- Долой педелей! Долой жезлоносцев!
- Скажи, Робен Пуспен, а это кто такой?
- Это Жильбер Сюльи, Gilbertus de Soliaco, казначей Отенского колежа.
- Стой, вот мой башмак; тебе там удобнее, запустика ему в рожу!
- Saturnalitias mittimus весе nuces [8].
- Долой шестерых богословов и белые стихари!
- Как, разве это богословы? А я думал - это шесть белых гусей, кото-
рых святая Женевьева отдала городу за поместье Роньи!
- Долой медиков!
- Долой диспуты на заданные и на свободные темы!
- Швырну-ка я в тебя шапкой, казначей святой Женевьевы! Ты меня на-
дул! Это чистая правда! Он отдал мое место в нормандском землячестве ма-
ленькому Асканио Фальцаспада из провинции Бурж, а ведь тот итальянец.
- Это несправедливо! - закричали школяры. - Долой казначея святой Же-
невьевы!
- Эй! Иоахим де Ладеор! Эй! Лук Даюиль! Эй! Ламбер Октеман!
- Чтоб черт придушил попечителя немецкой корпорации!
- И капелланов из Сент-Шапель вместе с их серыми меховыми плащами.
- Seu de pellibus grisis fourratis!
- Эй! Магистры искусств! Вон они, черные мантии! Вон они, красные
мантии!
- Получается недурной хвост позади ректора!
- Точно у венецианского дожа, отправляющегося обручаться с морем.
- Гляди, Жеан, вон каноники святой Женевьевы.
- К черту чернецов!
- Аббат Клод Коар! Доктор Клод Коар! Кого вы ищете? Марию Жифард?
- Она живет на улице Глатиньи.
- Она греет постели смотрителя публичных домов.
- Она выплачивает ему свои четыре денье - qualuor denarios.
- Aut unum bombum.
- Вы хотите сказать - с каждого носа?
- Товарищи! Вон Симон Санен, попечитель Пикардии, а позади него сидит
жена!
- Post equitem sedet atra сига [9].
- Смелее, Симон!
- Добрый день, господин попечитель!
- Покойной ночи, госпожа попечительница!
- Экие счастливцы, им все видно, - вздыхая, промолвил все еще продол-
жавший цепляться за листья капители Жоаннес де Молендино.
Между тем присяжный библиотекарь Университета Андри Мюнье прошептал
на ухо придворному меховщику Жилю Лекорню:
- Уверяю вас, сударь, что это светопреставление. Никогда еще среди
школяров не наблюдалось такой распущенности, и все это наделали прокля-
тые изобретения: пушки, кулеврины, бомбарды, а главное книгопечатание,
эта новая германская чума. Нет уж более рукописных сочинений и книг. Пе-
чать убивает книжную торговлю. Наступают последние времена.
- Это заметно и по тому, как стала процветать торговля бархатом, -
ответил меховщик.
Но тут пробило двенадцать.
- А-а! - единым вздохом ответила толпа.
Школяры притихли. Затем поднялась невероятная сумятица; зашаркали но-
ги, задвигались головы; послышалось оглушительное сморканье и кашель;
каждый старался приладиться, примоститься, приподняться. Наконец насту-
пила полная тишина: все шеи были вытянуты, все рты полуоткрыты, все
взгляды устремлены на мраморный стол. Но ничего нового на нем не появи-
лось. Там по-прежнему стояли четыре судебных пристава, застывшие и не-
подвижные, словно раскрашенные статуи. Тогда все глаза обратились к воз-
вышению, предназначенному для фландрских послов. Дверь была все так же
закрыта, на возвышении - никого. Собравшаяся с утра толпа ждала полудня,
послов Фландрии и мистерии. Своевременно явился только полдень.
Это было уже слишком!
Подождали еще одну, две, три, пять минут, четверть часа; никто не по-
являлся. Помост пустовал, сцена безмолвствовала.
Нетерпение толпы сменилось гневом. Слышались возгласы возмущения,
правда, еще негромкие. "Мистерию! Мистерию!" - раздавался приглушенный
ропот. Возбуждение нарастало. Гроза, дававшая о себе знать пока лишь
громовыми раскатами, веяла над толпой. Жеан Мельник был первым, вызвав-
шим вспышку молнии.
- Мистерию, и к черту фландрцев! - крикнул он во всю глотку, обвив-
шись, словно змея, вокруг своей капители.
