различил во мраке человека в черном плаще с капюшоном, сидевшего на сту-
пеньках у подножия креста.
- Это вы, мэтр? - спросил Гренгуар.
Черная фигура встала.
- Страсти Господни! Я киплю от нетерпения, Гренгуар. Сторож на башне
Сен-Жерве уже прокричал половину второго пополуночи.
- О, в этом виноват не я, а ночная стража и король! - ответил Гренгу-
ар. - Я еще благополучно от них отделался. Я всегда упускаю случай быть
повешенным. Такова моя судьба.
- Ты всегда все упускаешь, - заметил человек в плаще. - Однако поспе-
шим. Ты знаешь пароль?
- Представьте, учитель, я видел короля. Я только что от него. На нем
фланелевые штаны. Это целое приключение.
- Что за пустомеля! Какое мне дело до твоих приключений! Известен те-
бе пароль бродяг?
- Да. Не беспокойтесь. Вот он, пароль: "Короткие клинки звенят".
- Хорошо. Без него нам не добраться до церкви. Бродяги загородили все
улицы. К счастью, они как будто натолкнулись на сопротивление. Может
быть, мы еще поспеем вовремя.
- Конечно, учитель. Но как мы проберемся в Собор Богоматери?
- У меня ключи от башен.
- А как мы оттуда выйдем?
- За монастырем есть потайная дверца, выходящая на Террен, а оттуда к
реке. Я захватил ключ от нее и еще с утра припас лодку.
- Однако я счастливо избег виселицы! - опять заговорил о своем Грен-
гуар.
- Ну, скорей! Бежим! - поторопил его человек в плаще.
Оба скорым шагом направились к Сите.
VII. Шатопер, выручай!
Быть может, читатель припомнит, в каком опасном положении мы оставили
Квазимодо. Отважный звонарь, окруженный со всех сторон, утратил если не
всякое мужество, то по крайней мере всякую надежду спасти - не себя, о
себе он и не помышлял, - цыганку. Он метался по галерее потеряв голову.
Еще немного, и Собор Богоматери будет взят бродягами. Внезапно оглуши-
тельный конский топот раздался на соседних улицах, показалась длинная
вереница факелов и густая колонна опустивших поводья всадников с пиками
наперевес. На площадь, как ураган, обрушились страшный шум и крики: "За
Францию! За Францию! Крошите мужичье! Шатопер, выручай! За прево! За
прево!"
Приведенные в замешательство бродяги повернулись лицом к неприятелю.
Ничего не слышавший Квазимодо вдруг увидел обнаженные шпаги, факелы,
острия пик, всю эту конницу, во главе которой был Феб. Он видел смятение
бродяг, ужас одних, растерянность других и в этой неожиданной помощи по-
черпнул такую силу, что отбросил от церкви уже вступивших было на гале-
рею первых смельчаков.
Это прискакали отряды королевских стрелков.
Однако бродяги действовали отважно. Они оборонялись как бешеные. Бу-
дучи атакованы с фланга со стороны улицы Сен-Пьер-о-Беф, а с тыла со
стороны Папертной улицы, подавшись к самому Собору Богоматери, который
они продолжали еще осаждать, а Квазимодо - защищать, они оказались осаж-
дающими и осажденными одновременно. Они находились в том же странном по-
ложении, в каком позже, в 1640 году, во время знаменитой осады Турина,
очутился граф Анри д'Аркур, который осаждал принца Тома Савойского, а
сам был обложен войсками маркиза Леганеза, Taurinum obsessor idem et
obsessus [152], как гласила его надгробная надпись.
Схватка была ужасная. "Волчьей шкуре - собачьи клыки", - как говорит
Пьер Матье. Королевские конники, среди которых выделялся отвагой Феб де
Шатопер, не щадили никого. Острием меча они доставали тех, кто увернулся
от лезвия. Взбешенные бродяги за неимением оружия кусались. Мужчины,
женщины, дети, кидаясь на крупы и на груди лошадей, вцеплялись в них зу-
бами и ногтями, как кошки. Другие совали факелы в лицо стрелкам. Третьи
забрасывали железные крючья на шеи всадников, стаскивали их с седла и
рвали на части упавших.
