рой и новой улицами Тампль находилось аббатство Тампль - зловещая, высо-
кая, обособленная громада башен за огромной зубчатой оградой. Между но-
вой улицей Тампль и Сен-Мартен было аббатство Сен-Мартен - великолепно
укрепленный монастырь, расположенный среди садов; опоясывающие его башни
и венцы его колоколен по мощи и великолепию уступали разве лишь церкви
Сен-Жермен-де-Пре. Между улицами СенДени и Сен-Мартен шла ограда аб-
батства Пресвятой троицы. А далее, между улицами Сен-Дени и Монторгейль,
было аббатство Христовых невест. Рядом с ним виднелись прогнившие кровли
и полуразрушенная ограда Двора чудес - единственное мирское звено в бла-
гочестивой цепи монастырей.
Наконец четвертой частью Города, четко выделявшейся среди скопления
кровель правого берега и занимавшей западный угол городской стены и весь
берег вниз по течению реки, был новый узел дворцов и особняков, теснив-
шихся у подножия Лувра. Древний Лувр Филиппа-Августа - колоссальное зда-
ние, главная башня которого объединяла двадцать три мощных башни, окру-
жавших ее, не считая башенок, - издали казался как бы втиснутым между
готическими фронтонами особняка Алансон и Малого Бурбонского дворца. Эта
многобашенная гидра, исполинская хранительница Парижа, с ее неизменно
настороженными двадцатью четырьмя головами, с ее чудовищными свинцовыми
и чешуйчатыми шиферными спинами, отливавшими металлическим блеском, ве-
ликолепно завершала очертания Города с западной стороны.
Итак, Город представлял собою огромный квартал жилых домов, - то, что
римляне называли insula, - имевший по обе стороны две группы дворцов,
увенчанных - одна Лувром, другая - Турнель, и ограниченный на севере
длинным поясом аббатств и огородов; взгляду все это представлялось слит-
ным и однородным целым. Над множеством зданий, черепичные и шиферные
кровли которых вычерчивались одни на фоне других причудливыми звеньями,
вставали резные, складчатые, узорные колокольни сорока четырех церквей
правого берега. Мириады улиц пробивались сквозь толщу этого квартала. И
пределами его с одной стороны служила ограда из высоких стен с четыреху-
гольными башнями (башни ограды Университета были круглые), а с другой -
перерезаемая мостами Сена с множеством идущих по ней судов. Таков был
Город в XV веке.
За городскими стенами к самым воротам жались предместья, но отнюдь не
столь многочисленные и более разбросанные, нежели на Университетской
стороне. Здесь было десятка два лачуг, скучившихся за Бастилией вокруг
странных изваяний Круа-Фобен и упорных арок аббатства Сент-Анту-
ан-де-Шан; далее шел затерявшийся средь нив Попенкур; за ним веселенькая
деревенька Ла-Куртиль с множеством кабачков; городок Сен-Лоран с цер-
ковью, колокольня которой сливалась вдали с остроконечными башнями ворот
Сен-Мартен; предместье Сен-Дени с обширной оградой монастыря Сен-Ладр;
за Монмартрскими воротами белели стены, окружавшие Гранж-Бательер; за
ними тянулись меловые откосы Монмартра, где в то время было почти
столько же церквей, сколько мельниц, и где теперь уцелели только мельни-
цы, ибо современное общество требует лишь пищи телесной. Наконец за Лув-
ром виднелось уходившее в луга предместье Сент-Оноре, уже и в то время
весьма обширное; дальше зеленело селение Малая Бретань и раскидывался
Свиной рынок с круглившейся посредине ужасной печью, в которой когда-то
варили заживо фальшивомонетчиков. Между предместьями Куртиль и Сен-Лоран
вы уж, верно, приметили на вершине холма, среди пустынной равнины, зда-
ние, издали походившее на развалины колоннады с рассыпавшимся основани-
ем. То был не Парфенон, не храм Юпитера Олимпийского, - то был Монфокон.
Теперь, если только перечисление такого множества зданий, хотя мы и
старались сделать его по возможности кратким, не раздробило окончательно
в сознании читателя общего представления о старом Париже, который мы
старались воссоздать, повторим в нескольких словах наиболее существен-
ное.
