подземные ходы так увлекательно описывать, но потому, что открытие это
дало шестикласснику начальной школы Эдуарду Амзелю пищу для созерцания,
а его однокласснику Вальтеру Матерну - повод для актерства и скрежета
зубовного. Не считая того, что Брауксель, руководящий, как известно, це-
лой шахтой, обо всем, что касается подземных миров, умеет и любит изъяс-
няться с особым шиком.
Скрипун - прозвище придумал Амзель, и оно в школе прижилось - идет
впереди. В левой руке у него карманный фонарь, в правой - увесистая пал-
ка, чтобы отпугивать, а при случае и приканчивать огромных подземных
крыс. Но крыс немного. Каменная кладка стен на ощупь крошковата, грубая,
но сухая. Воздух прохладный, но не замогильно-холодный, как в склепе, к
тому же в нем чувствуется легкий сквознячок, хотя и не очень понятно,
откуда тянет. И эхо шагов не отдается, как в городских тоннелях. Так же,
как в первом ответвлении и в связующем проходе, здесь довольно крутой
уклон. На Вальтере Матерне наконец-то его собственные башмаки, ибо лако-
вые ботинки с пряжками от лазаний по подземельям достаточно натерпелись,
так что теперь их обладатель может спокойно разгуливать в ношеной обув-
ке. Так вот откуда сквознячок и хорошая рудничная вентиляция - из этой
вот дырки! Так и прошли бы мимо, кабы не Амзель. Вон там, слева. Через
этот лаз - семь кирпичей в высоту, пять в ширину - Амзель Скрипуна до-
вольно быстро проталкивает. С ним-то самим посложнее. Зажав фонарик в
зубах, Матерн изо всех сил тянет Амзеля сквозь проем, в немалой мере
способствуя превращению почти новенького костюма друга в обычную школь-
ную рванину. Наконец оба стоят по ту сторону, удовлетворенно пыхтя. Ока-
зывается, они очутились на довольно просторной площадке - это дно круг-
лого шахтного колодца. Взоры обоих немедленно устремляются вверх, ибо
оттуда сочится слабый, размытый свет: там виднеется проломанная, но с
большим искусством выкованная решетка, что вмурована в пол церкви Святой
Троицы - они позже сами в этом удостоверятся. Вместе со слабеющим светом
взгляды их сползают вниз, и там, внизу, фонарь совершенно отчетливо вых-
ватывает из темноты прямо чуть ли не у них под ногами - да-да, скелет.
Он лежит скрюченный, явно какой-то неполный, с перепутанными или въ-
ехавшими друг в дружку костями. Правая лопатка продавила четыре ребра.
Грудину с отростком проткнули правые ребра. Левой ключицы вообще нет.
Позвоночный столб в области первого поясничного позвонка переломился,
как тростинка. Кости рук и ног почти все кучей - в общем, кто-то явно
гробанулся.
Скрипун стоит столбом, даже позволяет забрать у себя фонарь. Амзель
принимается скелет высвечивать. При этом, вовсе не по его злому умыслу,
а просто сама по себе возникает игра света и тени. Мыском своего лаково-
го ботинка - впрочем, качественное определение "лаковый" Браукселю вско-
ре уже не понадобится - он проводит в мучнистой, лишь поверху заскоруз-
лой корке шахтного дна борозду вокруг этих бренных останков рухнувшего
тела, отходит в сторону, пускает вдоль этой борозды шустрого электричес-
кого зайчика из своего фонаря, прищуривает глазки, как всегда, когда он
видит прототип или модель, склоняет набок голову, облизывает кончиком
языка губы, прикрывает один глаз ладонью, поворачивается кругом, огляды-
вается через плечо, извлекает Бог весть откуда маленькое карманное зер-
кальце, принимается жонглировать светом, скелетом и отражением, затем,
закинув руку с фонарем высоко за голову и наклонив зеркальце под углом,
пускает луч света, то приподнимаясь на цыпочки и перебегая с места на
место, дабы увеличить радиус, то для сравнения становясь на колени,
разглядывает скелет в зеркальце, потом без зеркальца, повернувшись к не-
му лицом, исправляет прорисованную борозду то тут, то там, рисующим мыс-
ком своего ботинка придает контуру упавшего человека почти карикатурные
очертания, уточняет их, стирая и прорисовывая заново все тем же мыском,
гармонизирует, снова заостряет, стремится передать экстаз через статику,
всецело подчинен лишь одной задаче - сейчас же сделать набросок с этого
скелета, удержать его в памяти и после, уже дома, увековечить в своем
