вало сегодня брать его с собой? Нет, пусть учится. Ученье - свет.
- Дядя Коля уже внутри,- объяснила Наташа. От нетерпенья она притопты-
вала. Притоптывал и Гарька.
- Карлсоны! - ожил мой шлем голосом Сашки Столповского. - Карлсоны,
как слышимость? Готовы?
- Фрекен Бок, слышу хорошо,- ответил я. - Слышу вас хорошо. Готовы.
Повторяю: готовы.
- Пора. Начинаете вы.
- Понял,- ответил я. - Начали.
Приклад с силой отбросил назад мое плечо. Туго ударило по ушам. На
месте дверного замка образовалась аккуратная дыра. Дверь лязгнула и
повисла на одной петле, открывая ход в чердачные объемы. Внутри было
пустынно, темно и гулко, в громоздких металлических коробах летарги-
чески спали заржавленные механизмы лифтов. В полу был открыт серый
прямоугольник, оттуда просачивался свет и высовывалась голова дяди Ко-
ли.
- Что? - спросил я. Хотя уже было видно, что. Как всегда, дядя Коля
норовил сделать работу за других.
- Пока чисто,- он поднял забрало и сплюнул куда-то вбок. - Здесь нико-
го. Спускайтесь.
Странное это было здание - нацеленное, угловое в плане, как классичес-
кая неравнобокая флешь на пересеченном рельефе, и, не в пример другим
зданиям, совершенно не пострадавшее, будто флешь воздвигли не перед
боем, а много позднее, в потакание мирному любопытству потомков.
Странной была не форма здания - это бывает. Странно было то, что оно
до сих пор не выгорело. Зато оба крыла соединялись между собой только
через чердак, и дядя Коля устал на каждом этаже крушить подручными
средствами тощие стенные панели. Десятую по счету он просто расстре-
лял, проведя стволом пулемета по овалу, и выбил овал ногой. Адаптантов
не нашлось и здесь, зато где-то внизу, пока что далеко, колотилась ав-
томатная стрельба, да еще время от времени оживала связь. Слышно было
плохо.
- Карлсоны! Что у вас? - кричал Сашка.
- Пусто. Фрекен Бок, у нас пусто. А у вас?
- У нас не пусто. Идем со "щитом", гоним к вам. Хорошо гоним - их нем-
ного. Встречайте.
- Встретим.
Я чувствовал облегчение. Теперь я понял и признался себе, что держало
меня в напряжении и чего я боялся: не того, что мы не справимся с те-
ми, кто здесь засел, нет. Я до жути, до пота и побеления щек боялся,
что в этом доме опять окажется своеобразный, ни на что не похожий "ро-
дильный дом" адаптантов, как это уже было однажды, и я боялся того,
что нам неизбежно пришлось бы сделать с этим "родильным домом". Это
тоже было. Мы сделали это, но никто из нас не хочет об этом вспоми-
нать. Может быть, в этом и заключается самое ценное, спасительное
свойство человеческой памяти: уметь не вспоминать, не напоминать себе,
когда не удается забыть. На старости лет мне только и останется - не
вспоминать...
Мы продвинулись на этаж ниже, и дядя Коля с треском вышиб еще одну
стенную панель:
- Хватит. Дальше не пойдем. Айвакян - ты старший. Вы трое перекрываете
лестницу здесь. Мы держим лестницу в том крыле. Самойло, Юшкевич - за
мной!
Это было разумно. Правда, я оставил бы эту лестницу себе, а старшим в
другой группе назначил бы Наташу, а не Гарьку. Но дяде Коле было вид-
нее. Он боком пролез в пролом, держа у живота пулемет, игрушечный в
его лапах, и нимало не интересуясь, последовал ли кто-нибудь за ним в
эту дыру. Он все еще оставался инструктором по самообороне, исповедую-
щим железное кредо: хочешь выжить - делай как я, не хочешь - твое де-
ло, никто не заставляет. Но тогда отойди в сторону и не мешай.
В мертвых квартирах пахло запустением и промороженной пылью, кое-где
валялось барахло. Сухо потрескивали стены. В одной комнате нашлась
собранная на полу детская железная дорога. Крохотный паровозик застыл
перед шлагбаумом.
- Что скажешь? - спросил дядя Коля. Он выглядел угрюмым. Мы обшарили
этаж и заняли позицию: лестница здесь была точь-в-точь такая, как в
другом крыле,- узкая и удобная для сдерживания противника. Беспорядоч-
ная стрельба снизу мало-помалу приближалась. Гуляло сумасшедшее эхо.
