-- Нет, надо! Все должно быть, как было. И -- как будет! И
все очень обрадовались, потому что это было реальное занятие и
реальная помощь. Мальчики ушли убирать столовую, а девочки --
комнату Вики и спальню отца. И вскоре все оживились и даже
заулыбались, и стало слышно, как в столовой азартно спорят
Жорка и Пашка и как Артем урезонивает их. И даже Вика присела
рядом с Искрой и стала укладывать белье.
-- Ты написала тете?
-- Написала, но тетя не поможет. Будет только плакать и
пить капли.
-- Как же ты одна?
-- Ничего,-- Вика помолчала.-- Андрей Иванович приходил,
Зинин папа. Хотел, чтобы я к ним перешла жить. Пока.
-- Это же замечательно, это же...
-- Замечательно? -- Вика грустно улыбнулась.-- Уйти отсюда
-- значит поверить, что папа и в самом деле преступник, А он ни
в чем не виновен, он вернется, обязательно вернется, и я должна
его ждать.
-- Извини,-- сказала Искра.-- Ты абсолютно права. Вика
промолчала. Потом спросила, не глядя:
-- Почему вы пришли? Ну, почему?
-- Мы пришли потому, что мы знаем Леонида Сергеевича и...
и тоже уверены, что это ошибка. Это кошмарная ошибка, Вика, вот
посмотришь.
Вика поймала руку Искры в груде белья, крепко сжала ее и
долго не отпускала. Потом улыбнулась: губы ее дрожали, по щеке
ползла слезинка.
-- Конечно, ошибка, я знаю. Он сам сказал мне на прощанье.
И знаешь что? Я поставлю чай, а? Есть еще немного папиных
любимых пирожных.
-- А ты обедала?
-- Я чаю попью.
-- Нет, это не годится, Зина, марш на кухню! Посмотри, что
есть. Вика сегодня не ела ни крошечки.
-- Я вкусненько приготовлю! -- радостно закричала Зиночка.
Потом пили чай, а Вика ела особую яичницу из самой большой
сковороды. За дубовыми дверцами по-прежнему искрился хрусталь,
все было на своих местах, и ребята устало любовались работой. А
когда Вика спросила, почему у Артема такое красное лицо, и он
сказал, что упал с лестницы, все принялись ужасно хохотать, и
Вика рассмеялась тоже.
-- Ну, и замечательно, ну, и замечательно! -- кричала
Зина.-- Все будет хорошо, вот посмотрите. Я предчувствую, что
все будет хорошо!
Но предчувствовала она, что все будет плохо, а сейчас изо
всех сил врала. И Искра знала это, и Лена, и сама Вика, и
только ребята со свойственной всем мужчинам боязнью мрачных
предопределении верили, что их маленькие и мудрые
подружки-женщины говорят сейчас правду.
-- Ты завтра пойдешь в школу,-- сказала Искра, когда
прощались.
-- Хорошо,-- послушно кивнула Вика.
-- Хочешь, я зайду за тобой? -- предложила Лена.-- Мне по
пути.
-- Спасибо.
-- Дверь никому не открывай.-- Искре захотелось поцеловать
Вику, но она отмела эту слабость и крепко, по-мужски пожала
руку.
Возвращались непривычно тихими и задумчивыми: даже Зиночка
помалкивала. А прощаясь, Артем сказал:
-- Страшно все-таки.
-- Что? -- не поняла Искра.
-- Ну, это... Обыск этот. Книжки по полу, а на книжках--
следы от сапог. А хрусталь не били. Аккуратно складывали, ни
одной рюмки битой.
-- Он, наверно, дорогой,-- неуверенно вздохнула Зина.
-- Дороже книжек? -- усмехнулся Артем.-- Если стекляшки
эти дороже книжек становятся, тогда...-- он замолчал, погонял
припухшие желваки на скулах.-- Ну, это... Пойдем, Жорка.
Привет.
-- Привет,-- тихо сказала Зина. Остальные промолчали.
Возле дома Искру ждал Сашка Стамескин. Он был в легкой
куртке, продрог и сердился.
-- Где ты была?
-- У Вики Люберецкой.
-- Ну, знаешь...--Сашка покачал головой.--Знал, что ты
ненормальная, но чтоб до самой маковки...
-- Что ты бормочешь?
-- А то, что Люберецкий этот -- враг народа. Он за миллион
чертежи нашего самолета фашистам продал. За миллион!
