Любезности, расточавшиеся Жаку Куактье Клодом Фролло, намекали на
многочисленные мирские блага, которые почтенный медик, возбуждавший сво-
ей карьерой столько зависти, умел извлекать для себя из каждого недомо-
гания короля с помощью более совершенной и более достоверной алхимии,
нежели та, которая занимается поисками философского камня.
- Я был очень рад, господин Куактье, что вашего племянника, достопоч-
тимого сеньора Пьера Верее, облекли в сан епископа. Ведь он теперь епис-
коп Амьенский?
- Да, отец архидьякон, благодатью и милостью божией.
- А знаете, у вас был очень величественный вид на Рождество, когда
вы, господин президент, выступали во главе всех членов счетной палаты!
- Вице-президент, отец Клод, увы, всего лишь вице-президент!
- А как далеко подвинулась постройка вашего великолепного особняка на
улице Сент-Андре-Дезарк? Это настоящий Лувр. Мне очень нравится абрико-
совое дерево, высеченное над входом, с этой забавной шутливой надписью:
"Приют на берегу"! [63]
- Увы, мэтр Клод! Эта постройка стоит мне бешеных денег. По мере того
как дом растет, я разоряюсь.
- И, полноте! Разве у вас нет доходов от тюрьмы, присутственных мест
Дворца правосудия и арендной платы со всех домов, лавок, балаганов, мас-
терских, расположенных в его ограде? Это для вас хорошая дойная корова.
- Мое кастелянство в Пуасси в этом году не дало ничего.
- Зато дорожные пошлины на заставах Триэль, Сен-Джемс, Сен-Жер-
мен-ан-Ле всегда прибыльны.
- Они дают всего сто двадцать ливров, да и то не парижских.
- Но вы получаете жалованье в качестве королевского советника. Уж это
верный доход.
- Да, брат Клод; но зато это проклятое поместье Полиньи, о котором
так много толкуют, не приносит мне и шестидесяти экю в год.
В любезностях, которые отец Клод расточал Куактье, слышалась язви-
тельная затаенная издевка, печальная и жестокая усмешка одаренного неу-
дачника, который, чтобы отвлечься, подшучивает над грубым благополучием
человека заурядного. Последний ничего этого не замечал.
- Клянусь душой, - сказал наконец Клод, пожимая ему руку, - я счаст-
лив видеть вас в столь вожделенном здравии.
- Благодарю вас, мэтр Клод.
- А кстати, - воскликнул отец Клод, - как здоровье вашего царственно-
го больного?
- Он скупо оплачивает своего врача, - ответил медик, искоса погляды-
вая на своего спутника.
- Вы находите, кум Куактье? - спросил его тот.
Эти слова, в которых слышались удивление и упрек, обратили внимание
архидьякона на незнакомца, хотя, по правде говоря, с тех пор как этот
человек переступил порог его кельи, архидьякон и так ни на минуту не за-
бывал о его присутствии. Не будь у него веских причин сохранять добрые
отношения с медиком Жаком Куактье, этим всемогущим лекарем короля Людо-
вика XI, он ни за что не принял бы его в сопровождении этого неизвестно-
го. И он не выразил ни малейшего удовольствия, когда Куактье сказал ему:
- Кстати, отец Клод, я привел к вам одного из ваших собратьев, кото-
рый, прослышав о вашей славе, пожелал с вами познакомиться.
- Ваш спутник тоже причастен к науке? - спросил архидьякон, вперив в
незнакомца проницательный взгляд. Из-под нависших бровей на него сверк-
нул такой же зоркий и недоверчивый взор.
Насколько можно было разглядеть при мерцании светильника, это был
старик лет шестидесяти, среднего роста, казавшийся больным и дряхлым.
Его профиль, хотя и не отличался благородством линий, таил в себе что-то
властное и суровое; из-под надбровных дуг сверкали зрачки, словно пламя
в недрах пещеры, а под низко надвинутым капюшоном угадывались очертания
широкого лба - признак одаренности.
Незнакомец сам ответил на вопрос архидьякона.
- Досточтимый учитель, - степенно проговорил он, - ваша слава дошла
до меня, и я хочу просить у вас совета. Сам я - скромный провинциальный
дворянин, смиренно снимающий свои сандалии у порога жилища ученого. Но
вы еще не знаете моего имени: меня зовут кум Туранжо.