Толпа принялась рукоплескать.
- Мистерию, мистерию! А Фландрию ко всем чертям! - повторила толпа.
- Подать мистерию, и притом немедленно! - продолжал школяр. - А то,
пожалуй, придется нам для развлечения и в назидание повесить главного
судью.
- Верно! - завопила толпа. - А для начала повесим его стражу!
Поднялся невообразимый шум. Четыре несчастных пристава побледнели и
переглянулись. Народ двинулся на них, и им уже чудилось, что под его на-
пором прогибается и подается хрупкая деревянная балюстрада, отделявшая
их от зрителей.
То была опасная минута.
- Вздернуть их! Вздернуть! - кричали со всех сторон.
В это мгновение приподнялся ковер описанной нами выше одевальной и
пропустил человека, одно появление которого внезапно усмирило толпу и,
точно по мановению волшебного жезла, превратило ее гнев в любопытство.
- Тише! Тише! - раздались голоса.
Человек, дрожа всем телом, отвешивая бесчисленные поклоны, неуверенно
двинулся к краю мраморного стола, и с каждым шагом его поклоны станови-
лись все более похожими на коленопреклонения.
Мало-помалу водворилась тишина. Слышался лишь тот еле уловимый гул,
который всегда стоит над молчащей толпой.
- Господа горожане и госпожи горожанки! - сказал вошедший. - Нам
предстоит высокая честь декламировать и представлять в присутствии его
высокопреосвященства кардинала превосходную моралитэ под названием "Пра-
ведный суд Пречистой девы Марии". Я буду изображать Юпитера. Его преос-
вященство сопровождает в настоящую минуту почетное посольство герцога
Австрийского, которое несколько замешкалось, выслушивая у ворот Боде
приветственную речь ректора Университета. Как только его святейшество
прибудет, мы сейчас же начнем.
Нет сомнения, что только вмешательство самого Юпитера помогло спасти
от смерти четырех несчастных приставов. Если бы нам выпало счастье самим
выдумать эту вполне достоверную историю, а значат, и быть ответственными
за ее содержание перед судом преподобной нашей матери-критики, то во
всяком случае против нас нельзя было бы выдвинуть классического правила:
Nec Deus intersit [10]. Надо сказать, что одеяние господина Юпитера было
очень красиво и также немало способствовало успокоению толпы, привлекая
к себе ее внимание. Он был одет в кольчугу, обтянутую черным бархатом с
золотой вышивкой; голову его прикрывала двухконечная шляпа с пуговицами
позолоченного серебра; и не будь его лицо частью нарумянено, частью пок-
рыто густой бородой, не держи он в руках усыпанной мишурой и обмотанной
канителью трубки позолоченного картона, в которой искушенный глаз легко
мог признать молнию, не будь его ноги обтянуты в трико телесного цвета и
на греческий манер обвиты лентами, - этот Юпитер по своей суровой осанке
мог бы легко выдержать сравнение с любым бретонским стрелком из отряда
герцога Беррийского.
II. Пьер Гренгуар
Однако, пока он держал свою торжественную речь, всеобщее удовольствие
и восхищение, возбужденные его костюмом, постепенно рассеивались, а ког-
да он пришел к злополучному заключению: "Как только его святейшество
прибудет, мы сейчас же начнем", - его голос затерялся в буре гиканья и
свиста.
- Немедленно начинайте мистерию! Мистерию немедленно! - кричала тол-
па. И среди всех голосов отчетливо выделялся голос Жоаннеса де Моленди-
но, прорезавший общий гул, подобно дудке на карнавале в Ниме.
- Начинайте сию же минуту! - визжал школяр.
- Долой Юпитера и кардинала Бурбонского! - вопил Робен Пуспен и про-
чие школяры, угнездившиеся на подоконнике.
- Давайте моралитэ! - вторила толпа. - Сейчас же, сию минуту, а не то
мешок и веревка для комедиантов и кардинала!
Несчастный Юпитер, ошеломленный, испуганный, побледневший под слоем
румян, уронил молнию, снял шляпу, поклонился и, дрожа от страха, проле-
петал:
- Его высокопреосвященство, послы... госпожа Маргарита Фландрская...
Он не знал, что сказать. В глубине души он опасался, что его повесят.
Его повесит толпа, если он ее заставит ждать, его повесит кардинал,
если он его не дождется; куда ни повернись, перед ним разверзалась про-
пасть, то есть виселица.
