ним движением пальца... Глупо все это. Ох, как глупо...
- Я закурю? - спросил я.
- Конечно. Пожалуйста.
Я зажег сигарету. Сизая струйка, замысловато завиваясь, всплыла к по-
толку, ударилась и отправилась посмотреть, нет ли где обходного пути.
Я выпустил еще одну. Полегчало.
- Послушайте, Сергей...
- Да? - Я напрягся.
- Я вам благодарен. Но вы должны меня понять: мне очень злонеловко
употреблять вашим гостерпиимством... Э-э... я корректно сказал?
- Почти. Вы хотите знать, когда вас отсюда выпустят,- эту фразу я про-
изнес в утвердительном тоне.
Он помялся.
- Ну, в общем... да. Примерно. Видите ли, мне нужно работать, а многие
материалы здесь недоступны... вы понимаете?
Это я понимал. Не понимал я другого и не мог понять: как он до сих пор
выходил живым из тех мест, где материалы доступны даже слишком. В од-
ной мелкой стайке он ухитрился прожить дня три - не знаю, много ли ему
удалось извлечь для науки, но уносить ноги пришлось на форсаже. Помню,
на меня это произвело впечатление. Человек жил в стае! Один. Без подс-
траховки. Без дюжины снайперов, готовых по радиокоманде разом оставить
его в растерянном одиночестве среди дюжины трупов. Он это смог. Он до-
казал, что это возможно. Такого везучего человека я в жизни не встре-
чал: пули изорвали его одежду, он заблудился и едва не замерз, но вы-
шел точно на мое отделение, и опять ему повезло: в тот раз ни Сашки,
ни Вацека с нами не было.
А ведь я тогда уже точно знал, что Сашке его не отдам, с внезапным оз-
нобом подумал я. Ни за что. Знал, что спрячу его в такое место, где
никому не придет в голову искать, по типу того классического письма...
Сашка, конечно, далеко не Дюпен, а настоящие профессионалы из нацбеза,
кто уцелел, сейчас либо на Юге, либо легли на дно и не шевелятся. Риск
был умеренный. Пожалуй, я мог бы еще отдать Бойля до ареста Сельсина
и, как водится, нашел бы способ оправдать себя если не в Сашкиных гла-
зах, то в своих собственных... Теперь - нет. Не могу.
Плохо, когда позади тебя рушится мост.
- Как вы считаете, долго еще они смогут сопротивляться? - спросил я.
- Адаптанты?
- Они.
- Я бы не ставил вопрос таким образом,- раздвинул морщины Бойль. - Я
бы поставил его по-другому: долго ли еще сможем сопротивляться мы?
- То есть?
На этот раз он все же завел свою шкатулку, и я ему не воспрепятство-
вал. Как всегда, говорил он гладко, будто слова у него были заранее
построены в походные колонны,- говорил, как на лекции, а в моем мозгу
откладывался конспект. Большинство людей почему-то считает адаптантов
феноменом новейшего времени, говорил Бойль. Однако это не так. Без
сомнения, говорил он, адаптанты существовали всегда, во все эпохи,
поскольку причина их существования не социальная, а генетическая, но
они стали очень заметны тогда, когда человечество создало для них под-
ходящую социальную базу, что, к сожалению, совпало по времени с гене-
тическим взрывом. Я хочу сказать, говорил он, что людям не так-то лег-
ко будет отвернуться... отвертеться от кровного родства с адаптантами,
хотя, конечно, им будет очень этого хотеться. Уже хочется, верно? Де-
ло, однако, не в гипертрофированной агрессивности адаптантов по отно-
шению к внешнему врагу, коим им справедливо представляются люди... Как
вы полагаете, Сергей, какая основная черта присуща человечеству?
- Уничтожать себе подобных,- ответил я не задумываясь. - Знаем, прохо-
дили.
- Вы ошибаетесь,- мягко возразил Бойль, и я заметил, что вид у него
усталый и отрешенный. - Основная черта человечества - беспечность. Это
свойство превалирует даже над тягой к творчеству или, скажем, к наси-
лию... разумеется, я говорю о человечестве в целом. Беспечность у
вас... у нас просто поразительная. Мы легкомысленно рано нарушили ес-
тественный порядок вещей. Человечество перестало жить стаями и выигра-
ло во всем, кроме уверенности в завтрашнем дне, забыв о том, что стая
с обязательной иерархической структурой - крайне устойчивое и дееспо-
собное образование. Совершенно безразлично, как называется эта стая:
военная диктатура, абсолютная монархия или первобытная толпа, которая
вовсе не была толпой... До появления конкурирующего вида считалось,
что биологически мы доросли по крайней мере до усеченной демократии.