Особенно выделялся один из бродяг, долгое время подсекавший широкой
блестящей косой ноги лошадям. Он был страшен. Распевая гнусавым голосом
песню, он то поднимал, то опускал косу. При каждом взмахе вокруг него
ложился широкий круг раненых. Так, спокойно и медленно, покачивая голо-
вой и шумно дыша, подвигался он к самому сердцу конницы, мерным шагом
косца, починающего свою ниву. Это был Клопен Труйльфу. Выстрел из пищали
уложил его на месте.
Между тем окна домов распахнулись вновь. Жители, услышав воинственный
клич королевских конников, вмешались в дело, и из всех этажей на бродяг
посыпались пули. Площадь затянуло густым дымом, который пронизывали
вспышки мушкетных выстрелов. В этом дыму смутно вырисовывался фасад Со-
бора Богоматери и ветхий Отель-Дье, из слуховых окон которого, выходив-
ших на кровлю, глядели на площадь изможденные лица больных.
Наконец бродяги дрогнули. Усталость, нехватка хорошего оружия, испуг,
вызванный неожиданностью нападения, пальба из окон, стремительный натиск
королевских конников - все это сломило их. Они прорвали цепь нападавших
и разбежались по всем направлениям, оставив на площади груды мертвых
тел.
Когда Квазимодо, ни на мгновение не перестававший сражаться, увидел
это бегство, он упал на колени и простер руки к небесам. Потом, ликую-
щий, он с быстротою птицы понесся к келейке, подступ к которой он так
отважно защищал. Теперь им владела одна мысль: преклонить колени перед
той, которую он только что вторично спас.
Когда он вошел в келью, она была пуста.
КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ
I. Башмачок
Когда бродяги начали осаду собора, Эсмеральда спала.
Вскоре все возраставший шум вокруг храма и беспокойное блеяние козоч-
ки, проснувшейся раньше, чем она, пробудили ее от сна. Она привстала на
постели, прислушалась, огляделась, потом, испуганная шумом и светом,
бросилась вон из кельи, чтобы узнать, что случилось Вид самой площади,
мечущиеся по ней привидения, беспорядок этого ночного штурма, отврати-
тельная толпа, еле различимая в темноте и подпрыгивавшая, словно полчище
лягушек, ее хриплое кваканье, красные факелы, мелькавшие и сталкивавшие-
ся во мраке, точно блуждающие огоньки, бороздящие туманную поверхность
болота, - все это зрелище произвело на нее впечатление таинственной бит-
вы между призраками шабаша и каменными чудовищами храма Проникнутая с
детства поверьями цыганского племени, она прежде всего предположила, что
случайно присутствует при какомто колдовском обряде, который совершают
таинственные ночные существа Испугавшись, она бросилась назад и притаи-
лась в своей келье, моля свое убогое ложе не посылать ей таких страшных
кошмаров.
Постепенно ее страхи рассеялись По непрерывно возраставшему шуму и
многим другим проявлениям действительной жизни она почувствовала, что ее
обступают не призраки, а живые существа И она подумала, что, быть может,
народ восстал, чтобы силой взять ее из убежища Ею снова овладел ужас, но
теперь он принял другую форму. Мысль, что ей вторично предстоит прос-
титься с жизнью, надеждой, Фебом, который неизменно присутствовал во
всех ее мечтах о будущем, полнейшая беспомощность, невозможность
бегства, отсутствие поддержки, заброшенность, одиночество - все эти мыс-
ли и еще множество других придавили ее тяжелым гнетом. Она упала на ко-
лени, лицом в постель, обхватив руками голову, объятая тоской и страхом.
Цыганка, идолопоклонница, язычница, она стала, рыдая, просить о помощи
христианского бога и молиться пресвятой богородице, оказавшей ей гостеп-
риимство. Бывают в жизни минуты, когда даже неверующий готов исповедо-
вать религию того храма, близ которого он оказался.
Так лежала она довольно долго, не столько молясь, если говорить прав-
ду, сколько дрожа и леденея, обвеваемая дыханием все ближе и ближе подс-
тупавшей к ней разъяренной толпы, ничего не понимая во всем этом неис-
товстве, не ведая, что затевается, что творится вокруг нее, чего добива-
ются, но смутно предчувствуя страшную развязку.
Вдруг она услыхала шаги. Она обернулась. Два человека, из которых
один нес фонарь, вошли в ее келью. Она слабо вскрикнула.
