ренно, все больше ускоряя шаг. Гренгуар, вероятно, заблудился бы оконча-
тельно, если бы не различил на повороте восьмигранного позорного столба
на Рыночной площади, сквозная верхушка которого резко выделялась своей
темной резьбой на фоне еще светившегося окна одного из домов улицы Вер-
деле.
Девушка давно уже заметила, что ее кто-то преследует; она то и дело с
беспокойством оглядывалась, один раз даже внезапно приостановилась, что-
бы, воспользовавшись лучом света, падавшим из полуотворенной двери бу-
лочной, зорко оглядеть Гренгуара с головы до ног. После этого осмотра
она сделала знакомую ему гримаску и продолжала свой путь.
Эта милая гримаска заставила Гренгуара призадуматься. Она таила в се-
бе насмешку и презрение. Понурив голову, пересчитывая булыжники мосто-
вой, он снова пошел за девушкой, но уже на некотором расстоянии от нее.
На одной извилистой уличке он потерял ее из виду, и в ту же минуту до
него донесся ее пронзительный крик.
Он пошел быстрее.
Улица тонула во мраке, однако горевший на углу за чугунной решеткой,
у подножия статуи Пречистой девы, фитиль из пакли, пропитанной маслом,
дал возможность Гренгуару разглядеть цыганку, которая отбивалась от двух
мужчин, пытавшихся зажать ей рот. Бедная перепуганная козочка, наставив
на них рожки, жалобно блеяла.
- Стража, сюда! - крикнул Гренгуар и бросился вперед.
Один из державших девушку мужчин обернулся, и он увидел страшное лицо
Квазимодо.
Гренгуар не обратился в бегство, но и не сделал ни шагу вперед.
Квазимодо приблизился к нему и, одним ударом наотмашь заставив его
отлететь на четыре шага и упасть на мостовую, скрылся во мраке, унося
девушку, повисшую на его плече, словно шелковый шарф. Его спутник после-
довал за ним, а бедная козочка с жалобным блеянием побежала сзади.
- Помогите! Помогите! - кричала несчастная цыганка.
- Стойте, негодяи, отпустите эту девку! - раздался громовой голос, и
из-за угла соседней улицы внезапно появился всадник.
Это был вооруженный до зубов начальник королевских стрелков, держав-
ший саблю наголо.
Вырвав цыганку из рук ошеломленного Квазимодо, он перебросил ее попе-
рек седла, и в ту самую минуту, когда опомнившийся от изумления ужасный
горбун ринулся на него, чтобы отбить добычу, показалось человек пятнад-
цать вооруженных палашами стрелков, ехавших следом за своим капитаном.
То был небольшой отряд королевских стрелков, проверявший ночные дозоры
по распоряжению парижского прево мессира Робера д'Эстутвиля.
Квазимодо обступили, схватили, скрутили веревками. Он рычал, бесно-
вался, кусался; будь это днем, один вид его искаженного гневом лица,
ставшего от этого еще отвратительней, обратил бы в бегство весь отряд.
Ночь лишила Квазимодо самого страшного его оружия - уродства.
Спутник Квазимодо исчез во время свалки.
Цыганка, грациозно выпрямившись на седле и положив руки на плечи мо-
лодого человека, несколько секунд пристально глядела на него, словно
восхищенная его приятной внешностью и любезной помощью, какую он оказал
ей. Она первая нарушила молчание и, придав своему нежному голосу еще
больше нежности, спросила:
- Как ваше имя, господин офицер?
- Капитан Феб де Шатопер, ваш покорный слуга, моя красавица, - прио-
санившись, ответил офицер.
- Благодарю вас, - промолвила она.
И пока Феб самодовольно покручивал свои усы, подстриженные по-бур-
гундски, она, словно падающая стрела, соскользнула с лошади и исчезла
быстрее молнии.
- Дьявольщина! - воскликнул Феб и приказал стянуть потуже ремни, ко-
торыми был связан Квазимодо. - Я предпочел бы оставить у себя девчонку!
- Ничего не поделаешь, капитан, - заметил один из стрелков, - пташка
упорхнула, нетопырь остался.
V. Неудачи продолжаются
Оглушенный падением Гренгуар продолжал лежать на углу улицы, у подно-
жия статуи Пречистой девы.
