хулиганство. Но потом Василь Васильич поглядел все-таки в сторону ворот
и был настолько поражен, что открыл рот и замолчал.
А Мшщ вспомнил, что у него еще много дел, и часть дел связана с
людьми, которые сидят вокруг стола и стучат по нему костяшками домино.
Профессор оторвался от столба и нащупал в одном кармане пузырек со
средством, в другом - недопитую бутылку портвейна, которую дали ему на
прощание собутыльники. Вошедший во двор Корнелий Удалов подхватил про-
фессора.
- Выпьем, и за работу, - сказал профессор Удалову.
- Стыд какой! - воскликнула Ложкина, закрывая окно.
- Надо помочь человеку, - решил Ложкин. - Это какой-то заговор. Това-
рищ Минц живет в нашем доме уже три месяца, и он непьющий.
- Вот и прорвало, - сказала старуха Ложкина. - Они иногда по полгода
терпят, а потом прорывает. Теперь мы с ним намучаемся.
- Не хочу верить, - сказал Ложкин.
Коля Гаврилов протирал тряпкой окно, но в разговоры внизу не вмеши-
вался. Ему жаль было отрываться от такого увлекательного занятия.
Профессор Минц, тяжело опираясь на Удалова, проследовал к столу. Со-
седи поднялись ему навстречу.
- Выпьем, - произнес профессор строго. - За успехи труда.
Он широким жестом сеятеля провел перед лицами соседей бутылкой порт-
вейна. Никто к бутылке не потянулся.
- Не время, - ответил Удалов смущенно. - Если вечером, в кругу и так
далее, мы будем польщены.
- И все-таки, - настаивал профессор. - Вы должны уважать в моем лице
науку. Я могу оскорбиться. И наука оскорбится. И тогда произойдет нечто
ужасное, чему нет названия.
Василь Васильич вздрогнул и сказал:
- Только из уважения.
Профессор Минц поставил бутылки на стол, провел непослушными руками
по карманам, будто отыскивая пистолет, и, к удивлению присутствующих,
достал оттуда граненый стакан.
- Вот, - показал он, - все будет по науке. Он капал из склянки в ста-
кан, доливал вином и заставлял пить, приговаривая:
- Как лекарство, как настойку, как триоксазин.
И соседи пили, не получая от этого никакого удовольствия и ощущая не-
ловкость. Пили, как касторку.
Коля Гаврилов этого не видел. Он уже мыл пол и потому стоял на четве-
реньках.
Один из маляров, который беспутничал с Минцем в городском парке и за
углом магазина, еще не вернулся - он заблудился и пришел в тот дом, где
завершил работу две недели назад, зато другой подумал, что зря он здесь
прохлаждается, взял кисть и поспешил наверх, к Ложкиным, предвкушая
сладкое чувство приступа к любимой работе.
- Спасибо, - сказал профессор Минц, сел на скамью и глубоко задумал-
ся. Он утомился. Ради науки пришлось отступить от некоторых принципов.
Соседи расходились. В воротах показалась Гаврилова с хозяйственной
сумкой. Она возвращалась из магазина. Несчастная мать остановилась в во-
ротах и прислушалась. Ее сын Коля не включил проигрыватель. Это было
странно. Наверно, он заболел. Не отравила ли она ребенка с помощью про-
фессора Минца?
И тут Гаврилова увидела Минца. Минц сидел за столом, где соседи обыч-
но играли в домино и, раскачиваясь, мычал какую-то песню. Над ним скло-
нился Корнелий Удалов. В отдалении, понурившись, стояли Василь Васильич
с Валей Кацем, и вид у них был смущенный.
- Что случилось? - воскликнула Гаврилова и крикнула громче: - Коля!
Где ты! Что с тобой, Коля?
Сердце ее почуяло неладное.
Коля не отозвался. В этот момент он как раз отправился на кухню, что-
бы вылить из таза грязную воду и набрать чистой. Ему захотелось вымыть
пол снова, чтобы добиться первозданной белизны дерева.
Гаврилова, метнув гневный взгляд в сторону Минца, побежала домой.
-Я помогу вам, - сказал Удалов, поддерживая Минца. - Я вас провожу.
- Спасибо, друг, - ответил профессор Минц. Они шли через двор в об-
нимку, профессор навалился на Удалоаа, старуха Ложкина глядела на них в
окно и качала головой с осуждением. То, что один из маляров вновь при-
нялся за работу, удивило ее, но не настолько, чтобы забыть о позоре про-
фессора.