- Не пугайтесь, - произнес голос, показавшийся ей знакомым, - это я.
- Кто вы? - спросила она.
- Пьер Гренгуар.
Это имя успокоило ее. Она подняла глаза и узнала поэта. Но рядом с
ним стояла какая-то темная фигура, закутанная с головы до ног и поразив-
шая ее своим безмолвием.
- А ведь Джали узнала меня раньше, чем вы! - произнес Гренгуар с уп-
реком.
В самом деле, козочка не стала дожидаться, пока Гренгуар назовет ее
по имени. Только он вошел, она принялась ласково тереться об его колени,
осыпая поэта нежностями и белой шерстью, потому что она линяла. Гренгуар
так же нежно отвечал на ее ласки.
- Кто это с вами? - понизив голос, спросила цыганка.
- Не беспокойтесь, - ответил Гренгуар, - это один из моих друзей.
Затем философ, поставив фонарь на пол, присел на корточки и, обнимая
Джали, восторженно воскликнул:
- Какое прелестное животное! Правда, оно отличается больше чистоплот-
ностью, чем величиной, но оно смышленое, ловкое и ученое, словно грамма-
тик! Ну-ка, Джали, посмотрим, не забыла ли ты что-нибудь из твоих забав-
ных штучек? Как делает Жак Шармолю?
Человек в черном не дал ему договорить Он подошел к Гренгуару и грубо
тряхнул его за плечо.
Гренгуар вскочил.
- Правда, - сказал он, - я и забыл, что нам надо торопиться. Но, учи-
тель, это еще не основание, чтобы так обращаться с людьми! Дорогое, пре-
лестное дитя! Ваша жизнь в опасности, и жизнь Джали также. Вас опять хо-
тят повесить. Мы - ваши друзья и пришли спасти вас. Следуйте за нами.
- Неужели это правда? - в ужасе воскликнула она.
- Истинная правда. Бежим скорей!
- Хорошо, - пролепетала она. - Но отчего ваш друг молчит?
- Потому что его родители были чудаки и оставили ему в наследство
молчаливость, - отвечал Гренгуар.
Эсмеральде пришлось удовольствоваться этим объяснением. Гренгуар взял
ее за руку, его спутник поднял фонарь и пошел впереди. Оцепенев от стра-
ха, девушка позволила увести себя. Коза вприпрыжку побежала за ними; она
так радовалась встрече с Гренгуаром, что поминутно тыкалась рожками ему
в колени, заставляя поэта то и дело терять равновесие.
- Вот она, жизнь! - говорил философ, спотыкаясь. - Часто именно луч-
шие друзья подставляют нам ножку.
Они быстро спустились с башенной лестницы, прошли через собор, без-
людный и сумрачный, но весь звучавший отголосками сражения, что состав-
ляло ужасающий контраст с его безмолвием, и вышли через Красные врата на
монастырский двор. Монастырь опустел. Монахи, укрывшись в епископском
дворце, творили соборную молитву; двор тоже опустел, лишь несколько пе-
репуганных слуг прятались по темным его уголкам. Беглецы направились к
калитке, выходившей на Террен. Человек в черном отомкнул калитку ключом.
Нашему читателю уже известно, что Терреном назывался мыс, обнесенный со
стороны Сите оградой и принадлежавший капитулу Собора Парижской Богома-
тери; это был восточный конец острова. Здесь не было ни души. Шум осады
стих, смягченный расстоянием. Крики шедших на приступ бродяг казались
здесь слитным, отдаленным гулом. Свежий ветер с реки шуме в листве
единственного дерева, росшего на оконечности Террена, и можно было
явственно расслышать шелест листьев. Но беглецы еще не ушли от опаснос-
ти. Ближайшими к ним зданиями были епископский дворец и собор. По-види-
мому, в епископском дворце царил страшный переполох. По сумрачному фаса-
ду здания перебегали от окна к окну огоньки - то был словно прихотливый
полет ярких искр, проносившихся по темной кучке пепла от сгоревшей бума-
ги. Рядом две необъятные башни Собора Богоматери, покоившиеся на главном
корпусе здания, вырисовывались черными силуэтами на огромном багровом
фоне площади, напоминая два гигантских тагана в очаге циклопов.
Все, что было видно в раскинувшемся окрест Париже, представлялось
глазу смешением колеблющихся темных и светлых тонов. Подобное освещение
