вительную стропильную связь собора называли "лесом" - такая она была
частая.
Квазимодо бросился к этой башне. Действительно, наружные помещения ее
были завалены строительным материалом. Здесь лежали груды мелкого камня,
скатанные в трубки свинцовые листы, связки дранки, массивные балки с уже
выпиленными пазами, кучи щебня, - словом, целый арсенал.
Каждая минута была дорога. Внизу вовсю работали клещи и молотки. С
удесятерившейся от сознания опасности силой Квазимодо приподнял самую
тяжелую, самую длинную балку, просунул ее в одно из слуховых окон башни,
затем, перехватив ее снаружи и заставив скользить по углу балюстрады,
окаймлявшей площадку, спустил ее в бездну. Громадная балка, падая с вы-
соты ста шестидесяти футов, царапая стену и ломая изваяния, несколько
раз перевернулась в воздухе, точно оторвавшееся мельничное крыло, уле-
тевшее в пространство. Наконец она коснулась земли. Раздался страшный
вопль; грохнувшись о мостовую, черная балка подпрыгнула, точно взметнув-
шаяся в воздух змея.
Квазимодо видел, как при падении бревна бродяги рассыпались во все
стороны, словно пепел от дуновения ребенка. Он воспользовался их смяте-
нием, и пока они с суеверным ужасом разглядывали обрушившуюся на них с
небес махину и осыпали градом стрел и крупной дроби каменные статуи пор-
тала, он бесшумно свалил груды щебня, мелкого и крупного камня, даже
мешки с инструментами каменщиков на край балюстрады, с которой была
сброшена балка.
И как только осаждавшие начали выбивать большие двери собора, на них
посыпался град камней; им показалось, что сама церковь рушится на их го-
ловы.
Тот, кто в этот миг взглянул бы на Квазимодо, наверное, ужаснулся бы.
Кроме метательных снарядов, которые он нагромоздил на балюстраде, он на-
валил еще кучу камней на самой площадке. Лишь только запас камней на
выступе балюстрады иссяк, он взялся за эту кучу. Он нагибался, выпрям-
лялся, вновь нагибался и выпрямлялся с непостижимой быстротой. Его непо-
мерно большая голова, похожая на голову гнома, свешивалась над балюстра-
дой, и вслед за тем летел громадный камень, другой, третий. По временам
он следил за падением какого-нибудь увесистого камня и, когда тот попа-
дал в цель, злорадно рычал.
И все же оборванцы не отчаивались. Более двадцати раз крепкая дверь,
на которую они набрасывались, содрогалась под ударами дубового тарана,
тяжесть которого удваивали усилия сотен рук. Створы трещали, чеканные
украшения разлетались вдребезги, петли при каждом ударе подпрыгивали на
винтах, брусья выходили из пазов, дерево, раздробленное между железными
ребрами створ, рассыпалось в порошок. К счастью для Квазимодо, в двери
было больше железа, чем дерева.
Однако он чувствовал, что главные врата подаются. Хотя он не слышал
ударов тарана, но каждый из них отзывался как в недрах собора, так и в
нем самом. Сверху ему было видно, как бродяги, полные ярости и торжест-
ва, грозили кулаками сумрачному фасаду церкви; думая о себе и цыганке,
он завидовал крыльям сов, стаями взлетавших над его головой и уносивших-
ся вдаль.
Града его камней оказалось недостаточно, чтобы отразить нападающих.
Испытывая мучительную тревогу, он заметил в эту минуту чуть пониже
балюстрады, с которой он громил бродяг, две длинные водосточные каменные
трубы, оканчивавшиеся как раз над главными вратами. Верхние отверстия
этих желобов примыкали к площадке. У него мелькнула мысль. Он побежал в
свою конуру за вязанкой хвороста, постарался навалить на хворост как
можно больше дранки и свинца, - этими боевыми припасами он до сих пор
еще не воспользовался, - и, расположив, как должно, этот костер перед
отверстиями двух сточных желобов, запалил его при помощи фонаря.