- Что говорить? - я пожал плечами. - Их здесь никогда не было, видно
же. Вац, ты что скажешь?
- Не было.
- То-то,- со значением сказал дядя Коля. - Послушай-ка лучше. Усек? Их
и внизу всего-то с пяток, от силы. Стратеги... маму!.. Думали, тут их
до черта, а их...
- Не вижу плохого,- перебил я.
Секунду дядя Коля глядел на меня сумрачным неандертальским взглядом.
- И чему я тебя учил...
- А что?
- А то, что они с нами не воюют. Ты еще не понял? Мы знаем, как они
умеют драться, вспомни, как они дрались за "родильный дом", - так вот:
они с нами не дерутся. Они перед нами бегут и огрызаются лишь в самом
крайнем случае. С полицией и десантниками они дрались отчаянно и брали
верх, а перед нами бегут. Почему? А слияние стай? Уже последнему ду-
рачку должно быть ясно, что у них единое командование. В городе полно
людей, только воевать некому, а нестроевые воротят рожи: не наша, мол,
забота драться, и думать об адаптантах не желаем, пусть штаб думает...
- Нестроевые на окраинах отбиваются от снега,- возразил я. - Ты не ви-
дел, какие там барханы. Когда ветер - страшное дело.
- Вот где страшное дело! - рявкнул было дядя Коля, но тотчас понизил
голос. - Здесь! Не где-то, а здесь! И вот здесь! - Он гулко постучал
себя по шлему. - Что, не так? Оставляют нам на расправу всякую мелочь
от щедрот, а мы и рады стараться: ура, мол, отбили еще один дом.
Сокр-р-рушительная победа. Ура, отбили квартал! Знай наших. Ура-ура,
вчера продвинулись на двести метров, а сегодня рванем на триста! Сож-
мем пружину еще немного! Чувствую: что-то будет...
- Что-то всегда бывает,- без охоты возразил я.
- Бывает! - зло сказал дядя Коля. - Еще как бывает! И будет! Когда -
не знаю, как - не знаю. Но добром не кончится, это я тебе точно гово-
рю. Скажи: что может знать о сети рыба?
Опять он за свое. Я отмолчался. Почему-то вспомнился эпизод: мужчина и
женщина на ничейной территории водили большой двуручной пилой, пилили
дерево. На дрова. День был тихий, ржавая пила визжала на несколько
кварталов. За спиной у мужчины висел автомат, очень старый, еще "ка-
лашников", с отбитым прикладом и стертым воронением. Наверное, мужчина
повесил его просто для поднятия духа - целью они были превосходной. Им
дали закончить работу и уйти, они еще долго вязли в сугробах, унося
свои три полена, и только потом началась перестрелка. Эту парочку ви-
дели и перед другими отрядами, иногда порознь, а иногда вместе и даже
с детьми. Было это тягостно и непонятно: люди, живущие размеренной
жизнью на ничьей полосе, продвигающиеся вместе с ничьей полосой и не
желающие ни нас, ни адаптантов... Зато дядя Коля был мне понятен: как
всякий человек, не владеющий всей полнотой информации, он вечно пола-
гал, что с ним играют в нечестные игры и даже как-то раз спросил меня
шепотом, действительно ли существует штаб очистки или он придуман спе-
циально, чтобы валить на него вину за наш вечный кафтан имени Трифона.
Но удивил: прежде считалось доказанным, что дядя Коля и отвлеченные
метафоры суть понятия несовместимые. Видно, допекло. Рыба в сети...
Или нет: о сети. Что может знать. Гм. Что может, то и знает. Рыба. Это
такая, с плавниками. Вкусная штучка, особенно на сковородке под майо-
незом, сто лет не ел...
Я проглотил слюну. Этажах в пяти ниже нас рванула граната. Прорезав
эхо автоматных очередей, заметался одинокий отчаянный крик. И сразу
все смолкло. Тишина была оглушительная. Тишины не хотелось.
- Карлсоны! - прокричали снизу. - Что у вас?
- Пусто.
- Карлсоны, не слышу!
- Пусто! - во всю мощь легких рявкнул дядя Коля. - Пусто у нас!
- Везет некоторым. Спускайтесь!
- Эй! Эй! - закричал дядя Коля. - Потери большие?
- Чепуха. - Я узнал голос Сашки Столповского. - Один раненый.
