ский говорит, что вернет меня к жизни, я ему не верю. Он гума-
нен и просто хочет утешить меня. Не отрицаю, впрочем, что мне
здесь гораздо лучше. Да, так на чем бишь, я остановился? Мороз,
эти летящие трамваи. Я знал, что эта клиника уже открылась, и
через весь город пешком пошел в нее. Безумие! За городом я,
наверно, замерз бы, но меня спасла случайность. Что-то слома-
лось в грузовике, я подошел к шоферу, это было километрах в
четырех за заставой, и, к моему удивлению, он сжалился надо
мной. Машина шла сюда. И он повез меня. Я отделался тем, что
отморозил пальцы на левой ноге. Но это вылечили. И вот четвер-
тый месяц я здесь. И, знаете ли, нахожу, что здесь очень и
очень неплохо. Не надо задаваться большими планами, дорогой
сосед, право! Я вот, например, хотел об"ехать весь земной шар.
Ну, что же, оказывается, это не суждено. Я вижу только незначи-
тельный кусок этого шара. Думаю, что это не самое худшее, что
есть на нем, но, повторяю, это не так уж худо. Вот лето идет к
нам, на балконе завьется плющ, как обещает прасковья федоровна.
Ключи расширили мои возможности. По ночам будет луна. Ах, она
ушла! Свежеет. Ночь валится за полночь. Мне пора.
- Скажите мне, а что было дальше с иешуа и пилатом, - по-
просил иван, - умоляю, я хочу знать.
- Ах нет, нет, - болезненно дернувшись, ответил гость, - я
вспомнить не могу без дрожи мой роман. А ваш знакомый с патри-
арших прудов сделал бы это лучше меня. Спасибо за беседу. До
свидания.
И раньше, чем иван опомнился, закрылась решетка с тихим
звоном, и гость скрылся.
Глава 14
слава петуху
не выдержали нервы, как говорится, и римский не дождался
окончания составления протокола и бежал в свой кабинет. Он си-
дел за столом и воспаленными глазами глядел на лежащие перед
ним магические червонцы. Ум финдиректора заходил за разум. Сна-
ружи несся ровный гул. Публика потоками выливалась из здания
варьете на улицу. До чрезвычайно обострившегося слуха фининс-
пектора вдруг донеслась отчетливая милицейская трель. Сама по
87
себе она уж никогда не сулит ничего приятного. А когда она по-
вторилась и к ней на помощь вступила другая, более властная и
продолжительная, а затем присоединился и явственно слышный го-
гот, и даже какое-то улюлюкание, финдиректор сразу понял, что
на улице совершилось еще что-то скандальное и пакостное. И что
это, как бы ни хотелось отмахнуться от него, находится в тесне-
йшей связи с отвратительным сеансом, произведенным черным магом
и его помощниками. Чуткий финдиректор нисколько не ошибся.
Лишь только он глянул в окно, выходящее на садовую, лицо
его перекосилось, и он не прошептал, а прошипел:
- я так и знал!
В ярком свете сильнейших уличных фонарей он увидел на тро-
туаре внизу под собой даму в одной сорочке и панталонах фи-
олетового цвета. На голове у дамы, правда, была шляпка, а в
руках зонтик.
Вокруг этой дамы, находящейся в состоянии полного смятения,
то приседающей, то порывающейся бежать куда-то, волновалась
толпа, издавая тот самый хохот, от которого у финдиректора про-
ходил по спине мороз. Возле дамы метался какой-то гражданин,
сдирающий с себя летнее пальто и от волнения никак не справля-
ющийся с рукавом, в котором застряла рука.
Крики и ревущий хохот донеслись и из другого места - именно
от левого под"Езда, и, повернув туда голову, григорий данилович
увидал вторую даму, в розовом белье. Та прыгнула с мостовой на
тротуар, стремясь скрыться в под"езде, но вытекавшая публика
пеграждала ей путь, и бедная жертва своего легкомыслия и стра-
сти к нарядам, обманутая фирмой проклятого фагота, мечтала
только об одном - провалиться сквозь землю. Милиционер устрем-
лялся к несчастной, буравя воздух свистом, а за милиционером
поспешали какие-то развеселые молодые люди в кепках. Они-то и
испускали этот самый хохот и улюлюканье.