К счастью, какой-то человек пришел ему на выручку и принял всю от-
ветственность на себя.
Этот незнакомец стоял по ту сторону балюстрады, в пространстве, оста-
вавшемся свободным вокруг мраморного стола, и до сей поры не был никем
примечен благодаря тому, что его долговязая и тощая особа не могла по-
пасть ни в чье поле зрения, будучи заслонена массивным каменным столбом,
к которому он прислонялся. Это был высокий, худой, бледный, белокурый и
еще молодой человек, хотя щеки и лоб его уже бороздили морщины; его чер-
ный саржевый камзол потерся и залоснился от времени. Сверкая глазами и
улыбаясь, он приблизился к мраморному столу и сделал знак рукой несчаст-
ному страдальцу. Но тот до того растерялся, что ничего не замечал.
Новоприбывший сделал шаг вперед.
- Юпитер! - сказал он. - Милейший Юпитер!
Тот не слышал его.
Потеряв терпение, высокий блондин крикнул ему чуть не в самое ухо:
- Мишель Жиборн!
- Кто меня зовет? - как бы внезапно пробудившись от сна, спросил Юпи-
тер.
- Я, - ответил незнакомец в черном.
- А! - произнес Юпитер.
- Начинайте сейчас же! - продолжал тот. - Удовлетворите требование
народа. Я берусь умилостивить судью, а тот в свою очередь умилостивит
кардинала.
Юпитер облегченно вздохнул.
- Всемилостивейшие господа горожане! - крикнул он во весь голос тол-
пе, все еще продолжавшей его освистывать. - Мы сейчас начнем!
- Evoe, Jupiter! Plaudite, cives! [11], - закричали школяры.
- Слава! Слава! - закричала толпа.
Раздался оглушительный взрыв рукоплесканий, и даже после того, как
Юпитер ушел за занавес, зала все еще дрожала от приветственных криков.
Тем временем незнакомец, столь магически превративший "бурю в штиль",
как говорит наш милый старик Корнель, скромно отступил в полумрак своего
каменного столба, и, несомненно, по-прежнему остался бы там невидим,
недвижим и безмолвен, не окликни его две молодые женщины, сидевшие в
первом ряду и обратившие внимание на его беседу с Мишелем Жиборном -
Юпитером.
- Мэтр! - позвала его одна из них, делая ему знак приблизиться.
- Тес, милая Лиенарда, - сказала ее соседка, хорошенькая, цветущая,
по-праздничному расфранченная девушка, - он не духовное лицо, а светс-
кое, к нему следует обращаться не "мэтр", а "мессир".
- Мессир! - повторила Лиенарда.
Незнакомец приблизился к балюстраде.
- Что угодно, сударыни? - учтиво спросил он.
- О, ничего! - смутившись, ответила Лиенарда. - Это моя соседка, Жис-
кета ла Жансьен, хочет вам что-то сказать.
- Да нет же, - зардевшись, возразила Жискета. - Лиенарда окликнула
вас "мэтр", а я поправила ее и объяснила, что вас следует назвать "мес-
сир".
Девушки потупили глазки. Незнакомец не прочь был завязать беседу; он,
улыбаясь, глядел на них.
- Итак, вам нечего мне сказать, сударыни?
- О нет, решительно нечего, - ответила Жискета.
- Нечего, - повторила Лиенарда.
Высокий молодой блондин хотел было уйти, но любопытным девушкам не
хотелось выпускать добычу из рук.
- Мессир! - со стремительностью воды, врывающейся в открытый шлюз,
или женщины, принявшей твердое решение, обратилась к нему Жискета. -
Вам, как видно, знаком этот военный, который будет играть роль Пречистой
девы в мистерии?
- Вы желаете сказать - роль Юпитера? - спросил незнакомец.
- Да, да! - воскликнула Лиенарда. - Какая она дурочка! Так вы знакомы
с Юпитером!
- С Мишелем Жиборном? Да, знаком, сударыня.
- Какая у него изумительная борода! - сказала Лиенарда.
- А то, что они сейчас будут представлять, красиво? - застенчиво
спросила Жискета.
- Великолепно, сударыня, - без малейшей запинки ответил незнакомец.
- Что же это будет? - спросила Лиенарда.
- Праведный суд Пречистой девы Марии - моралитэ, сударыня.
