- Да нет, мужики, он же у них по связи, ему же его в штаб вести, вер-
но, да? А если этот не встанет - ты его попрешь? Или я?
- Встанет, они живучие...
- Ма-а-а-алчать!! - ору я, не сдерживаясь. На секунду их берет ото-
ропь. Секунды достаточно, чтобы овладеть положением. Из окон горелого
дома начинают выглядывать любопытные из соседствующей автономной груп-
пы, черт бы их подрал. Сашка молча ковыряет ногой снег и делает вид,
что не интересуется. Указываю стволом автомата на выродка:
- Поднимите.
Выродка пинают в бок. Поднимать его никто не торопится, на лицах людей
написана брезгливость пополам с усталостью. Один пытается раскурить
сигарету под бронезабралом.
- Я кому сказал!
"Сволочь Сашка,- думаю я со злобой. - Мне самое дерьмо, я для него
подручное средство..." - но тут выродок издает сиплый писк и начинает
шевелиться. "Во! - говорят с удовлетворением. - Погоди, сейчас сам
встанет..."
Адаптант издает еще один сиплый писк и встает на четвереньки. Дальше у
него идет глаже, и он уже без особой натуги поднимается на ноги. "Спо-
собный, стервь",- поясняет кто-то уже без особой злобы, а, скорее, с
интересом. Цепкость к жизни у адаптантов, как всегда, поражает вообра-
жение. Весь он иссиня-битый, в жутких кровоподтеках, сквозь прорехи
тряпья не видно телесного цвета, одна синева с чернотой, и как минимум
одно ребро скверным образом сломано - но стоит прямо, не кривится,
только слегка вздрагивает, скребет бороду и страшный колтун на черепе,
стряхивает кровь со снегом и покряхтывает, а глаза - пустейшие... То
есть, один глаз, второй уже заплыл. Пиджак, если в это звание можно
произвести клифт, на нем старенький, дамского делового стиля, дыра на
дыре, правый рукав напрочь оторван. Штаны еще хуже, даже не поймешь,
какого они изначально были цвета, а на ступнях - ничего. Совсем ниче-
го. Босой на снегу. И тут я ловлю себя на том, что я ему завидую. Я -
ему! Выродку! С колтуном! Экий же феномен природы, нам бы быть такими,
тепличные мы кактусы, а не апофеоз эволюции, вон как стоит, феномен, и
не мерзнет, голым пусти - все равно ведь выживет, а на дворе, между
прочим, минус пятьдесят пять...
Ага, теперь - внимание! Вплотную к пленному медленно подходит Сашка, и
забрало у него уже затемнено, лица не видно. Походка хищная. Тоже ре-
шил отвести душу?
Сашка неожиданно издает странный звук - и пленный тут же вздрагивает
всем телом. Звук, начавшись с низкого утробного рычания, проходит по
очереди все стадии ворчания и пришепетывания и оканчивается пронзи-
тельным взвизгом. У меня закладывает в ухе, а адаптант вздрагивает еще
раз. Потом начинает мычать. Тихонько и жалобно, одним носом. Сашка
из-под забрала сплевывает ему под ноги.
- Отойдем-ка, Сергей.
Сколько угодно. Даже с удовольствием: происходящее мало-помалу начина-
ет меня занимать.
- Ты с ним разговаривал? - спрашиваю.
- Ты же видел.
- Видел,- говорю. - В первый раз сам видел, как человек разговаривает
с адаптантом. С ума сойти, есть же доказательства, что это невозможно.
Правда, Бойль утверждает... - я спохватываюсь и замолкаю на полуслове.
Про Бойля это я зря. Напоминать о Бойле совершенно незачем.
- Так что же утверждает Бойль?
- Да нет, ничего особенного... Он думает... думал, что для человека с
особой, чрезвычайно редкой психической организацией... не помню, как
она называется... в общем, для такого человека изучить способ общения
стайных адаптантов не труднее, чем овладеть иностранным языком... То
есть, иностранным языком из другой языковой семьи. Может быть, даже
легче.
- Так оно и есть. Ты хочешь знать, что он сказал?
Хочу ли я? Естественно.
- Ком дерьма. О дислокации ближайших стай сообщить не может или не хо-
чет. Он потерял свою стаю, к другой не прибился и теперь от полного
отчаяния канючит, спрашивает, не примем ли его мы.
- В нашу стаю? - Я усмехаюсь.
- В нашу стаю.
- А ты не спросил его, почему стаи никогда не грызутся друг с другом?