"Странное имя для дворянина! - подумал архидьякон. Однако он чувство-
вал, что перед ним сильная, незаурядная личность. Он чутьем угадал, что
под меховым капюшоном кума Туранжо скрывается высокий ум, и по мере то-
го, как он вглядывался в эту исполненную достоинства фигуру, ироническая
усмешка, вызванная на его угрюмом лице присутствием Жака Куактье, посте-
пенно таяла, подобно сумеркам перед наступлением ночи. Мрачный и молча-
ливый, он снова уселся в свое глубокое кресло и привычно облокотился о
стол, подперев лоб рукой. После нескольких минут раздумья он знаком
пригласил обоих посетителей сесть и сказал, обратившись к куму Туранжо:
- О чем же вы хотите со мной посоветоваться?
- Досточтимый учитель! - отвечал кум Туранжо. - Я болен, я очень
серьезно болен. За вами утвердилась слава великого эскулапа, и я пришел
просить у вас медицинского совета.
- Медицинского! - покачав головой, проговорил архидьякон. С минуту
подумав, он сказал: - Кум Туранжо, раз уж вас так зовут, оглянитесь! Мой
ответ вы увидите начертанным на стене.
Кум Туранжо повиновался и прочел как раз над своей головой вырезанную
на стене надпись.
"Медицина - дочь сновидений Ямвлих".
Медик Жак Куактье выслушал вопрос своего спутника с досадой, которую
ответ Клода еще усилил. Он наклонился к куму Туранжо и шепнул, чтобы ар-
хидьякон его не услышал:
- Я предупреждал вас, что это сумасшедший. Но вы во что бы то ни ста-
ло хотели его видеть!
- Вполне возможно, что этот сумасшедший и прав, доктор Жак! - ответил
тоже шепотом и с горькой усмешкой кум Туранжо.
- Как вам угодно, - сухо сказал Куактье и, обратившись к архидьякону,
проговорил: - Вы человек скорый в своих суждениях, отец Клод: вам,
по-видимому, разделаться с Гиппократом так же легко, как обезьяне с оре-
хом. "Медицина - дочь сновидений"! Сомневаюсь, чтобы аптекари и лекари,
будь они здесь, удержались от того, чтобы не побить вас камнями. Итак,
вы отрицаете действие любовных напитков на кровь и лекарственных мазей -
на кожу? Вы отрицаете эту вековечную аптеку трав и металлов, которая
именуется природой и которая нарочно создана для вечного больного, име-
нуемого человеком?
- Я не отрицаю ни аптеки, ни больного, - холодно ответил отец Клод. -
Я отрицаю лекаря.
- Стало быть, - с жаром продолжал Куактье, - повашему, не верно, что
подагра - это лишай, вошедший внутрь тела, что огнестрельную рану можно
вылечить, приложив к ней жареную полевую мышь, что умелое переливание
молодой крови возвращает старым венам молодость? Вы отрицаете, что дваж-
ды два - четыре и что при судорогах тело выгибается сначала вперед, а
потом назад?
- О некоторых вещах я имею свое особое мнение, - спокойно ответил ар-
хидьякон.
Куактье побагровел от гнева.
- Вот что, милый мой Куактье, - вмешался кум Туранжо, - не будем го-
рячиться. Не забывайте, что архидьякон наш друг.
Куактье успокоился, проворчав, однако, вполголоса "И то правда. Чего
можно ожидать от сумасшедшего"
- Ей-богу, мэтр Клод, - помолчав некоторое время, вновь заговорил кум
Туранжо. - Вы меня сильно озадачили. Я имел в виду получить у вас два
совета касательно своего здоровья и своей звезды.
- Сударь, - ответил архидьякон, - если вы пришли только с этим, то
напрасно утруждали себя, взбираясь ко мне на такую высоту. Я не верю ни
в медицину, ни в астрологию.
- В самом деле? - с изумлением спросил кум Туранжо.
Куактье принужденно рассмеялся.
- Вы теперь убедились, что он не в своем уме? - шепнул он куму Туран-
жо. - Он не верит даже в астрологию!
- Невозможно себе представить, будто каждый звездный луч есть нить,
протянутая к голове человека, - продолжал отец Клод.
- Но во что же вы тогда верите? - воскликнул кум Туранжо.
Архидьякон поколебался, затем с мрачной улыбкой, не гармонировавшей с
его словами, ответил:
- Credo in Deum. [64]
- Dominum nostrum [65], - добавил кум Туранжо, осенив себя крестным
знамением.