-- Сашка, ты врешь, да? Ну, скажи, ну...
-- Я точно знаю, поняла? А он меня на работу устраивал, на
секретный завод. Личным звонком. Личным! И жду я, чтоб
специально предупредить.
-- О чем? -- строго спросила Искра, подняв посерьезневшие,
почти скорбные глаза.-- О чем ты хотел предупредить меня?
-- Вот об этом.-- Сашка растерялся -- он никогда не видел
у Искры таких взрослых глаз.
-- Об этом? Спасибо. А Вика что продала? Какой самолет?
-- Вика? При чем тут Вика?
-- Вот именно, ни при чем. А Вика моя подруга. Ты хочешь,
чтобы я предала ее? Даже если то, что ты сказал, правда, даже
если это -- ужасная правда. Вика ни в чем не виновата.
Понимаешь, ни в чем! А ты...
-- А что я?
-- Ничего. Может быть, мне показалось. Иди домой, Саша.
-- Искра...
-- Я сказала, иди домой. Я хочу побыть одна. До свидания.
Разумом Искра понимала, что все правильно, но только разумом. А
на душе было смутно, тягостно и беспокойно, и, когда разум
отключался, откуда-то с самого дна всплывал беспомощный вопрос:
как же так? Она вспоминала уютный дом, чай, который разливал
хозяин, его самого, его разговоры, непривычные суждения, седину
на висках и ордена. Ордена, которых в ту пору было так мало,
что награжденных знали в лицо. И, все понимая
дисциплинированным умом, Искра ничего не понимала.
Утром Вика пришла в школу с Леной, и класс встретил ее,
как всегда. Может быть, с чуть большим вниманием, чуть большим
оживлением, но это казалось естественным, и она была благодарна
классу. А должна была быть благодарной Искре, потому что Искра
прибежала первой, успела собрать класс до ее прихода и сказать:
-- Как обычно. Всем все ясно? Вовик, ты уразумел? Сейчас
придет Вика, чтобы было все как всегда. Как всегда!
Но "как всегда" получилось три дня. А на четвертый, к
концу уроков, Вику вызвали к директору. Отсутствовала она
полчаса, вошла спокойная, но очень бледная.
-- Семен Исакович, Николай Григорьевич срочно просит Искру
Полякову и Артема Шефера.
-- Пожалуйста, пожалуйста! -- торопливо согласился
математик.
Вика села на место, а Артем и Искра молча вышли из класса.
В коридоре их встретил Серега из 10 "А", ему они очень
удивились, так как шли уроки и вообще этот этаж был их, а не
десятиклассников.
-- Вас жду,-- пояснил он.-- Валендра задала сочинение, а
сама у директора. Теперь вас начнут тягать, так хочу объяснить.
-- Мы знаем,-- сказала Искра.
-- Что вы знаете? Ничего вы не знаете. В тот день после
стычки нас Валендра встретила, когда я Юрку домой вел. А у него
рожа -- картина ужасов, твой приятель постарался. Ну, она
вцепилась, кто да за что? Я и сказал: обычная драка.
Подчеркиваю, я сказал. Юрке было не до разговоров, ты ему
челюсть своротил.
-- Ну, спасибо,-- усмехнулся Артем.-- У вас все трепачи в
десятом или хоть через одного?
-- А что я мог? Она как пиявка, сам знаешь. Гнала Юрку в
поликлинику, чтобы он справку об избиении взял, но Юрка не
пошел. Так что вали на обычную драку. Мол, из принципа.
-- Сами разберемся,-- перебила Искра.-- Катись к своему
Юрику.
В кабинете сидела Валентина Андроновна. Сидела сбоку
стола, но устроилась удобно и уходить не собиралась.
-- Вызывали? -- спросила Искра.
-- Обожди в коридоре, Полякова,-- сказала Валентина
Андроновна.
Искра молча смотрела на директора. Николай Григорьевич
кивнул, она тотчас же вышла, а Валентина Андроновна улыбнулась.
Улыбка была злой, и Артем это отметил.
-- За что ты избил Юрия Дегтярева из десятого "А"?
-- За дело,-- буркнул Артем.
-- Какое дело?
-- Наше дело.
Спрашивала только она: директор молчал, глядя в стол.
Поэтому Артем злился и грубил.