Впрочем, это уже предмет экологии структур, по этому вопросу я реко-
мендовал бы вам обратиться к... Да-да, вы правы. Все время забываю...
Это ничего, что я столь дидактичен?
- Даже приятно,- сказал я. - Я уже отвык. Вы продолжайте, продолжайте.
- Что тут продолжать? - Бойль развел руками. - Вы же знаете, как крысы
подходят к приманке. Первой ее пробует самая слабая и подчиненная кры-
са, а остальные сидят и смотрят, что из этого получится. Если крыса
издыхает от яда, для стаи эта потеря практически неощутима. Стаю, в
отличие от нас, можно уничтожить, только истребив полностью, единс-
твенный оставшийся в живых - уже зародыш новой стаи. В человеке извеч-
но борется сознательное стремление к свободе с унаследованным от пред-
ков неосознанным желанием жить в стае, охотно подчиняясь ее дисципли-
не. Неудивительно, что после многих цивилизованных попыток мы смогли
противопоставить адаптантам только повстанческие отряды - это ведь то-
же стаи, Сергей. Стаи против стай. Беда только в том, что их стаи ус-
тойчивее наших, поскольку скрепл... укреплены инстинктом такой силы, о
которой мы не имеем ни малейшего понятия. Самое неприятное состоит в
том, что любое увеличение свободы отдельной человеческой особи неиз-
бежно ведет к уменьшению запаса прочности цивилизации, и причина этому
лежит внутри нас. Нам еще миллион лет не удастся избавиться от этого
естественным путем. Избавиться - значит поумнеть, а умнеем мы туго.
Конечно, можно было бы попытаться искусственно взрастить совершенно
иное человечество, свободное от наших врожденных недостатков, техни-
чески это уже достижимо,- но зачем нам такое человечество, в котором
не будет нас? Возможно, мы просто обречены как вид. Поразительно, что
люди только-только начинают это осознавать - отдельные люди, заметьте
это, Сергей. Только отдельные. В своей массе человечество, вероятно,
никогда этого не осознает.
- Почему? - только и спросил я.
Он посмотрел на меня с жалостью. Так мог бы смотреть добрый учитель на
старательного, но безнадежно тупого ученика.
- Не успеет...
Он меня злил. Я докурил сигарету, поискал глазами, куда бы выщелкнуть
окурок, и бросил его под топчан. Бойль сделал вид, что не заме-тил.
- Допустим,- сказал я. - И чем же все это, по-вашему, кончится?
- Э-э... Вы о людях?
- Нет. В людей вы не верите, это ясно, но это ваше личное дело. Я об
адаптантах. Они же без нас вымрут. Или вы так не считаете?
- Трудно утверждать. - На этот раз Бойль улыбнулся. - Может быть, су-
меют выжить. Видите ли, абсолютно новый вид не формируется в течение
одного поколения. Спросите меня об этом через пять тысяч лет - тогда
я, пожалуй, отвечу.
- Спасибо...
Он пожал костлявыми плечами:
- Поверьте, я вовсе не собираюсь... как это... затенять забор? Так
корректно сказать по-русски?
- Наводить тень на плетень,- сказал я. - Так корректно.
- Да-да. Благодарен вам.
- Послушайте,- спросил я. - Кто вы такой?
- Э-э... Простите?
- Вы не Бойль,- сказал я хмуро. - Я давно знаю, что вы не Бойль. То
есть, возможно, вы и Бойль, но вы не тот, за кого пытаетесь себя вы-
дать. Только не изображайте девственницу, у вас это плохо получается.
Неужели вы всерьез полагали, что те, кого это касается, не наведут
элементарных справок?
Он посмотрел на меня с каким-то детским удивлением:
- Навели?
