лось никому даже под угрозой всеобщей гибели. Мы не были монолитом -
когда на нас надавили, мы раскололись по трещинам. Бойль оказался
прав: закат земной цивилизации произошел быстро, но не сразу, и без
ненужных катаклизмов. Лишь однажды, когда нам уже казалось, что с че-
ловечеством покончено, наши приборы уловили слабое эхо наземного ядер-
ного взрыва далеко на юге, и аналитики не сошлись во мнениях, что это
было: последние отчаянные отголоски войны (кого? с кем? где?), или
язык ледника походя снес брошенную людьми ядерную энергостанцию.
Лет десять назад мы впервые вышли в эфир, рискнув отменить закон о те-
лемолчании. Наша телестанция вызывала уцелевших на связь каждый день,
трижды в сутки, и теперь еще продолжает вызывать. Но эфир пуст, и
очень похоже на то, что Убежище - единственный островок ныне действую-
щего человечества. Наше общество трудно заподозрить в процветании, но
кое-какие надежды на будущее у нас уже есть. С прошлого года мы были
вынуждены ограничить рождаемость.
Теперь многие думают, что нам остается только выждать, пока не случит-
ся, с их точки зрения, очевидное: пока социально недееспособные адап-
танты, разрушив кормившую их цивилизацию, естественно и повсеместно не
вымрут от голода, после чего людям останется лишь вновь населить опус-
тевшую Землю, причем начало сего благостного процесса может состояться
уже в нынешнем поколении, а кульминация - по отступлении ледника. Мно-
гие верят, что так оно и будет. Это полезная вера. Не следует без ост-
рой необходимости ее разрушать: один из важнейших пунктов неписаной
азбуки управления гласит, что законное место веры во что-то светлое и
достижимое (во что - не суть важно) мгновенно и неизбежно занимает
очередное разрушительное непотребство.
Что до меня, то я настроен скорее скептически. Если предположить, что
в среде адаптантов хотя бы изредка могут появляться такие индивиды,
как Сашка Столповский, то наше дело плохо. Может быть, адаптанты суме-
ют выжить без нас и спустя десять тысяч лет создадут свою цивилизацию,
которая будет удачливее нашей? Может быть.
Может быть, все это старческий бзик.
Хочется на это надеяться.
Чуть не забыл - у меня есть преемник. Нет, не из тех, кто лезут из ко-
жи вон, чтобы мне понравиться. Несколько лет назад, взвесив свой опыт,
я поручил Вацеку найти подходящего человека и взять его к себе. Хоро-
ший парень, перспективный. Молодой, из родившихся в Убежище, умный, не
отягощенный. Прирожденный руководитель, и руководителем станет, только
сам он об этом пока не догадывается. Вчера я устроил ему первое липо-
вое покушение, и теперь он оглядывается, гадая, кто это задался целью
сократить ему срок отбытия на этой планете.
Пусть привыкает...
Как ни жаль, а мою рукопись все-таки придется уничтожить. Страшно по-
думать, какое брожение в умах может вызвать Бойль и его бормотанье в
смертном ужасе о параллельном человечестве, а в особенности подтверж-
дающий его слова способ ухода, которым прервалась, а вернее, была
кем-то прервана его рекогносцировка Земли и землян. Существование двух
человечеств, расселенных в неолите по разным планетам (пространствам?
временам?), неизбежно подталкивает к мысли о существовании неких Экс-
периментаторов (опять: где? почему? зачем?), не говоря уже о целях и
методах их экспериментов. Иногда, когда хочется опустить руки, в мой
корродирующий мозг забирается мысль: а может быть, и глобальная мута-
ция - их рук (щупалец? псевдоподий?) дело? Или нет?
Какое из двух человечеств - контрольная группа?
Я гоню от себя эти мысли. В самом деле, ни для того, чтобы выжить и
развиваться, ни для того, чтобы погибнуть, нам не требуется посторон-
него вмешательства. В нас слишком много потенций и для того и для дру-
гого. Случайно - может быть, случайно, я до конца не уверен - мы отк-
рыли для себя одну из этих потенций. Мы не знаем, каковы остальные и
сколько их еще откроется в истории человечества, если история челове-
чества будет продолжена. Пока же она единственна и неизбежна, как тра-
ектория самолета, садящегося на пустынный аэродром без капли горючего
- двигатели уже молчат, пилот вцепился в штурвал, и только долгий
свист ветра в опущенных закрылках, только короткий визг резины о бе-
тонную полосу...
Глиссада.
Касание.
Пробежка.
Ангар.
Самолет, на котором летело человечество, совершил мягкую посадку. Это
был очень странный самолет, и его пассажиры подозревали, что с ним мо-
жет случиться всякое. Так, например, в полете от него может оторваться
одно пассажирское кресло.
Оно все еще летит, это кресло.
Без крыльев.
Теперь я уже знаю, что успею умереть задолго до его приземления.
Это утешает.
И еще я знаю другое: мы под взглядом, но шефство над нами никто брать
не собирается. Думаю, Бойлю и его соотечественникам еще долго не захо-
чется познакомиться с нами поближе. Боюсь, что свои проблемы, крупные
и мелкие, нам и дальше придется решать самим. Хотя, почему боюсь? Это
нормально. Вот только очень холодно.
Иногда я чувствую злорадство, когда думаю, что то, иное человечество,
возможно, пытается справиться с теми же проблемами, что и мы,- иначе
зачем было Бойлю столь внимательно изучать нашу мягкую посадку? Мы од-
ного корня, и этим многое сказано. Я все-таки человек, как любил гово-
рить Бойль, и ничто человеческое мне не чуждо. Злорадство - это чело-
веческое. Пусть.
И с каждым годом эта гипотеза нравится мне все больше и больше.
1992-94г.