У дверей Минца с Удаловым обогнал второй маляр. Широкими шагами, по-
добно Петру Первому, он спешил на рабочее место.
- С дороги, - сказал он деловито.
И профессор Минц понял, что эксперимент удался.
Удалов помог профессору прилечь на его узкую девичью кроватку. Про-
фессор тут же смежил веки и заснул. Удалов некоторое время стоял посреди
комнаты, вдыхая запах химикалиев. Профессор вел себя странно. А Удалов
не верил в случайность такого поведения.
Профессор проснулся через три часа. Голова была чистой и готовой к
новым испытаниям. Что-то хорошее и большое случилось в его жизни. Да,
решена кардинальная проблема современности. Гениальный ум профессора на-
шел решение загадки, которая не давалась в руки таким людям, как Ньютон,
Парацельс и Раздобудько.
За стеной слышалось шуршание и постукивание. Какие-то невнятные звуки
доносились со двора. Профессор сел на кровать и сквозь скрип пружин ус-
лышал деликатный стук в дверь.
- Войдите, - разрешил профессор.
- Это я, - произнесла Гаврилова шепотом, протискиваясь в дверь..
- Ну и как? - спросил профессор голосом зубного врача, поглаживая лы-
сину и легонько подмигивая несчастной матери.
У Гавриловой были безумные глаза.
- Ой, - сказала Гаврилова и села на край кровати. Она прижала ладони
к покрасневшим щекам. - И не знаю.
- Ну так чего же? - Профессор вскочил с кроватки и быстрыми шагами
начал мерить комнату. - Появилось ли трудолюбие? Я что-то не слышу музы-
ки.
- Какая там музыка, - вздохнула Гаврилова. - Страшно мне. Два раза
сегодня в обмороке лежала. При моей комплекции. Что он с полом сделал?
Что он со мной сделал...
Тут добрая женщина зарыдала, и профессор Минц неловко утешал ее, дот-
рагиваясь до ее пышных волос, и предлагал ей воду в стакане.
- Послушайте, - сказал он наконец, так как рыдания не прекращались. -
Предлагаю вместе отправиться на место происшествия. Может, я смогу быть
полезен.
- Пойдем, - согласилась женщина сквозь рыдания. - Если бы моя покой-
ная мама...
В коридоре им пришлось задержаться. Маляры, завершив ремонт квартиры
Ложкиных, принялись за коридор, что в их задание не входило. Тем более,
что рабочий день кончился. Маляры уже ободрали со стен старую краску,
прокупоросили плоскости. Работали они споро, весело, с прибаутками, не
тратя зазря ни минуты. Лишь на мгновение один из них оторвался от рабо-
ты, чтобы подмигнуть профессору Минцу и кинуть ему вслед:
- Что прохлаждаешься, дядя? Так и жизнь пролетит без пользы и без
толку.
Профессор был согласен с малярами. Он улыбнулся им доброй улыбкой.
Старуха Ложкина выглядывала в щелку двери, смотрела на маляров загнанно,
потянула проходившего мимо профессора за рукав и прошептала ему в ухо:
- Я им ни одной копейки. Пусть не надеются. Они на государственной
службе.
- А мы не за деньги, мамаша, - услышал ее шепот маляр. - Сам труд ув-
лекает нас. Это дороже всяких денег.
- И славы, - добавил другой, размешивая краску в ведре.
Во дворе глазам профессора предстало странное зрелище. Василь Ва-
сильич с Валей Кацем благоустраивали территорию, подрезали кусты, раз-
равнивали дорожки, подстригали траву. А сосед, имени которого профессор
не знал, катил в ворота тачку с песком, чтобы соорудить песочницу для
игр маленьким детям.
Соседи трудились так самозабвенно, что не обратили на Минца никакого
внимания.
Гаврилова поглядела на них с некоторым страхом, и тут ей пришла в го-
лову интересная мысль.
- Это не вы ли. Лев Христофорыч? - спросила она.
- Я, - скромно ответил профессор.
- Ой, что же это делается! - сказала Гаврилова. В этот момент во дво-
ре показался Корнелий Удалов, который нес на плече две доски для детско-
го загончика. Он услышал слова Гавриловой, и они укрепили его подозре-
ния. А так как Удалов в принципе никогда не испытывал неприязни к труду,
то лекарство профессора подействовало на него умеренно, он смог переси-
лить страсть к работе, положил доски и последовал за профессором в квар-
тиру Гавриловых.