- Естественно,- сказал я. - В Академии о вас знать не знали. Чего и
следовало ожидать. Впрочем, некий Святослав Меррилл Бойль, как ни
странно, в природе существует, но ни к науке вообще, ни к антропологии
в частности отношения не имеет. Действительно, предки по материнской
линии у него русские, из старых эмигрантов. В духе своего историческо-
го однофамильца постоянно проживает в Кембридже... если еще проживает.
Шесть лет назад привлекался к суду по обвинению в уклонении от уплаты
налогов, но был оправдан. Уважаемый человек, совладелец магазина по
продаже сантехнического оборудования... Вам ведь это известно лучше,
чем мне, не так ли?
Он понурился. На всякий случай я придвинул к себе автомат. Перегибать
палку сегодня не следовало, теперь я это понимал, но раз начал, прихо-
дилось продолжать. От прижатых к стене можно ожидать всякого.
- Знаете, почему я вас не сдал сразу же?
- Нет.
- А вы спросите.
- Почему? - покорно спросил Бойль.
- Потому что все это выглядит невероятно глупо. Первое, что приходит в
голову нормальному человеку, когда ему дают ознакомиться с подобной
справкой,- махровая дубоцефальная глупость вашей легенды. Наводит на
определенные мысли о достоверности, однако источники информации,
по-видимому, вполне безупречны. Такая легенда попросту невозможна, од-
нако же вы ею воспользовались. Вы не агент и никогда им не были. Вы по
своему складу не можете им быть: вы не понимаете намеков. Вы человек
не от мира сего и не ученый в общепринятом смысле этого слова, тем бо-
лее не ученый такой... карикатурно-устаревшей модификации, каким хоти-
те казаться. У вас нет ни одной печатной работы. Однако вы, безуслов-
но, крупный специалист по адаптантам, вот этого я никак не могу по-
нять. Кто вы такой?
Бойль поднял голову.
- Простите,- мягко сказал он,- вас это интересует профессионально?
- Нет,- ответил я. - Считайте, что это личный интерес.
- Я могу об этом перемолчать?
- Лучше бы вам ответить,- сказал я. - И перестаньте коверкать русский
язык, вы же не англичанин. Вы не представляете опасности, я это понял.
Но есть люди, которые не любят непонятного.
- А вы любите? - спросил он.
- Терплю. Но мое терпение на исходе. Я надеюсь, вы понимаете, что бы-
вает с людьми, когда у них терпение на исходе?
- Они делают глупости,- сказал Бойль.
- Правильно.
- Нет, нет,- быстро сказал Бойль. - Не надо делать глупостей. Вы оши-
бочно думаете, уверяю. Никакого вмешательства, только наука. Исследо-
вания, не способные повредить. Никакой опасности для вас.
- Для меня лично?
- Для вас. И для других. Для всех на вашей Земле.
- Что? - переспросил я.
Бойль медленно потер ладонью морщины на лбу.
- Да. Вы поняли. На вашей Земле, Сергей.
Так.
Наверное, мне полагалось бы опешить. Я не опешил. Я ждал чего-либо по-
добного. Если после такого признания, сделанного всерьез (а я был уве-
рен, что это именно признание, точнее, начало признания), человек не
чувствует, что из него делают идиота, то это у человека сугубо профес-
сиональное. Вычислить было нетрудно, я сделал это еще в госпитале в
качестве логического упражнения, но куда труднее было поверить... Не-
вероятные объяснения надо искать только тогда, когда не проходят объ-
яснения вероятные,- если человек принял эту аксиому, он нормален. Я
был нормален. А Святослав Меррилл Бойль - не Святослав, не Меррилл и
не Бойль - уже говорил, он давал мне первое и единственное из неверо-
ятных объяснений, его прорвало взахлеб, так его никогда еще не проры-
вало, и он говорил, говорил, нимало не интересуясь тем, верю я ему или
нет, он говорил невозможные, дикие вещи о другой Земле и другом чело-
вечестве, он был смешон и велик одновременно, его невозможно было ос-
тановить, и я не хотел его останавливать...
Два Солнца. Очень похожих.
Две Земли. Тоже очень похожие.
Два человечества. Одного корня.
Два? Или больше?
Пока неизвестно.
Не очень давно, каких-нибудь девять-десять тысячелетий назад в историю
человечества были внесены распараллеливающие изменения: небольшая, но
представительная выборка биологического вида хомо сапиенс была пересе-
лена на другую планету. Так на Земле-два из приблизительно пятидеся-