дневнике. Что же удивительного в том, что Амзель, после того как все
предварительные этюды закончены, испытывает вполне понятное желание под-
нять с земли череп, что завалялся у скелета где-то между частично недос-
тающими ключицами, и деловито засунуть его в свой школьный ранец, к тет-
радям и книжкам, к хрупкой и ломкой туфельке Хедвиг Лау. Он хочет отвез-
ти этот череп на Вислу и увенчать им одно из пугал, что стоят у него на
стапелях, а лучше всего - то новое пугало, которое он только что набро-
сал, так сказать, во прахе. И вот уже его рука с толстыми, растопыренны-
ми пальцами-сардельками распростерлась над бренными останками ключиц,
уже изготовилась подцепить череп за глазницы, дабы выудить его в целости
и сохранности, - но в этот миг Скрипун, простоявший все это время стол-
бом без сколько-нибудь заметных признаков жизни, начинает скрипеть всеми
своими зубами. Он скрипит и скрежещет как обычно - слева направо. Но
гулкая акустика шахты превращает этот звук в столь зловещий скрежет зу-
бовный и разносит его так далеко и громко, что рука Амзеля невольно за-
мирает на полпути, а сам он, оглянувшись через пухлое плечо, испуганно
направляет луч фонарика на своего друга.
Скрипун ничего не говорит. Пусть за него все скажет скрежет зубовный.
А скажет он вот что: Амзель не смеет тянуть свои лапы куда не след. Ам-
зель ничего с собой не возьмет. Череп брать нельзя. Не нарушай его по-
кой. Не прикасайся к нему. Лобное место. Голгофа. Могильный курган.
Скрежет зубовный.
Но Амзель, постоянно испытывающий нужду в костюмировке и реквизите,
то бишь в самом наинасущном, уже снова тянет руку к черепу, и рука эта -
ибо не каждый день случается найти череп - вторично появляется в свето-
вом круге, выхваченном из пыльной тьмы лучом фонаря. Но тут его в пер-
вый, а затем и во второй раз настигает удар палки, которая прежде разила
только крыс. И гулкая акустика шахты усиливает и разносит во все стороны
обидное слово, выкрикнутое между первым и вторым ударом:
- Абрашка!
Да, Вальтер Матерн обзывает своего друга "абрашкой" и лупит его пал-
кой. Амзель валится на бок подле скелета. Клубы пыли вздымаются в воздух
и медленно оседают. Амзель снова встает. Ну кто еще способен плакать та-
кими крупными, такими отдельными слезами? Но кроме того, Амзель исхитря-
ется, роняя из обоих глаз свои тяжелые слезы, превращающиеся на полу
шахтного колодца в серые пыльные жемчужины, еще и изобразить то ли доб-
родушную, то ли издевательскую улыбку.
- Walter is a very silly boy.
Снова и снова повторяет он на разные лады эту фразу из английского
учебника для шестого класса, передразнивая их учителя. Ибо он не может
иначе, он должен, даже сквозь слезы, кого-то изображать, в крайнем слу-
чае самого себя.
- Walter is a very silly boy. - И тотчас же перейдя на родное дере-
венское наречие, добавляет: - Это мой жмурик! Это моя черепушка! Это я
нашел! Только примерить хотел. Потом бы обратно принес.
Но взывать к Скрипуну бесполезно. Вид костей, разбросанных смертным
жребием, заставляет его нахмурить брови и вообще повергает в раздумья.
Скрестив руки и опершись на свой дрын, он всецело погружается в созерца-
ние. Всегда, когда он видит смерть - утопшую кошку, крыс, которых он
только что собственноручно прикончил, чаек, пропоротых его неотвратимым
ножом, раздувшуюся дохлую рыбину, которую перекатывают по прибрежному
песку мелкие волны, или вот сейчас, когда он видит скелет, у которого
Амзель хочет отнять череп, - он делает зубами слева направо и не может
иначе. Вечное недоумение молодого буйволенка сменяется на мальчишеском
лице мучительной гримасой. Взгляд, обычно сонный, чтобы не сказать тупо-
ватый, становится пронзительным, нехорошим и выдает беспредметный гнев:
да, в подземельях, склепах и шахтах под церковью Святой Троицы и вправду
повеяло театральщиной. Тем более, что Скрипун вдобавок начинает молотить
себя кулаком по лбу, потом наклоняется, хватает череп, поднимает его на
уровень глаз и собственных мрачных мыслей, погружается в созерцание -
между тем как Амзель, отойдя в сторонку, присаживается по нужде.