Квартира встретила профессора невероятной, сказочной чистотой. Пол ее
был выскоблен до серебряного блеска и покрыт сверкающей мастикой, подо-
конники и двери тщательно вымыты. В распахнутую дверь кухни были видны
развешанные в ряд выстиранные занавески, вещи Коли Гаврилова и пос-
тельное белье, а в промежутках между простынями блистали бока начищенных
кастрюль.
Самого Николая нигде не было видно.
Гаврилова остановилась на пороге, не смея вступить в свой дом.
- Коля, - позвала она слабым голосом. - Коленька.
Коля не отозвался.
Профессор тщательно вытер ноги о выстиранный половик и сделал шаг в
комнату. Коля лежал на диване, обложившись учебниками, и быстро конспек-
тировал их содержание.
Профессор склонился над ним и спросил:
- Как вы себя чувствуете, молодой человек? Коля отмахнулся от голоса,
как от мухи, и подвинул к себе новый учебник.
- Коля, - сказал профессор. - Ты так много сделал сегодня. Не пора ли
немного отдохнуть?
- Как вы заблуждаетесь, - ответил ему Коля, не отрывая глаз от учеб-
ника. - Ведь столько надо совершить. А жизнь дьявольски коротка. У меня
задолженность за этот курс, а мне по-человечески, глубоко и серьезно хо-
чется пройти в этом году два курса. Может, три. Так что, умоляю, не от-
рывайте меня от учебы.
- Мальчик прав, - сказал профессор, оборачиваясь к Гавриловой и Уда-
лову, наблюдавшим эту сцену от двери.
- Но он же переутомится, - сказала Гаврилова. - Он к этому непривыч-
ный.
- Мама, не тревожься, - возразил на это Коля Гав-рилов. - В мозгу че-
ловека используется жалкая часть работоспособных клеток. Ты не представ-
ляешь, мама, какие у меня резервы. Кстати, обед - на плите, ужин - там
же. Пожалуйста, не утруждай себя излишним трудом, отдохни, почитай, пос-
мотри телевизор, у тебя же давление.
Добрая женщина Гаврилова вновь зарыдала. Удалов с профессором спусти-
лись во двор. При виде соседей Удалову захотелось включиться в трудовой
процесс, но он сдержался и обернулся к Минцу.
- Лев Христофорыч, - сказал он проницательно. - Это ведь ваше
средство. Вы у вас единственный химик.
- И гениальный, - без улыбки поддержал его профессор, довольный ре-
зультатами эксперимента.
- И без вреда для здоровья? - спрашивал Удалов.
- Без вреда, - отвечал профессор. - Но с опасностью для образа жизни.
- И скоро в производство? - спросил Удалов, обламывая, чтобы не тра-
тить времени задаром, сухие сучки на дереве.
- Что в производство?
- Средство от лени.
Удалов всегда брал быка за рога и называл вещи своими именами.
- Поймите, мой друг, - сказал профессор. - Какие бы лекарства ни
изобретала наука для исправления человеческих недостатков, они всегда
будут не более как протезами. Мы пока не можем химическим путем изменить
натуру человека. Планомерное, последовательное, терпеливое воспитание
человека-творца, человека-строителя - вот наша задача.
- Так, значит, все вернется на свои места? - Удалов был разочарован.
- Боюсь, что так.
- А если побольше дать? Вот вы нам по капле давали, а ведь можно и по
стакану? Что, вредно?
- Нет, средство безвредное. Но мы не имеем права проводить экспери-
менты, пока препарат не испытают в Москве, пока его не утвердит Минис-
терство здравоохранения, пока мы не запатентуем его для избежания между-
народных конфликтов.
- Ну, зачем столько ждать? И при чем здесь международные конфликты? -
возмутился Удалов.
- Очень просто. - Лицо профессора приобрело мудрое и чуть печальное
выражение. - Представьте себе, что средство попадает в лапы акул импери-
ализма, эксплуататоров и неоколонизаторов. Вы подумали о последствиях?
Любое, самое благородное изобретение может быть обращено во вред челове-
честву.
- Да, - вздохнул Удалов. Он представил себе, как владельцы плантаций