6
Троих убитых дубоцефалов сложили в ряд за стойкой бара и прикрыли сор-
ванной шторой, чтобы не портили настроение. Четвертый, оставшийся в
живых, сидя на полу у груды опрокинутых резных стульев, тоненько ныл,
осторожно щупал вмятины на термокостюме и временами вздрагивал всем
телом. Несколько не участвовавших в атаке дубоцефалов, кстати сказать,
вполне безучастно отнесшиеся к мертвым, смотрели на него с выражением
глубокого ужаса. Их никто не гнал: выбранные наудачу кандидаты в ко-
манду "щит" должны привыкнуть к своей роли заранее. Стонущего раненого
из штурмовой группы положили на снятую с петель дверь и куда-то унес-
ли.
Адаптантов при штурме было убито пятеро, как и предсказывал дядя Коля,
имевший теперь вид типа "ну, что я тебе говорил?" Спускаясь и обшари-
вая по пути этажи, мы нашли еще одного: дядя Коля вдруг резко остано-
вился и повел носом, как волкодав, учуявший добычу. "Здесь..." -
"Где?" - "За углом. Ждите",- и я имел удовольствие видеть работу про-
фессионала. Граната ему не понадобилась. Дядя Коля шел, выставив перед
собой пулемет, шел нарочито шумно, топая и сопя,- когда же до угла ос-
талось два шага, он бросился вперед внезапным нырком с переворотом на
спину в падении. Этот трюк был мне знаком, но совершить его с подобной
тяжестью в руках я бы не рискнул. Очередь прошла над его головой, и
тут же звучно заработал пулемет - было слышно, как подброшенное пулями
тело грянулось об пол.
Под ногами пищало битое стекло. Если бы не битые окна, в русском зале
винного бара "Истина", пожалуй, еще и сейчас ощущался бы уют. Здесь
все было сделано крепко, на совесть: когда в былые времена кого-то
сгоряча били по голове резным стулом, страдала голова, а не стул, как
тому и должно быть. Столы в зале стояли дубовые - не приподнять, стену
скрывало резное панно: сильно усатый дядька Черномор стоял по колено в
неспокойном море-акияне и, плотоядно облизываясь, тянул к стойке ги-
гантскую утконосую братину. Из-за громоздкого плеча дядьки высовыва-
лись веселые деревянные рожи числом тридцать три - понятно было, что
морские богатыри тоже не прочь тяпнуть винца на страх ревматизму. В
зубчатой - под кремль-детинец - кадке с вечной мерзлотой прозябала за-
чахшая на корню березка с окаменевшими ломкими листьями. Из криогенных
глубин подвала слышались голоса, донельзя возбужденные редкой удачей.
Дураки же, это дело надо делать тихо и конспиративно, не шуметь сверх
меры и уж подавно не орать: "Уж стол накрыт, ряды бутылок стоят, пост-
роившись в затылок!" - тем более что никаких бутылок в подвале не наш-
лось, как сообщил, вернувшись, равнодушный к спиртному Вацек, а обна-
ружилась там одна-единственная, зато неправдоподобно громадная лопнув-
шая бочка с розовым винным льдом и свернутым на сторону краном. Судя
по треску и гиканью, бочку доламывали. На рысях под взглядом Сашки
пронесся командир первой штурмгруппы и застрекотал каблуками вниз по
лестнице - пресекать мародерство. Что, дождались, голубчики? Говорил
же - надо тихо.
Снаружи завывало, снег валил в выбитые окна, и одиноко дребезжало ка-
кое-то уцелевшее стекло, зато никаких других звуков извне не ощуща-
лось, а то, что не дано нам в ощущение, вспомнил я, не является объек-
тивной реальностью. Соседние участки тоже безмолствовали, и мечталось
мне, что вот сейчас можно подняться с тяжелого резного стула, легко
выйти на улицу и впервые за много недель идти, идти себе куда угодно,
хоть дойти до центра города, если повезет не заблудиться в метели.
Дойти и вернуться. Не для того, чтобы дать шороху тылам противника, а
просто так... Ладно, будет уже хорошо, если сегодня ночью адаптанты
ничего не предпримут в ответ, подумал я. По такой метели, пожалуй, и
не предпримут...
И вдруг я ощутил тишину - какую-то ненормальную, нехорошую тишину, со-
вершенно неуместную в таком зале. Я повертел головой: Сашка и Вацек
были налицо, но и только. Куда унесло дубоцефалов и куда был услан дя-
