарей, ме-
диков, богословов, законников, попечителей, экономов и ректора!
- Да это просто светопреставление! - возмутился Андри, затыкая себе
уши.
- А наш ректор легок на помине! Вон он появился на площади! - крикнул
один из сидевших на подоконнике.
Все, кто только мог, повернулись к окну.
- Неужели это в самом деле наш достопочтенный ректор Тибо? - спросил
Жеан Фролло Мельник. Повиснув на одном из внутренних столбов, он не мог
видеть того, что происходило на площади.
- Да, да, - ответили ему остальные, - он самый, ректор Тибо!
Действительно, ректор и все университетские сановники торжественно
шествовали по дворцовой площади навстречу послам. Школяры, облепившие
подоконник, приветствовали шествие язвительными насмешками и иронически-
ми рукоплесканиями. Ректору, который шел впереди, пришлось выдержать
первый залп, и залп этот был жесток.
- Добрый день, господин ректор! Эй! Здравствуйте!
- Каким образом очутился здесь этот старый игрок? Как он расстался со
своими костяшками?
- Смотрите, как он трусит на своем муле! А уши у мула короче ректорс-
ких!
- Эй! Добрый день, ректор Тибо! Tybalde alea tor [6] Старый дурак!
Старый игрок!
- Да хранит вас бог! Ну как, сегодня ночью вам часто выпадало двенад-
цать очков?
- Поглядите, какая у него серая, испитая и помятая рожа! Это все от
страсти к игре и костям!
- Куда это вы трусите, Тибо, Tybalde ad dados, задом к Университету и
передом к Городу?
- Он едет снимать квартиру на улице Тиботоде [7], - воскликнул Жеан
Мельник.
Вся компания школяров громовыми голосами, бешено аплодируя, повторила
этот каламбур:
- Вы едете искать квартиру на улице Тиботоде, не правда ли, господин
ректор, партнер дьявола?
Затем наступила очередь прочих университетских сановников.