-- Ну так я тебе скажу, почему ты его избил. Ты избил его
потому, что отец Юры служит в органах.
Новость была неожиданной: в школе никто особо не
интересовался, где работают чужие отцы. И Артем с искренним
недоумением воззрился на учительницу.
-- Да, да, нечего на меня таращиться! И дело это не ваше,
Шефер, а политическое. По-ли-ти-чес-ко-е, ясно?
Николай Григорьевич неодобрительно покачал головой.
-- Ну, это уж слишком, Валентина Андроновна.
-- Я разбиралась в этом вопросе досконально, Николай
Григорьевич. Досконально!
-- Убейте меня,-- вдруг громко сказал Артем.-- Ну, это...
Убейте!
И без разрешения вышел из кабинета.
-- Шефер! -- Валентина Андроновна вскочила.-- Шефер,
вернись!
-- Не надо,-- тихо попросил директор.-- Валентина
Андроновна, вы неправильно вели себя. Нельзя швыряться такими
обвинениями.
-- Я знаю, что делаю! -- отрезала учительница.-- Вам,
кажется, разъяснили, до чего может довести ваш гнилой
либерализм, так не заставляйте меня еще раз сигнализировать! А
этот Шефер -- главный заводила, думаете, я забыла ту вечеринку
с днем рождения? Я ничего не забываю. И если Шефер не желает
учиться в нашей советской школе, то пойдет работать. И я это
ему устрою!
Директор скривился, как от зубной боли, но промолчал.
-- Полякова! -- крикнула учительница. Никто не входил и не
отзывался. Валентина Андроновна еще раз позвала, потом
вышла--Искры возле кабинета не было.
-- Полякова! Ты где, Полякова!
Искра появилась с лестничной площадки. Молча пошла на нее,
в упор глядя странными глазами.
-- Что вы сказали Артему, Валентина Андроновна? Что вы
сказали ему?
-- Это тебя не касается. Марш в кабинет.
-- Он же чернее земли,-- с упреком проговорила Искра.-- Я
спросила, а он выругался. Он так страшно выругался...
-- Он еще и ругается! -- с торжеством объявила
учительница, входя в кабинет.-- Вот плоды вашей надклассовой
демократии!
Она имела в виду директорские беседы, спевки в спортзале,
зеркала в девичьих уборных и вообще весь этот слюнтяйский
либерализм, который следовало выжигать каленым железом.
Директор так и понял ее и опять промолчал, понурив голову.
-- Где вы были вчера?
-- У Вики Люберецкой.
-- Ты подговорила ребят пойти туда? Или Шефер?
-- Предложила я, но ребята пошли сами.
-- Зачем? Зачем ты это предложила?
-- Чтобы не оставлять человека в беде.
-- Она называет это бедой! -- всплеснула руками Валентина
Андроновна.-- Вы слышите, Николай Григорьевич?
Потом Искра определила взгляд Николая Григорьевича, но
потом, дома. Тогда она только почувствовала, но не нашла
определения. А взгляд был устало-покорным, и сам директор
походил на смятую бумагу.
-- Значит, организовала субботник? Как благородно! А может
быть, ты считаешь, что Люберецкий не преступник, а невинная
жертва? Почему ты молчишь?
-- Я все знаю,-- тихо сказала Искра.
А сама думала, что совсем недавно Валентина Андроновна
называла Люберецкого гордостью их города. Думала, уже не
задавая себе вопроса: как же так? Думала, просто отмечая
жизненные несообразности. Просто набирая факты.
-- Мы не будем делать выводов, учитывая твое безупречное
поведение в прошлом. Но учти, Полякова. Завтра же проведешь
экстренное комсомольское собрание.
-- А повестка? -- уже холодея, спросила Искра. Она все
время ловила взгляд Николая Григорьевича. Но он прятал глаза.
-- Необходимо решить комсомольскую судьбу Люберецкой. И
вообще я считаю, что дочери врага народа не место в Ленинском
комсомоле.
-- Но за что?--еле слышно выговорила Искра. Ей вдруг стало
плохо, как никогда еще не было, но она удержалась на ногах.--
За что же? Вика же не виновата, что ее отец...
-- Да, конечно,-- зашевелился директор.-- Конечно.
-- Я не буду проводить этого собрания,-- мертвея от ужаса,
произнесла Искра.
Тупая, тянущая боль возникла где-то в самом низу живота.