В центре - остров Сите, напоминающий исполинскую черепаху, высунувшую
наподобие лап свои мосты в чешуе кровельных черепиц из-под серого щита
крыш. Налево - как бы высеченная из цельного куска трапеция Университе-
та, вздыбленная, крепко сбитая; направо - обширный полукруг Города с
многочисленными садами и памятниками. Сите, Университет и Город - все
эти три части Парижа - испещрены множеством улиц. Поперек протекает Се-
на, "кормилица Сена", как называет ее дю Брель, со всеми ее островами,
мостами и судами. Вокруг простирается бескрайняя равнина, пестреющая
заплатами нив, усеянная прелестными деревушками; налево - Исси, Ванвр,
Вожирар, Монруж, Жантильи с его круглой и четырехугольной башнями, и
т.д.; направо еще двадцать сеянии, начиная с Конфлана и кончая
Виль-л'Эвек. На горизонте тянется круглая кайма холмов, напоминающих
стенки бассейна. Наконец далеко-далеко на востоке - Венсен с семью четы-
рехгранными башнями; на кие - островерхие башенки Бисетра; на севере -
игла Сен-Дени, а на западе - Сен-Клу и его крепостная башня Вот Париж,
которым с высоты башен Собора Парижской Богоматери любовались вороны в
1482 году. Однако именно об этом городе Вольтер сказал, что "до Людовика
XIV в нем было всего четыре прекрасных памятника": купол Сорбонны,
Валь-де-Грас, новый Лувр и какой-то четвертый, возможно - Люксембург.
Но, к счастью, Вольтер написал Кандида и остался среди длинной вереницы
людей, сменявших друг друга в бесконечном ряду поколений, непревзойден-
ным мастером сатанинского смеха. Это доказывает, впрочем, лишь то, что
можно быть гением, но ничего не понимать в чуждом ему искусстве. Ведь
вообразил же Мольер, что оказал большую честь Рафаэлю и Микеланджело,
назвав их "Миньярами своего времени".
Однако вернемся к Парижу и к XV столетию.
Он был в те времена не только прекрасным городом, но и городом-моно-
литом, произведением искусства и истории средних веков, каменной лето-
писью. Это был город, архитектура которого сложилась лишь из двух слоев
- слоя романского и слоя готического, ибо римский слой давно исчез, иск-
лючая лишь термы Юлиана, где он еще пробивался сквозь толстую кору сред-
невековья. Что касается кельтского слоя, то его образцов уже не находили
даже при рытье колодцев.
Пятьдесят лет спустя, когда эпоха Возрождения примешала к этому стро-
гому и вместе с тем разнообразному единству блистательную роскошь своей
фантазии и архитектурных систем, оргию римских полукруглых сводов, гре-
ческих колонн и готических арок, свою изящную и совершенную скульптуру,
свое пристрастие к арабескам и акантам, свое архитектурное язычество,
современное Лютеру, - Париж предстал перед нами, быть может, еще более
прекрасным, хотя и менее гармоничным для глаза и умственного взора. Но
это великолепие не было продолжительным. Эпоха Возрождения оказалась не-
достаточно беспристрастной: ее не удовлетворяло созидание - она хотела
ниспровергать. Правда, она нуждалась в свободном пространстве. Вот поче-
му вполне готическим Париж был лишь одно мгновение. Еще не закончив
церкви Сен-Жак-де-лаБушри, уже начали сносить старый Лувр.
С тех пор великий город изо дня в день утрачивал свой облик. Париж
готический, под которым изглаживался Париж романский, исчез в свою оче-
редь. Но можно ли сказать, какой Париж заменил его?