В это время каменный дождь прекратился, и бродяги перестали смотреть
вверх. Запыхавшись, словно стая гончих, берущая с бою кабана в его лого-
ве, разбойники теснились около главных врат, изуродованных тараном, но
еще державшихся. С трепетом ждали они решительного удара - того удара,
который высадит дверь. Каждый старался быть поближе к ней, чтобы, когда
она откроется, первому вбежать в богатый собор, в это громадное хранили-
ще, где скопились богатства трех столетий. Рыча от восторга и жадности,
они напоминали друг другу о великолепных серебряных распятиях, велико-
лепных парчовых ризах, великолепных надгробных плитах золоченого сереб-
ра, о пышной роскоши хоров, об ослепительных празднествах - о Рождестве,
сверкающем факелами, о Пасхе, залитой солнечным сиянием, о всех этих
блестящих торжествах, когда раки с мощами, подсвечники, дароносицы, да-
рохранительницы, ковчежцы словно броней из золота и алмазов покрывали
алтари. В эту незабвенную минуту все эти домушники и хиляки, все эти ма-
зурики и лжепогорельцы гораздо меньше были озабочены освобождением цы-
ганки, чем разграблением Собора Богоматери. Мы даже охотно поверим, что
для доброй половины из них Эсмеральда была лишь предлогом, если только
ворам вообще нужен какой-нибудь предлог.
Внезапно, в тот миг, когда они сгрудились вокруг тарана в последнем
порыве, сдерживая дыхание и напрягая мускулы для решительного удара,
раздался вой, еще более ужасный, чем тот, который замер под упавшим
бревном. Те, кто не кричал, кто еще был жив, взглянули вверх. Два потока
расплавленного свинца лились с верхушки здания в самую гущу толпы. Море
людей как бы осело под кипящим металлом, образовавшим в толпе, куда он
низвергался, две черные дымящиеся дыры, какие остались бы в снегу от ки-
пятка. В толпе корчились умирающие, вопившие от боли, полуобугленные. От
двух главных струй разлетались брызги этого ужасного дождя, осыпая осаж-
давших, огненными буравами впиваясь в их черепа. Несчастные были изреше-
чены мириадами этих тяжелых огненных градин.
Слышались раздирающие душу стоны. Смельчаки и трусы - все побежали
кто куда, бросив таран на трупы, и паперть опустела вторично.
Все устремили взгляды на верх собора. Глазам бродяг явилось необычай-
ное зрелище. На самой верхней галерее, над центральной розеткой, между
двух колоколен, поднималось яркое пламя, окруженное вихрями искр, - ог-
ромное, беспорядочное, яростное пламя, клочья которого по временам вмес-
те с дымом уносил ветер. Под этим огнем, под темной балюстрадой с пламе-
неющими трилистниками, две водосточные трубы, словно пасти чудовищ, из-
вергали жгучий дождь, серебристые струи которого сверкали на темной ниж-
ней части фасада. По мере приближения к земле оба потока жидкого свинца
разбрызгивались, как вода, льющаяся из лейки. А над пламенем громадные
башни, у которых одна сторона была багровая, а другая - совершенно чер-
ная, казалось, стали еще выше и достигали безмерной величины отбрасывае-
мых ими теней, тянувшихся к самому небу.
Украшавшие их бесчисленные изваяния демонов и драконов приобрели зло-
вещий вид. Они словно оживали на глазах, в колеблющихся отблесках пламе-
ни. Змеиные пасти растянулись в улыбку, рыльца водосточных труб словно
заливались лаем, саламандры раздували огонь, драконы чихали, задыхаясь в
дыму. И среди этих чудовищ, пробужденных от своего каменного сна бушую-
щим пламенем и шумом, было одно, которое передвигалось и мелькало на ог-
ненном фоне костра, точно летучая мышь, проносящаяся мимо свечи.
Этот невиданный маяк, наверное, разбудил дровосеков на дальних холмах
Бисетра и испугал их гигантскими тенями башен собора, плясавшими на по-
росших вереском склонах.
Среди устрашенных бродяг воцарилась тишина; слышались лишь тревожные
крики каноников, запершихся в монастыре и объятых большим ужасом, чем
лошади в горящей конюшне, приглушенный стук быстро открываемых и еще
быстрее закрываемых окон, переполох в жилищах и в Отель-Дье, стенание
ветра в пламени, предсмертный хрип умирающих да непрерывный шум свинцо-
вого дождя, падавшего на мостовую.
Между тем главари бродяг удалились под портик особняка Гонделорье и
стали держать совет. Герцог египетский, присев на тумбу, с каким-то суе-
верным страхом всматривался в фантастический костер, пылавший на двух-
сотфутовой высоте. Клопен Труйльфу в бешенстве кусал кулаки.