- интересуюсь. - Или их кто-то координирует?
С минуту Сашка смотрит на меня темным своим забралом.
- Вот именно это я и хотел бы выяснить...
- А он что?
- Мерзавец не понимает вопроса. - Сашка опять сплевывает. - Отребье,
шестерка. Пусть им занимаются в Экспертном Совете, это их прямое де-
ло... Ты мне не хочешь рассказать, как тебе было в госпитале? У меня
есть пять минут.
Конечно. Для Сергея Самойло у него всегда есть пять минут. Лучше бы не
было. Оглядываюсь на ребят - те кучно стоят в стороне и ни черта не
боятся. Всякому в отряде известно, что против нас стоит особенная
стая, до девяти примерно утра она никогда не проявляет активности, ес-
ли ее к этому не вынуждают. У каждой стаи свой характер, как у челове-
ка. А за три квартала отсюда - идет бой.
- А что госпиталь? - рассказываю я в сотый раз. - Лежишь себе, рука на
блоке в каком-то перпетуум мобиле с винтами, да еще мажут ее такой
дрянью, что потом целый день чешется. Охраны нет, оружия нет - лежишь
в полной беспомощности и дрожишь, когда дверь хлопает, и почесаться
нельзя, а за окном, естественно, стреляют... Один так с ума сошел. В
общем, веселое времяпровождение.
- Сам виноват,- выносит вердикт Сашка. - Герой. Не знал, что надо де-
лать?
Я молчу. Знал, конечно. Знал я, что мне надо было делать, знал, кому
сообщить и каким каналом связи воспользоваться. Все необходимое име-
лось в машине. Весьма вероятно, что через десять минут стаю разметали
бы в пыль, стая перестала бы существовать - о предраспадных возможнос-
тях нацбеза я был худо-бедно осведомлен. С меня бы и волос не упал. И
взяли бы живьем верхушку стаи для надобностей, недоступных доцентскому
пониманию, тут нет никаких сомнений. И даже выразили бы соболезнова-
ние, помогая мне вынуть из петли окоченевший труп.
- Операцию ты провалил,- Сашка безжалостен. - Вывел себя из строя на
полтора месяца. Бойля упустил. Пытался отказаться перейти в Экспертный
Совет...
- С особой дерзостью и цинизмом,- не выдерживаю я.
- Что?
- Да так. Знаешь, была когда-то такая формулировка в судебных опреде-
лениях: с особой дерзостью и цинизмом. Мне нравится.
- Вот именно: с особой дерзостью. И с этим... Правда, потом ты с блес-
ком провел операцию "Гвоздь в ботинке", но имей в виду, что это тебя
не оправдывает. Нисколько.
Я молчу. Что мне сказать? Он знает обо мне если не все, то многое, а я
о нем ничего - наблюдается между нами такая анизотропия, и отбиваться
мне нечем. Остается открыть кингстоны и тонуть.
Но я еще побарахтаюсь.
- Бойль тебя в госпитале не навещал?
- Нет. Ты уже спрашивал.
- Бойля я тебе не прощу,- спокойным голосом говорит Сашка,- это ты
помни. Теперь доложи по основной теме...
Что Сашка хорошо умеет - это вызывать у агентов рефлекс отвисания че-
люсти. Ну, пусть отвисает. Я ей еще помогу.
- Я считал, что основная тема давно закрыта...
- Вот как?
Не вижу, какой взгляд у Сашки под забралом. Но могу представить.
- Запомни: тема для тебя закрыта только тогда, когда тебе приказывают
ее забыть и заняться другим делом. Насколько мне известно, я тебе это-
го не приказывал. Основная тема для тебя была и остается основной, ты
меня понял?
- Но ведь обстановка же изменилась...
Трудно Сашке с дилетантами.
- Ты знаешь, какие структуры государства распадаются в последнюю оче-
редь? - скучным голосом осведомляется он.
Это я хорошо знаю. Хотя никто не объяснил мне, почему иначе не бывает.
- К твоему сведению: тот, за кем мы охотимся, скорее всего находится
среди нас.
- В н а ш е м отряде? - ошарашенно спрашиваю я, а сам все еще не могу
поверить, и вид у меня, должно быть, глупейший.
- В Экспертном Совете.
Нет, не верю. Не может быть. Судорожно глотаю липкую слюну.
- Откуда информация?
Знаю, что не ответит. Но почему бы не спросить?
- Заберешь пленного,- говорит Сашка как ни в чем не бывало. - Его уже
обыскивали, но ты все равно проверь, он мне что-то не нравится. Отве-
дешь его куда надо, дорогу помнишь? - Это ирония.