Существует Париж Екатерины Медичи - в Тюильри, [42] Париж Генриха
II-в ратуше, оба эти здания еще выдержаны в строгом вкусе; Париж Генриха
IV - это Королевская площадь: кирпичные фасады с каменными углами и ши-
ферными кровлями, трехцветные дома, Париж Людовика XIII - в
Валь-де-Грас: приплюснутость, приземистость, линия сводов напоминает
ручку корзины, колонны кажутся пузатыми, купола горбатыми; Париж Людови-
ка XIV - в Доме инвалидов, громоздком, пышном, позолоченном и холодном;
Париж Людовика XV - в церкви Сен-Сюльпис: завитки, банты, облака, чер-
вячки, листья цикория - все высечено из камня, Париж Людовика XVI - в
Пантеоне, плохой копии с собора св. Петра в Риме (к тому же здание
как-то нескладно осело, что отнюдь его не украсило); Париж времен Рес-
публики - в Медицинской школе: это убогое подражание римлянам и грекам,
столь же напоминающее Колизей или Парфенон, как конституция III года на-
поминает законы Миноса, - в истории зодчества этот стиль называют "сти-
лем мессидора"; Париж Наполеона - на Вандомской площади: бронзовая ко-
лонна, отлитая из пушек, действительно великолепна; Париж времен Рестав-
рации - в Бирже; это очень белая колоннада, поддерживающая очень гладкий
фриз, а все вместе взятое представляет собой четырехугольник, стоивший
двадцать миллионов.
С каждым из этих характерных для эпохи памятников связаны сходством
стиля, формы и расположения некоторые здания, рассеянные по разным квар-
талам; глаз знатока сразу отметит их и безошибочно определит время их
возникновения. Кто умеет видеть, тот даже по ручке дверного молотка су-
меет восстановить дух века и облик короля.
Таким образом, у Парижа наших дней нет определенного лица. Это собра-
ние образцов зодчества нескольких столетий, причем лучшие из них исчез-
ли. Столица растет лишь за счет зданий, но каких зданий! Если так пойдет
дальше, Париж будет обновляться каждые пятьдесят лет. Поэтому историчес-
кое значение его зодчества с каждым днем падает. Все реже и реже встре-
чаются памятники; жилые дома словно затопляют и поглощают их. Наши пред-
ки обитали в каменном Париже, наши потомки будут обитать в Париже гипсо-
вом. Что же касается новых памятников современного Парижа, то мы воздер-
жимся судить о них. Это не значит, что мы не отдаем им должного. Церковь
св. Женевьевы, создание Суфло, несомненно является одним из самых удач-
ных савойских пирогов, которые когда-либо выпекались из камня. Дворец
Почетного легиона тоже очень изысканное пирожное. Купол Хлебного рынка
поразительно похож на фуражку английского жокея, насаженную на длинную
лестницу. Башни церкви Сен-Сюльпис напоминают два больших кларнета, -
чем это хуже чего-нибудь другого? - а кривая, жестикулирующая вышка те-
леграфа на их крыше вносит приятное разнообразие. Портал церкви св. Роха
своим великолепием равен лишь порталу церкви св. Фомы Аквинского. Он
также обладает рельефным изображением Голгофы, помещенным в углублении,
и солнцем из позолоченного дерева. И то и другое совершенно изумительно!
Фонарь лабиринта Ботанического сада также весьма замысловат. Что касает-
ся дворца Биржи, с греческой колоннадой, римскими дугообразными окнами и
дверьми и большим, низким сводом эпохи Возрождения, то в целом это, не-
сомненно, вполне законченный и безупречный памятник зодчества: доказа-
тельством служит невиданная и в Афинах аттическая надстройка, прекрасную
и строгую линию коей местами грациозно пересекают печные грубы. Заметим
кстати, что если облик здания должен соответствовать его назначению и
если это назначение должно само о себе возвещать одним лишь характером
постройки, то нельзя не восхищаться памятником, который может служить и
королевским дворцом и палатой общин, городской ратушей и учебным заведе-
нием, манежем и академией, складом товаров и зданием суда, музеем и ка-
зармами, гробницей, храмом и театром. Но пока это лишь Биржа. Кроме то-
го, каждое здание должно быть приноровлено к известному климату. Очевид-
но, здание Биржи, словно по заказу, создано специально для нашего хмуро-
го и дождливого неба. Его крыша почти плоская, как на Востоке, поэтому
зимой, во время снегопада, ее подметают. Конечно, крыши для того и воз-
водятся, чтобы их подметать. А своему назначению вполне соответствует:
оно с таким же успехом служит во Франции биржей, с каким в Греции могло
бы быть храмом. Правда, зодчему немалого труда стоило скрыть циферблат
