мечется по обрыву, умоляет и грозит кому-то. Он может делать все, что
угодно, но не может спуститься и помочь мне, а тот, кто может мне по-
мочь, бросил меня и сбежал на кухню. Кажется, гарпиец начинает что-то
подозревать. Он не дурак, даром что с Гарпии,- а я-то в свое время по-
нял все окончательно лишь на третьем рассказе...
...- Помоги! - крикнул Орк, чувствуя, что сейчас упадет...
Ну вот, наконец-то. Действие продолжается. Я вытащен за шиворот, мы
карабкаемся по почти отвесной стене, но в конце подъема силы оставляют
меня (наверно, Автор так и написал: "его оставили силы"), и гарпиец
буквально выталкивает меня наверх, кладет на большой плоский камень и
хлопочет. По-моему, он намерен сделать мне искусственное дыхание. Не
поломал бы ребер.
Я слабо отбиваюсь. Гарпиец раскрывает волосатую пасть:
- Я тебе вот что скажу,- рычит он. - Ты меня спас...
- Ну уж...- я смущен или делаю вид, что смущен,- это безразлично и на
дальнейшее развитие сюжета никак не повлияет.
- Можешь на меня рассчитывать, парень. Если чего нужно, ... (непроиз-
носимое имя) не подведет. Будем держаться друг друга, ладно?
Это он зря. Опыт показывает, что от меня лучше держаться подальше. Мой
путь борьбы со Злом вымощен костями ближних. Гарпиец рискует, очень
рискует. Но предупредить его об этом у меня нет возможности.
Вокруг снежные горы, а мы находимся на небольшом плато, и наш каньон
рассекает его зигзагообразной линией. На плато негде укрыться, здесь
нас прихлопнут еще вернее, чем в каньоне. Нужно выбираться отсюда, и
чем скорее, тем лучше. Но куда? И успеем ли?
Конечно, не успеем. На краю плато встает и тянется хвостом пыль - на
нас мчится имперская боевая машина. Мы видны как на ладони и деваться
нам некуда. Мы и не пытаемся - какой смысл? Тот же опыт учит меня, что
боевая машина будет уничтожена. Кем? Вероятно, мною. Как - не знаю.
Пусть об этом позаботится Автор, мне все равно. Я чувствую сильнейшую
апатию, ни о чем не думаю и не желаю думать. Пусть за меня думают дру-
гие.
Но сейчас Автору не до меня - Его внимание сосредоточено на приближаю-
щейся боевой машине. Она похожа на устрашающих размеров танк, разве
что позади башни помещается бронированный короб, напоминающий бункер
сельскохозяйственного агрегата. Он предназначен для штурмовой пехоты.
На лобовой броне машины кишмя кишат шустрые механические "блохи", ос-
нащенные магнитными, нейтринными и ультраглюонными ловушками, необхо-
димыми для сбивания с толку неприятельских ракет и отчасти читателей.
...Орк и гарпиец застыли в оцепенении. Боевая машина стремительно
приближалась. Под широкими гусеницами дрожала земля, бешено крутящиеся
катки глубоко вминали в почву тяжелые ребристые траки. Казалось, в об-
лике машины была воплощена неукротимая жажда убийства...
По-моему, неукротимая жажда убийства свойственна скорее моему Вицли-
пуцли. Сейчас Он не жалеет красок, чтобы показать: на нас несется неч-
то чудовищное и сейчас мне придется плохо. Но я-то знаю, что плохо
придется не мне, а танку. Читатель тоже это знает, но охотно вступает
в игру; он напоминает мне рыбу, которая прекрасно видит, что перед ней
плывет блесна, но не желает в это верить и бросается на блесну с рази-
нутым ртом. Автор прав. Тут важен бодрый стиль, украшенный одним-двумя
подобранными с пола эпитетами,- и никакой посторонней лирики. Читатель
на крючке, млеет и даже не трепыхается. Так и надо.
Между прочим, прежде Он пробовал вставлять в текст лирику, иногда даже
стихи. С рифмами у Него было все в порядке, а наивысшим достижением
явилась строка:
"На нас глазели глаза газели..."
Должно быть, красивые глаза. После этого Он затосковал и в противовес
газели родил меня. Но Он мне не отец. Он насильник.
Орк выпустил в приближающееся стальное чудовище всю обойму. Может
быть, ему удастся "ослепить" танк, и тогда тяжелая махина проскочит
мимо и рухнет на дно каньона? Орк не знал, где у танка расположены
смотровые приборы...