Кто это там присел, дабы облегчиться? И кто стоит неподалеку и держит
перед собой чужой череп? Кто это с любопытством обернулся, изучая собс-
твенное дерьмо? Кто уставился на голый череп в потугах самопознания? У
кого нет червячков, а еще недавно были, наверно от салата? Кто держит
легкий череп и видит червячков, которые когда-нибудь и его вот так же?
Кто? Кто? Два человека, каждый озабочен и задумался о своем. У каждого
свои причины. Причем оба они друзья. Вальтер Матерн кладет череп на мес-
то, откуда взял. Амзель уже снова царапает в пыли мыском туфли и ищет,
ищет, ищет. Вальтер Матерн громко произносит куда-то в пустоту торжест-
венные слова:
- Пойдем лучше отсюда. Здесь царство мертвых. Может, это сам Ян Боб-
ровский или Матерна, от которого весь наш род.
Амзелю нет дела до этих громких прорицаний. Он не верит, что леген-
дарный разбойник Бобровский или разбойник, поджигатель и далекий предок
Матерна могли когда-то облекать данный скелет своей плотью. Он уже отко-
пал некий металлический предмет, поскреб его, потом плюнул, обтер и те-
перь предъявляет металлическую пуговицу, в которой он, не колеблясь,
распознает принадлежность мундира наполеоновского драгуна. Вторая осада
Данцига - уверенно датирует он свою находку и упрятывает ее в карман.
Скрипун не возражает, он и не слушает почти, в мыслях он все еще где-то
с разбойником Бобровским или своим предком Матерной. Остывающее дерьмо
вынуждает обоих друзей ретироваться через дырку в стене. Вальтер Матерн
лезет первым. Амзель протискивается задом, напоследок еще раз направив
луч фонаря на мертвецкие кости.
Двадцать пятая утренняя смена
Пересменок в конторе "Брауксель и Ко": друзья заторопились возвра-
щаться. Игрушечный поезд прибрежной узкоколейки на Нижнем вокзале дольше
десяти минут никого не ждал.
Пересменок в конторе "Брауксель и Ко": сегодня празднуется двухсотпя-
тидесятилетие Фридриха Великого. По такому случаю надо бы Браукселю один
из забоев целиком заполнить продуктами той славной эпохи - да здравству-
ет прусское подземное царство!
Пересменок в конторе "Брауксель и Ко": в раздевалке около гимнасти-
ческого зала реальной гимназии Святого Иоанна Вальтер Матерн аккуратно
укладывает квадратную крышку люка в пазы деревянного пола. Ребята обива-
ют друг с друга пыль.
Пересменок в конторе "Брауксель и Ко": что принесет нам Великое Про-
тивостояние в ночь с четвертого на пятое февраля? В знаке Водолея Уран
занимает неявную оппозицию, тогда как Нептун образует к ней квадратуру.
Два более чем опасных симптома! Выйдем ли мы, выйдет ли Брауксель из
этих звездных коллизий без ущерба? Суждено ли вообще завершиться этому
опусу, повествующему о Вальтере Матерне, суке по кличке Сента, реке по
имени Висла, об Эдуарде Амзеле и его птичьих пугалах? Брауксель, чье пе-
ро выводит эти строки, хотел бы, невзирая на крайне тревожные симптомы,
все же избежать апокалипсических интонаций и поведать о последующем эпи-
зоде спокойно и взвешенно, пусть даже аутодафе и сродни маленькому апо-
калипсису.
Пересменок в конторе "Брауксель и Ко": после того как Вальтер Матерн
и Эдуард Амзель стряхнули друг с друга средневековую пыль, они тронулись
в обратную дорогу. Вниз по Кошачьему переулку, вверх по Ластадии. Вот
они выходят на Якорный. За зданием почтамта стоит новый лодочный павиль-
он школьного союза гребцов - там как раз поднимают из воды лодки. Дож-
давшись, когда снова сведут Коровий мост, они переходят Мотлаву, по пути