Мало-помалу он стал приходить в себя; несколько минут он еще пребывал
в каком-то не лишенном приятности полузабытьи, и воздушные образы цыган-
ки и козочки сливались в его сознании с тяжелым кулаком Квазимодо. Но
это состояние длилось недолго. Острое ощущение холода там, где его тело
прикасалось к мостовой, заставило его очнуться и привело в порядок его
мысли.
- Отчего мне так холодно? - спохватился он и только тут заметил, что
лежит почти в самой середине сточной канавы.
- Черт возьми этого горбатого циклопа! - проворчал сквозь зубы Грен-
гуар и хотел приподняться, но он был так оглушен падением и так сильно
ушибся, что это ему не удалось. Впрочем, руками он владел свободно; за-
жав нос, он покорился своей участи.
"Парижская грязь, - размышлял он (ибо был твердо уверен, что этой ка-
наве суждено послужить ему ложем, - А коль на ложе сна не спится, нам
остается размышлять!) - парижская грязь как-то особенно зловонна. Она,
повидимому, содержит в себе очень много летучей и азотистой соли - так
по крайней мере полагает Никола Фламель и герметики..."
Слово "герметики" вдруг навело его на мысль об архидьяконе Клоде
Фролло. Он вспомнил происшедшую на его глазах сцену насилия; вспомнил,
что цыганка отбивалась от двух мужчин, что у Квазимодо был сообщник, и
суровый, надменный образ архидьякона смутно промелькнул в его памяти.
"Вот было бы странно!" - подумал он и, взяв все это за основание,
принялся возводить причудливое здание гипотез - сей карточный домик фи-
лософов.
- Так и есть! Я замерзаю! - воскликнул он, снова возвращаясь к
действительности.
И правда, положение поэта становилось невыносимым. Каждая частица во-
ды отнимала частицу тепла У его тела, и температура его мало-помалу пре-
неприятным образом стала уравниваться с температурой.
А тут еще на Гренгуара обрушилась новая беда. Ватага ребятишек, этих
маленьких босоногих дикарей, которые под бессмертным прозвищем "гаменов"
испокон века гранят мостовые Парижа и которые еще во времена нашего
детства швыряли камнями в каждого из нас, когда мы по вечерам выходили
из школы, только за то, что на наших панталонах не было дыр, - стая этих
маленьких озорников, нисколько не заботясь о том, что все кругом спали,
с громким хохотом и криком бежала к тому перекрестку, где лежал Гренгу-
ар. Они волокли за собой какой-то бесформенный мешок, и один стук их са-
бо о мостовую разбудил бы мертвого. Гренгуар, душа которого еще не сов-
сем покинула тело, приподнялся.
- Эй! Генекен Дандеш! Эй! Жеан Пенсбурд! - во все горло перекликались
они. - Старикашка Эсташ Мубон, что торговал железом на углу, помер! Мы
раздобыли его соломенный тюфяк и сейчас разведем праздничный костер! Се-
годня праздник в честь фламандцев!
Подбежав к канаве и не заметив Гренгуара, они швырнули тюфяк прямо на
него. Тут же один из них взял пучок соломы и запалил его от светильни,
горевшей перед статуей Пречистой девы.
- Господи помилуй! - пробормотал Гренгуар. - Кажется, теперь мне бу-
дет слишком жарко!
Минута была критическая. Гренгуар мог попасть из огня да в полымя. Он
сделал нечеловеческое усилие, на какое способен только фальшивомонетчик,
которого намереваются бросить в кипяток. Вскочив, он швырнул соломенный
тюфяк на ребятишек и пустился бежать.
- Пресвятая дева! - воскликнули дети. - Торговец железом воскрес! - И
бросились врассыпную.
Поле битвы осталось за тюфяком. Бельфоре, отец Ле Жюж и Корозе свиде-
тельствуют, что на следующее утро тюфяк этот был подобран духовенством
ближайшего прихода и торжественно отнесен в ризницу церкви Сент-Опортю-
не, ризничий которой вплоть до 1789 года извлекал преизрядный доход из
великого чуда, совершенного статуей богоматери, стоявшей на углу улицы
Моконсей. Одним своим присутствием в знаменательную ночь с 6 на 7 января
1482 года эта статуя изгнала беса из покойного Эсташа Мубона, который,
желая надуть дьявола, хитро запрятал свою душу в соломенный тюфяк.