- Стреляй же! - хрипло кричал гарпиец.
Патроны должны быть в сумке, отобранной у охранника. Нужно успеть.
Скорее! Что-то выпало из патронной сумки и со стуком упало на землю.
Патроны?
Нет. Гранаты.
Виноградная гроздь на толстом пластиковом черенке. Каджая виноградина
- противопехотная граната. Их можно отрывать по одной и швырять в про-
тивника. А можно швырнуть всю гроздь разом...
Орк метнулся вперед. И в ту самую секунду, когда он, швырнув гранаты
под брюхо накатывающейся боевой машины, падал ничком на землю, башен-
ное орудие танка выстрелило, казалось, прямо в него.
В упор.
Невероятная сила подбросила Орка в воздух. Совсем рядом взметнулся
черный, подсвеченный огнем султан взрыва. Несколько раз перевернувшись
в воздухе, Орк неловко упал на спину. Удар ошеломил его, но он сразу
вскочил на ноги.
Танк горел...
Не знаю, как в действительности должны гореть подбитые танки. Этот по-
лыхал как фанера, с треском, буйством пламени и крутящимся столбом
черного дыма. Из танка не выскочил никто. Уцелевшие при взрыве механи-
ческие "блохи" дезертировали и прыжками уносились прочь.
Перевожу дух. Первое сражение выиграно, но это, конечно, только нача-
ло. Имперцы от нас не отвяжутся, пока не убьют. То есть, конечно, не
убьют, но не могу же я перестрелять полностью все заблудшее население
Бражника! Арифметика подтверждает, что не могу: в патронной сумке ос-
тался единственный патрон. Последний. Заряжаю им карабин и пинком ноги
сталкиваю сумку в пропасть. Красивый жест. Уверен, что Автору он пон-
равится и, следовательно, сумка не прилетит обратно. Действительно, не
летит. Ну то-то. Иногда и я кое-что могу. Всякий раз, когда мне удает-
ся добавить мелкий штрих, я бываю горд до умопомрачения. Вот и сейчас
совсем уже собираюсь самодовольно ухмыльнуться...
И слышу за спиной слабый стон.
...Орк знал, что в лотерее, именуемой Жизнью, только один выигрыш на
миллион. Выигравший вчера может проиграть сегодня, но не наоборот.
Проигравший вычеркивается из лотереи навсегда.
Ури Орк выиграл. Снаряд, разорвавшийся прямо под его ногами, не причи-
нил ему иного вреда, кроме ушибов от падения. Судьба еще раз оказалась
к нему благосклонна.
Он склонился над неподвижно лежащим гарпийцем. С первого взгляда Орку
стало ясно, что дела гарпийца плохи. Открытый перелом бедра, рана на
голове, повреждение позвоночника... Должно быть, гарпиец и сам пони-
мал, что его песенка спета. Он был в сознании.
- Ты можешь пошевелиться? - спросил Орк...
Разумеется, нет. Повинуясь чужой воле, я задаю глупый вопрос. С пере-
ломом позвоночника гарпиец не сможет двигаться самостоятельно. А с та-
кой раной на голове он проживет не более нескольких часов, от силы -
дней. Кажется, пробита черепная коробка, и гарпийца надо спасать. Не-
медленно! На Офелии XIII есть отличная клиника, по себе знаю, а на
тройной системе Нерон II неплохо лечит один шаман, если его еще не съ-
ели соплеменники за ложные предсказания погоды...
Помутнение рассудка, иначе не назовешь. До Офелии, если я не ошибаюсь,
пять тысяч парсек, а до Нерона - тысячи на полторы меньше. Гарпиец об-
речен остаться здесь, на Бражнике, но я найду укрытие и буду защищать
раненого до последней минуты, или я не Ури Орк. Зубами грызть буду.
И еще я знаю моего Автора. Он почему-то убежден, что на любой планете
с архаичной формой управления должна существовать более или менее под-
польная оппозиция - подземные ростки грядущих прогрессивных перемен.
Теперь самое время появиться оппозиционерам, которые нас поймут (пред-
варительно, конечно, приняв за имперцев и попытавшись убить), а поняв,
помогут, укроют и, чем черт не шутит, может быть даже вылечат. Где
они? Вытягиваю шею и кручу головой, с надеждой оглядывая плато и гео-
метрические пики. И никого не вижу.