- Войти невозможно! - бормотал он сквозь зубы.
- Старая колдовка, а не церковь! - ворчал старый цыган Матиас Хунгади
Спикали.
- Клянусь усами папы, - сказал седой пройдоха, бывший военный, - эти
церковные желоба плюются расплавленным свинцом не хуже Лектурских бой-
ниц!
- А вы видите этого дьявола, который мелькает перед огнем? - спросил
герцог египетский.
- Черт возьми! - воскликнул Клопен. - Да ведь это проклятый звонарь!
Это Квазимодо!
Цыган покачал головой.
- А я вам говорю, что это дух Сабнак, великий маркиз, демон укрепле-
ний. Он похож на вооруженного воина с львиной головой. Иногда он показы-
вается верхом на безобразном коне. Он превращает людей в камни, из кото-
рых потом строит башни. Под командой у него пятьдесят легионов. Это, ко-
нечно, он. Я узнаю его. Иногда он бывает одет в прекрасное золотое
платье турецкого покроя.
- Где Бельвинь Этуаль? - спросил Клопен.
- Убит, - ответила одна из воровок.
Андри Рыжий засмеялся глупым смехом.
- Собор Богоматери задал-таки работу госпиталю! - сказал он.
- Неужели нет никакой возможности выломать дверь? - спросил король
Алтынный, топнув ногой.
Но герцог египетский печальным жестом указал ему на два потока кипя-
щего свинца, не перестававших бороздить черный фасад, словно два длинных
фосфорических веретена.
- Бывали и прежде примеры, что церкви защищались сами, - вздыхая, за-
метил он. - Сорок лет тому назад собор святой Софии в Константинополе
три раза кряду повергал на землю полумесяц Магомета, потрясая куполами,
точно головой. Гильом Парижский, строивший этот храм, был колдун.
- Неужели мы так и уйдем с пустыми руками, как мразь с большой доро-
ги? - спросил Клопен. - Неужели мы оставим там нашу сестру, которую вол-
ки в клобуках завтра повесят?
- И ризницу, где целые возы золота! - добавил один бродяга, имя кото-
рого, к сожалению, до нас не дошло.
- Борода Магомета! - воскликнул Труйльфу.
- Попытаемся еще раз, - предложил бродяга.
Матиас Хунгади покачал головой.
- Через дверь нам не войти. Надо отыскать изъян в броне старой
ведьмы. Какую-нибудь дыру, потайной выход, какую-нибудь щель.
- Кто за это? - сказал Клопен. - Я возвращаюсь туда. А кстати, где же
маленький школяр Жеан, который был весь увешан железом?
- Вероятно, убит, - ответил кто-то. - Не слышно, чтобы он смеялся.
Король Алтынный нахмурил брови.
- Тем хуже. Под этим железным хламом билось мужественное сердце. А
мэтр Пьер Гренгуар?
- Капитан Клопен! - сказал Андри Рыжий. - Он удрал, когда мы были еще
на мосту Менял.
Клопен топнул ногой.
- Рыло господне! Сам втравил нас в это дело, а потом бросил в самое
горячее время! Трусливый болтун! Стоптанный башмак!
- Капитан Клопен! - крикнул Андри Рыжий, глядевший на Папертную ули-
цу. - Вон маленький школяр!
- Хвала Плутону! - воскликнул Клопен. - Но какого черта тащит он за
собой?
Действительно, это был Жеан, бежавший так скоро, как только ему поз-
воляли его тяжелые рыцарские доспехи и длинная лестница, которую он от-
важно волочил по мостовой, надсаживаясь, как муравей, ухватившийся за
стебель в двадцать раз длиннее себя.
- Победа! Те Deum! [147] - орал школяр. - Вот лестница грузчиков с
пристани Сен-Ландри.
Клопен подошел к нему.
- Что это ты затеваешь, мальчуган? На кой черт тебе эта лестница?
- Я достал-таки ее, - задыхаясь, ответил Жеан. - Я знал, где она на-
ходится. В сарае заместителя верховного судьи. Там живет одна моя знако-
мая девчонка, которая находит, что я красив, как купидон. Я воспользо-
вался этим, чтобы добыть лестницу, и достал ее Клянусь Магометом! А дев-
