причудливым образом. Город был собранием феодальных владений, разделяв-
ших его на части всевозможной формы и величины. Отсюда - наличие один
другому противоречивших распорядков, иначе говоря, отсутствие порядка.
Так, например, в Париже, независимо от ста сорока одного ленного вла-
дельца, пользовавшихся правом взимания земельной подати, было еще двад-
цать пять владельцев, пользовавшихся, кроме этого, правом судебной влас-
ти, - от епископа Парижского, которому принадлежало сто пять улиц, до
настоятеля церкви Нотр-Дам-де-Шан, у которого их было четыре. Все эти
феодальные законники лишь номинально признавали своего сюзерена - коро-
ля. Все имели право собирать дорожные пошлины. Все чувствовали себя хо-
зяевами. Людовик XI, этот неутомимый труженик, в таких широких размерах
предпринявший разрушение здания феодализма, продолженное Ришелье и Людо-
виком XIV в интересах королевской власти и законченное Мирабо в интере-
сах народа, пытался прорвать эту сеть поместных владений, покрывавших
Париж, издав наперекор всем два-три жестоких указа, устанавливавших обя-
зательные для всех правила. Так, в 1465 году всем горожанам было прика-
зано, под страхом виселицы, при наступлении ночи зажигать на окнах свечи
и запирать собак; в том же году второй указ предписывал запирать вечером
улицы железными цепями и запрещал иметь при себе, вне дома, кинжал или
всякое другое оружие. Но вскоре все эти попытки установить общегородское
законодательство были преданы забвению. Горожане позволяли ветру заду-
вать свечи на окнах, а собакам бродить; цепи протягивались поперек улицы
лишь во время осадного положения, а запрет носить оружие привел лишь к
тому, что улицу Перерезанных глоток переименовали в улицу Перерезанного
горла, что все же указывало на значительный прогресс. Старинное сооруже-
ние феодального законодательства осталось незыблемым; поместные и окруж-
ные судебные управления смешивались, сталкивались, перепутывались, нас-
лаивались вкривь и вкось одно на другое, как бы врезаясь друг в друга;
густая сеть ночных постов, дозоров, караулов была бесполезна, ибо сквозь
нее во всеоружии пробирались грабеж, разбой, бунт. Среди подобного бес-
порядка внезапное нападение черни на какой-нибудь дворец, особняк или
простой дом, даже в самых населенных частях города, не считалось неслы-
ханным происшествием. В большинстве случаев соседи тогда только вмешива-
лись, когда разбой стучался в их двери. Заслышав выстрелы из мушкетов,
они затыкали себе уши, закрывали ставни, задвигали дверные засовы, и
распря кончалась при содействии ночного дозора или без оного. Наутро па-
рижане говорили: "Ночью - ворвались к Этьену Барбету"; "Напали на марша-
ла Клермонского". Вот почему не только королевские резиденции - Лувр,
дворец, Бастилия, Турнель, - но и обиталища вельмож - Малый Бурбонский
дворец, особняк Сане, особняк Ангулем - были обнесены зубчатыми стенами
и имели над воротами бойницы. Церкви охраняла их святость. Все же неко-
торые из них - Собор Богоматери к их числу не принадлежал - были укреп-
лены. Аббатство Сен-Жермен-де-Пре было обнесено зубчатой оградой, точно
владение барона, а на пушки оно израсходовало значительно больше меди,
чем на колокола. Следы его укреплений заметны были еще в 1610 году; ныне
от него сохранилась лишь церковь.
Но возвратимся к Собору Богоматери.
Когда первые распоряжения были закончены, - отдавая должное дисципли-
не этой армии бродяг, следует заметить, что приказания Клопена исполня-
лись в полном молчании и с величайшей точностью, - почтенный предводи-
тель шайки взобрался на ограду паперти и, обратясь лицом к собору, воз-
высил свой хриплый и грубый голос, размахивая факелом, пламя которого,
колеблемое ветром, то выхватывало из мрака красноватый фасад храма, то,
застилаясь собственным дымом, вновь погружало его во тьму.