...- Теперь-то они меня поймают,- с усилием сказал гарпиец,- и станут
пытать, пока в конце концов не убьют. Я буду умирать долго...
А я вдруг понимаю, куда клонит Автор, и меня начинает трясти мелкая
дрожь.
...- Тебя не будут пытать,- процедил Орк, снимая с плеча карабин. Его
лицо исказила гримаса. - Я не позволю тебя пытать.
- Ты что задумал? - с тревогой спросил гарпиец...
Это не я задумал, не я! Господи, да можно же еще что-то сделать! Если
нужно, я понесу его на себе, буду ходить за ним, как за малым дитем,
охранять его, карабкаться с ним на плечах по скалам...
Не выйдет. Я это чувствую. Песенка гарпийца спета, как и было сказано.
Читатель подустал от крови мерзавцев и козлищ, ему хочется крови агн-
цев. На грязных и небритых, на мордатых агнцев спрос такой же, как и
на всяких других.
...Орк оглянулся. Вершины гор сверкали, как алмазные иглы. Заходящее
светило резко очерчивало острые грани скал. Он еще увидит эту красоту,
если ему повезет пережить ночь. Но гарпиец видит этот мир в последний
раз.
- Прости,- со вздохом сказал Орк. - Прости, если можешь. Так будет
лучше.
Приклад карабина толкнул его в плечо. В горах долго не смолкало эхо...
Я забросал труп камнями. На этот раз Автор ничего не имел против, но
заставил меня поторопиться. Это больше походило не на похороны, а на
сокрытие следов преступления.
Автор и я - кто из нас двоих убийца, если каждый порознь на убийство
не способен? Никто? Или оба? Впрочем, каждый считает убийцей не себя,
а другого. Вероятно, иначе и не бывает. Кажется, то, что я сделал,
обозначается диким словосочетанием: убийство из милосердия. Похоже на
запах фиалок из выгребной ямы. По Автору выходит, что я человек высо-
ких нравственных принципов, а я не могу и возразить. Может быть, су-
ществует и пытка из милосердия?
Не хочу об этом думать. Стою столбом, мерзну на ветру и не чувствую в
себе ну абсолютно никакого желания что-то делать, да что там - просто
жить. Куда там! Сейчас Автор настучит на своей "ижице" что-нибудь вро-
де: "Орк стряхнул с себя оцепенение",- и я опять куда-то пойду, попле-
тусь искать себе укрытие и спасать свою шкуру.
...Стряхнув с себя оцепенение, Орк двинулся вдоль обрыва на запад. Ему
было все равно, куда идти, и он выбрал путь в сторону солнца, подстав-
ляя лицо и тело под последние предзакатные лучи...
Карабин я выбросил. Я не мог носить оружие, которым убил друга. Автор
не возражал. Карабин, в отличие от меня, выполнил свою функцию и боль-
ше не понадобится. Но вряд ли Автор забыл о том, что у меня еще остал-
ся нож... Впрочем, врагов пока не видно.
...Прошел час, за ним другой. Тройное солнце село, зато вершины, окру-
жающие плато, заметно приблизились. На горы опускалась ледяная ночь,
светлая, как все ночи на Бражнике, от бесчисленного множества солнц
звездного скопления и холодная, как могила. Ветер усиливался с каждой
минутой и промораживал до костей. Не будь Орк столь измучен, он еще до
заката успел бы дойти до гор и отыскать убежище, где можно переждать
ночь. Он шел, шатаясь, и больше всего на свете ему хотелось лечь и ус-
нуть, но это означало замерзнуть и умереть. В довершение всего он на-
чал чувствовать муки голода...
И я действительно начинаю ощущать такой голод, что уже не в силах ду-
мать о смерти несчастного гарпийца, да простят меня читатели за бесп-
ринципность. Простят, конечно, а вот Автору давно уже не мешало бы ме-
ня накормить, я не кормлен со вчерашнего утра и желудок уже давал себя
знать, но так, как сейчас - это уже слишком жестоко. Ну что Ему стоит
написать: "Орк не чувствовал голода, подавленного настороженностью",-
или что-нибудь сходное в том же излюбленном Им стиле... Так ведь не
напишет! И мои глаза алчно бегают по сторонам, ища, в кого тут можно
воткнуть зубы, а в затуманенном мозгу поселилось волнующее видение -
большая банка консервированных сосисок. Они стоят в банке тесно, одна
к одной, как солдаты в парадном строю, а сверху они облиты умопомрачи-