VI. Разбитая кружка
Некоторое время Гренгуар бежал со всех ног, сам не зная куда, натыка-
ясь на углы домов при поворотах, перескакивая через множество канавок,
пересекая множество переулков, тупиков и перекрестков в поисках спасения
и выхода, сквозь все излучины старой Рыночной площади и разведывая в па-
ническом страхе то, что великолепная латынь хартий называет tota via,
cheminum et viaria [21] Вдруг наш поэт остановился - во-первых, чтобы
перевести дух, а во-вторых - его точно за шиворот схватила неожиданно
возникшая в его уме дилемма.
"Мне кажется, мэтр Пьер Гренгуар, - сказал он себе, прикладывая палец
ко лбу, - что вы просто сошли с ума Куда вы бежите? Ведь маленькие озор-
ники испугались вас ничуть не меньше, чем вы испугались их По-моему, вам
прекрасно слышен был стук их сабо, когда они удирали по направлению к
югу, в то время как вы бросились к северу. Значит, одно из двух или они
обратились в бегство, и тогда соломенный тюфяк, брошенный ими с перепу-
гу, и есть то гостеприимное ложе, за которым вы гоняетесь чуть ли не с
самого утра и которое вам чудесным образом посылает Пресвятая дева в
награду за сочиненную вами в ее честь моралитэ, сопровождаемую торжест-
венными шествиями и переодеваниями, или же дети не убежали и, следова-
тельно, подожгли тюфяк, - в таком случае у вас будет великолепный кос-
тер, около которого вам приятно будет обсушиться, согреться, и вы восп-
рянете духом Так или иначе - в виде ли хорошего костра, в виде ли хоро-
шего ложа - соломенный тюфяк является для вас даром небес Может быть.
Пресвятая дева Мария, стоящая на углу улицы Моконсей, только ради этого
и послала смерть Эсташу Мубону, и с вашей стороны очень глупо удирать
без оглядки, точно пикардиец от француза, оставляя позади себя то, что
вы сами же ищете, Пьер Гренгуар, вы просто болван!"
Он повернул обратно и, осматриваясь, обследуя, держа нос по ветру, а
ушки на макушке, пустился на поиски благословенного тюфяка Но все его
старания были напрасны Перед ним был хаос домов, тупиков, перекрестков,
темных переулков, среди которых, терзаемый сомнениями и нереши-
тельностью, он окончательно завяз, чувствуя себя беспомощней, чем в ла-
биринте замка Турнель. Потеряв терпение, он воскликнул:
- Будь прокляты все перекрестки! Это дьявол сотворил их по образу и
подобию своих вил!
Это восклицание несколько утешило его, а красноватый отблеск, который
мелькнул перед ним в конце длинной и узкой улички, вернул ему твердость
духа.
- Слава богу! - воскликнул он. - Это пылает мой тюфяк. - Уподобив се-
бя кормчему судна, которое терпит крушение в ночи, он благоговейно доба-
вил: - "Salve, maris stella" [22].
Относились ли эти слова хвалебного гимна к Пречистой деве или к соло-
менному тюфяку - это так и осталось невыясненным.
Едва успел он сделать несколько шагов по длинной, отлогой, немощеной
и чем дальше, тем все более грязной и крутой уличке, как заметил нечто
весьма странное. Улица отнюдь не была пустынна: то тут, то там вдоль нее
тащились какие-то неясные, бесформенные фигуры, направляясь к мерцавшему
в конце ее огоньку, подобно неповоротливым насекомым, которые ночью пол-
зут к костру пастуха, перебираясь со стебелька на стебелек.
Ничто не делает человека столь склонным к рискованным предприятиям,
как ощущение невесомости своего кошелька. Гренгуар продолжал подвигаться
вперед и вскоре нагнал ту из гусениц, которая ползла медленнее других.
Приблизившись к ней, он увидел, что это был жалкий калека, который пе-
редвигался, подпрыгивая на руках, словно раненый паук-сенокосец, у кото-
рого только и осталось что две ноги. Когда Гренгуар проходил мимо пауко-
образного существа с человечьим лицом, оно жалобно затянуло:
- La buona mancia, signer! La buona mancia! [23]
- Чтоб черт тебя побрал, да и меня вместе с тобой, если я хоть
что-нибудь понимаю из того, что ты там бормочешь! - сказал Гренгуар и