- Тебе, Луи де Бомон, епископ Парижский, советник королевской судеб-
ной палаты, я, Клопен Труйльфу, король Алтынный, великий кесарь, князь
арготинцев, епископ шутов, говорю: "Наша сестра, невинно осужденная за
колдовство, укрылась в твоем соборе, ты обязан предоставить ей убежище и
защиту; но суд хочет извлечь ее оттуда, и ты дал на то свое согласие, ее
повесили бы завтра на Гревской площади, когда бы не бог да бродяги. Вот
почему мы и пришли к тебе, епископ Если твоя церковь неприкосновенна, то
неприкосновенна и сестра наша, если же наша сестра не является неприкос-
новенной, то и храм твой не будет неприкосновенным Поэтому мы требуем,
чтобы ты выдал нам девушку, если хочешь спасти свой собор, или же мы от-
нимем девушку и разграбим храм, что будет справедливо А в подтверждение
этого я водружаю здесь мое знамя, и да хранит тебя бог, епископ Парижс-
кий!"
К несчастью. Квазимодо не мог слышать эти слова, произнесенные с вы-
ражением мрачного и дикого величия. Один из бродяг подал Клопену стяг, и
Клопен торжественно водрузил его между двумя плитами. Это были большие
вилы, на зубьях которых висел окровавленный кусок падали.
Затем король Алтынный обернулся и оглядел свою армию - свирепое сбо-
рище людей, взгляды которых сверкали почти так же, как пики. После не-
большого молчания он крикнул.
- Вперед, ребята! За дело, взломщики!
Тридцать здоровенных плечистых молодцов, похожих на слесарей, с мо-
лотками, клещами и железными ломами на плечах выступили из рядов. Они
двинулись к главному порталу собора и взошли на паперть; видно было, как
они, очутившись под стрельчатым сводом, принялись взламывать двери при
помощи клещей и рычагов. Бродяги повалили следом за ними, чтобы помочь
им или чтобы поглядеть на них. Все одиннадцать ступеней паперти были
запружены толпой.
Дверь не подавалась.
- Черт возьми! Какая же она крепкая и упрямая! - сказал один.
- От старости она окостенела, - сказал другой.
- Смелей, приятели! - поощрял их Клопен. - Ставлю свою голову против
старого башмака, что вы успеете открыть дверь, похитить девушку и разг-
рабить главный алтарь, прежде чем успеет проснуться хоть один причетник!
Стойте! Да никак запор уже трещит!
Страшный грохот, раздавшийся за спиной Клопена, прервал его речь. Он
обернулся. Огромная, точно свалившаяся с неба балка, придавив собою че-
ловек десять бродяг на ступенях паперти, с громом пушечного выстрела
отскочила на мостовую, перешибая по пути ноги оборванцев в толпе, бро-
сившейся во все стороны с криками ужаса. В мгновение ока прилегавшая к
паперти часть площади опустела. Взломщики, хотя и защищаемые глубокими
сводами портала, бросили дверь, и даже сам Клопен отступил на почти-
тельное расстояние от собора.
- Ну и счастливо же я отделался! - воскликнул Жеан. - Я слышал, как
она просвистела, клянусь чертовой башкой! Зато она погубила душу Пьера
Душегуба!
Невозможно описать, в какое изумление и ужас повергло бродяг это
бревно. Некоторое время они стояли, вглядываясь в небо, приведенные в
большее замешательство этим куском дерева, нежели двадцатью тысячами ко-
ролевских стрелков.
- Сатана! - пробурчал герцог египетский. - Тут пахнет колдовством!
- Наверное, луна сбросила на нас это полено, - сказал Андри Рыжий.
- К тому же, говорят, луна в дружбе с Пречистой девой! - сказал Фран-
суа Шантепрюн.
- Тысяча пап! - воскликнул Клопен - Все вы дураки! - Но как объяснить
падение бревна, он и сам не знал.
На высоком фасаде церкви, до верха которого не достигал свет факелов,
ничего нельзя было разглядеть. Увесистая дубовая балка валялась на мос-
товой; слышались стоны несчастных, которые, первыми попав под ее удар,
распороли себе животы об острые углы каменных ступеней.
Наконец, когда волнение улеглось, король Алтынный нашел толкование,
показавшееся его товарищам вполне допустимым:
- Чертова пасть! Неужели попы вздумали обороняться? Тогда грабить их!
Грабить!
- Грабить! - повторила с бешеным ревом толпа. Вслед за тем раздался
залп из мушкетов и самострелов по фасаду собора.