- Вацек сбегает,- возражаю я. - Я бы еще тут побыл.
- Нет,- Сашка в третий раз сплевывает. - Юшкевича я тебе не дам. И за-
помни: ты мне здесь не нужен, ты мне нужен в Экспертном Совете. Все.
Иди выполняй.
Иду. Оружия у пленного, конечно, нет, но для проформы хлопаю феномен
природы по рукам и бокам, лезу пальцами в жуткий и вшивый его колтун,
отчего боевое охранение брезгливо воротит носы и плюется. Термоперчат-
ки, ясное дело, придется выбросить. И это я Сашке тоже запомню.
- Пошел!
Не понимает, хоть и феномен. Толкаю его автоматом: иди, мол, сука,
пристрелю. Ага, теперь понял. Плетется - нога за ногу. Я следом. Иди-
отская обязанность, идиотская киношная роль: затерявшиеся в снежной
пустыне арестант и зверь-конвойный... Ладно, побудем зверем. Чувствую
затылком провожающие взгляды и злюсь. Интересно, насмехаются надо мной
или, наоборот, сочувствуют? Я им посочувствую, я им так, мерзавцам,
посочувствую... Провалитесь вы со своим сочувствием, забудьте о нем, о
себе больше думайте, не обо мне - только о себе, нас с вами, ребята,
уже которое поколение подряд пытаются научить думать только о себе на
благо государства, да ведь мы же люди с рефлексами: ладонь к козырьку
- фигу в карман, оба действия строго синхронны, противоположны и опи-
саны Ньютоном - но зато когда фигу обнаруживают и заставляют вынуть,
вместо нее почему-то всегда вынимается автомат... Насколько я знаю,
Ньютон такого не описывал.
- Иди, сволочь.
Он, собственно, и идет. Торопить прикладом, конечно, нет никакой необ-
ходимости. Редкостный попался адаптант, дисциплинированный. Вообще ка-
кой-то неправильный: где это видано, чтобы адаптанты сдавались в плен,
хотя бы и потеряв стаю? У них и понятие-то о сдаче в полном отсутс-
твии, себя не берегут, о том, что сила солому ломит, знать не желают,
дерутся всегда до последней крайности, перешагиваешь через недобитого
- он тебя зубами за ногу, а хуже их патлатых ведьм в ближнем бою ниче-
го нет и быть не может. Притом кое-чему у нас уже научились: и снайпе-
ры у них теперь есть, и грамотные пулеметчики, а дядя Коля просто-нап-
росто убежден, что они нас за нос водят... Ну, это вряд ли. А пиджак у
этого типа, если приглядеться, не так уж и стар, просто уделан до не-
возможности. С какой же женщины ты его снял, мерзавец? И где теперь
лежит эта женщина - в снегу, в пустой квартире, в обледенелом подъез-
де? Сожжена в автомобиле? Очень вовремя мы за вас взялись, вот что я
вам скажу, то есть чисто по-отечественному вовремя, в самый последний
момент, а ведь промедли мы еще месяц - и все, ни одного человека здесь
бы уже не было. Дрянь у нас сегодня боевое охранение - а понять ребят
можно...
Я засыпаю. На улице пустынно и, по-видимому, безопасно. Очень хочется
лечь, я бы лег прямо в снег - но человек может спать и на ходу, даже
конвоируя,- он существо хотя и непрочное, с проектными недоработками,
но ко многому способное. Ноги выведут, а если что-нибудь случится, я
не так уж сильно запоздаю с ответной реакцией. Проверено.
Глаза открыты - я начинаю видеть белый сон. Белый, как снег. Не хочу
видеть белое. Огня мне, огня! Рыжего, с дымом! Мне снится, что я подс-
читываю: сколько же это суток я не спал по-человечески? Гм, а не так
уж много, если разобраться. Говорят, Эдисон всю жизнь спал по три часа
в сутки и прекрасно себя чувствовал. Всю жизнь - я бы так не смог. Го-
ворят, он тоже спал на ходу. Шел, должно быть, как-то раз по улице,
забрел в темноту, от неуюта проснулся и подумал, что не худо бы изоб-
рести электрическую лампочку. Правильно подумал. А один византиец -
тоже насчет поспать был вроде Эдисона - взял вот так однажды да и усо-
вершенствовал от бессонницы тайную службу...
Сашке я наврал. Не так уж скверно мне было в госпитале, если не ка-