- Amen [66], - заключил Куактье.
- Уважаемый учитель, - продолжал кум Туранжо, - я искренне рад, что
вы столь непоколебимы в вере. Но неужели, будучи таким великим ученым,
вы дошли до того, что перестали верить в науку?
- Нет, - ответил архидьякон, схватив за руку кума Туранжо, и в по-
тускневших зрачках его вспыхнуло пламя воодушевления, - нет, науку я не
отрицаю. Недаром же я так долго, ползком, вонзая ногти в землю, проби-
рался сквозь бесчисленные разветвления этой пещеры, пока далеко впереди,
в конце темного прохода, мне не блеснул какой-то луч, какое-то пламя;
несомненно, то был отсвет ослепительной центральной лаборатории, в кото-
рой все терпеливые и мудрые обретают бога.
- Но все же, - перебил его кум Туранжо, - какую науку вы почитаете
истинной и непреложной?
- Алхимию.
- Помилуйте, отец Клод! - воскликнул Куактье. - Положим, алхимия
по-своему права, но зачем же поносить медицину и астрологию?
- Ваша наука о человеке - ничто! Ваша наука о небе - ничто! - твердо
сказал архидьякон.
- Попросту говоря, это значит разделаться с Эпидавром и Халдеей, -
посмеиваясь, заметил медик.
- Послушайте, мессир Жак. Я сказал то, что думаю. Я не лекарь короля,
и его величество не подарил мне сада Дедала, чтобы я мог наблюдать там
созвездия... Не сердитесь и выслушайте меня. Я уже не говорю о медицине,
которая вовсе лишена смысла, но скажите, какие истины вы извлекли из
астрологии? Укажите мне свойства вертикального бустрофедона, укажите
открытия, сделанные при помощи чисел зируф и зефирот!
- Неужели вы станете отрицать, - возразил Куактье, - симпатическую
силу клавикулы и то, что от нее ведет свое начало вся кабалистика?
- Заблуждение, мессир Жак! Ни одна из ваших формул не приводит ни к
чему положительному, тогда как алхимия имеет за собой множество откры-
тий. Будете ли вы оспаривать следующие утверждения этой науки: что лед,
пролежавший тысячу лет в недрах земли, превращается в горный хрусталь;
что свинец - родоначальник всех металлов, ибо золото не металл, золото -
это свет; что свинцу нужно лишь четыре периода, по двести лет каждый,
чтобы последовательно превратиться в красный мышьяк, из красного мышьяка
в олово, из олова в серебро? Разве это не истины? Но верить в силу кла-
викулы, в линию судьбы, во влияние звезд так же смешно, как верить заод-
но с жителями Китая, что иволга превращается в крота, а хлебные зерна -
в золотых рыбок.
- Я изучил герметику, - вскричал Куактье, - и утверждаю, что...
Но вспыливший архидьякон не дал ему договорить.
- А я изучал и медицину, и астрологию, и герметику. Но истина только
вот в чем! - С этими словами он взял с ларя стоявший на нем пузырек,
полный того порошка, о котором мы упоминали выше. - Только в этом свет!
Гиппократ - мечта, Урания - мечта; Гермес - мысль Золото - это солнце,
уметь делать золото - значит быть равным богу. Вот единственная наука!
Повторяю, я исследовал глубины астрологии и медицины, - все это ничто!
Ничто! Человеческое тело - потемки! Светила - тоже потемки!
Властным и вдохновенным движением он откинулся в кресле. Кум Туранжо
молча наблюдал за ним Куактье, принужденно посмеиваясь, пожимал незамет-
но плечами и повторял про себя: "Вот сумасшедший!"
- Ну, а удалось вам достигнуть своей чудесной цели? Удалось добыть
золото?
- Если бы я ее достиг, то короля Франции звали бы Клодом, а не Людо-
виком, - медленно выговаривая слова, словно в раздумье, ответил ар-
хидьякон.
Кум Туранжо нахмурил брови.
- Впрочем, что я говорю! - презрительно усмехнувшись, проговорил
Клод. - На что мне французский престол, когда я властен был бы восстано-
вить Восточную империю!
- В добрый час! - сказал кум.
- О несчастный безумец! - пробормотал Куактье.
Казалось, архидьякона занимали только собственные мысли, и он продол-