Мирные обитатели соседних домов проснулись Распахнулись окна, из них
высунулись головы в ночных колпаках и руки, державшие зажженные свечи.
- Стреляйте по окнам! - скомандовал Клопен.
Окна тотчас же захлопнулись, и бедные горожане, еле успев бросить ис-
пуганный взгляд на это грозное зрелище, освещенное мерцающим пламенем
факелов, вернулись, обливаясь холодным потом, к своим супругам, вопрошая
себя, не справляют ли нынче ведьмы на Соборной площади шабаш, или же это
нападение бургундцев, как в 64-м году. Мужчинам уже чудился разбой, жен-
щинам - насилие. И те и другие дрожали от страха.
- Грабить! - повторяли арготинцы. Но приблизиться они не решались.
Они глядели то на церковь, то на дубовую балку. Бревно лежало неподвиж-
но. Здание хранило спокойный и нежилой вид, но что-то непонятное сковы-
вало бродяг.
- За работу, взломщики! - крикнул Труйльфу. - Высаживайте дверь!
Никто не шевельнулся.
- Чертовы борода и пузо! - возмутился Клопен. - Ну и мужчины! Испуга-
лись балки!
Взломщик постарше обратился К нему:
- Командир! Нас задерживает не балка, а дверь с железными полосами.
Клещами с ней ничего не сделаешь.
- Что же вам нужно, чтобы ее высадить? - спросил Клопен.
- Да надо бы таран.
Король Алтынный смело подбежал к страшному бревну и поставил на него
ногу.
- Вот вам таран! - воскликнул он. - Вам посылают его сами каноники! -
С насмешливым видом поклонившись в сторону церкви, он добавил: - Спаси-
бо, отцы каноники!
Эта выходка произвела хорошее впечатление. Чары дубовой балки были
разрушены. Бродяги воспрянули духом; вскоре тяжелая балка, подхваченная,
как перышко, двумя сотнями сильных рук, с яростью ринулась на массивную
дверь. При тусклом свете, который отбрасывали на площадь факелы, длинное
бревно, поддерживаемое мужчинами, бежавшими, казалось чудовищным тысяче-
ногим зверем, который, пригнув голову, бросается на каменного великана.
Под ударами бревна дверь, сделанная наполовину из металла, загремела,
как огромный барабан, но не подалась, хотя весь собор содрогался, и было
слышно, как глухо гудело в глубоких недрах здания.
В ту же минуту дождь огромных камней посыпался на осаждавших.
- Дьявол! - воскликнул Жеан. - Неужто башни вздумали стряхнуть на на-
ши головы свои балюстрады?
Начав первый, король Алтынный платился за поданный пример: несомнен-
но, это защищался епископ; но в дверь били с еще большим ожесточением,
невзирая на камни, раскраивавшие черепа направо и налево.
Камни падали поодиночке, один за другим, очень часто. Арготинцы
чувствовали сразу два удара: один - по голове, другой - по ногам. Редкий
камень не попадал в цель, и уже груда убитых и раненых истекала кровью и
билась в судорогах под ногами людей, в исступлении шедших на приступ,
непрерывно пополняя свои редеющие ряды. Длинное бревно мерными ударами
продолжало бить в дверь, точно язык колокола, камни продолжали сыпаться,
дверь - стонать.
Читатель, конечно, уже догадался, что это неожиданное сопротивление,
столь ожесточившее бродяг, было делом рук Квазимодо.
К несчастью, случай помог мужественному горбуну.
Когда он спустился на площадку между башнями, в мыслях его царило
смятение. Увидев с высоты сплошную массу бродяг, готовых ринуться на со-
бор, он несколько минут бегал взад и вперед по галерее, как сумасшедший,
умоляя дьявола или бога спасти цыганку. Ему пришло было на ум взобраться
на южную колокольню и ударить в набат. Но прежде чем он раскачает коло-
кол и раздастся гулкий голос Марии, церковные двери успеют десять раз
рухнуть. Это было как раз в ту минуту, когда взломщики направились к ним
со своими орудиями. Что предпринять?
Вдруг он вспомнил, что целый день каменщики работали над починкой
стены, стропил и кровли южной башни. Это было для него лучом света. Сте-
на башни была каменная, кровля свинцовая, стропила деревянные. Эту уди-