Усатый худой лихач подлетел к первой раздетой и с размаху
осадил костлявую разбитую лошадь. Лицо усача радостно ухмыля-
лось.
Римский стукнул себя кулаком по голове, плюнул и отскочил
от окна.
Он посидел некоторое время у стола, прислушиваясь к улице.
Свист в разных точках достиг высшей силы, а потом стал спадать.
Скандал, к удивлению римского, ликвидировался как-то неожиданно
быстро.
Наставала пора действовать, приходилось пить горькую чашу
ответственности. Аппараты были исправлены во время третьего
отделения, надо было звонить, сообщить о происшедшем, просить
помощи, отвираться, валить все на лиходеева, выгораживать само-
го себя и так далее. Тьфу ты дьявол! Два раза расстроенный ди-
ректор клал руку на трубку и дважды ее снимал. И вдруг в мерт-
вой тишине кабинета сам аппарат разразился звоном прямо в лицо
финдиректора, и тот вздрогнул и похолодел. "Однако у меня здо-
рово расстроились нервы", - подумал он и поднял трубку. Тотчас
же отшатнулся от нее и стал белее бумаги. Тихий, в то же время
вкрадчивый и развратный женский голос шепнул в трубку:
- не звони, римский, никуда, худо будет.
Трубка тут же опустела. Чувствуя мурашки в спине, финдирек-
тор положил трубку и оглянулся почему-то на окно за своей спи-
ной. Сквозь редкие и еще слабо покрытые зеленью ветви клена он
увидел луну, бегущую в прозрачном облачке. Почему-то приковав-
шись к ветвям, римский смотрел на них, и чем больше смотрел,
тем сильнее и сильнее его охватывал страх.
Сделав над собою усилие, финдиректор отвернулся наконец от
лунного окна и поднялся. Никакого разговора о том, чтобы зво-
нить, больше и быть не могло, и теперь финдиректор думал только
об одном- как бы ему поскорее уйти из театра.
88
Он прислушался: здание театра молчало. Римский понял, что
он давно один во всем втором этаже, и детский неодолимый страх
овладел им при этой мысли. Он без содрогания не мог подумать о
том, что ему придется сейчас идти одному по пустым коридорам и
спускаться по лестнице. Он лихорадочно схватил со стола гип-
нотизерские червонцы, спрятал их в портфель, и кашлянул, чтобы
хоть чуточку подбодрить себя. Кашель вышел хрипловатым, слабым.
И здесь ему показалось, что из-под двери кабинета потянуло
гниловатой сыростью. Дрожь прошла по спине финдиректора. А тут
еще ударили часы и стали бить полночь. И даже бой вызвал дрожь
в финдиректоре. Но окончательно его сердце упало, когда он
услышал, что в замке двери тихонько проворачивается английский
ключ. Вцепившись в портфель влажными, холодными руками, фин-
директор чувствовал, что, если еще немного продлится этот шорох
в скважине, он не выдержит и пронзительно закричит.
Наконец дверь уступила чьим-то усилиям, раскрылась, и в
кабинет бесшумно вошел варенуха. Римский как стоял, так и сел в
кресло, потому что ноги подогнулись. Набрав воздуху в грудь, он
улыбнулся как бы заискивающей улыбкой и тихо молвил:
- боже, как ты меня испугал!
Да, это внезапное появление могло испугать кого угодно, и
тем не менее в то же время оно являлось большою радостью. Вы-
сунулся хоть один кончик в этом запутанном деле.
- Ну, говори скорей! Ну! Ну!- Прохрипел римский, цепляясь
за этот кончик, - что все это значит ?
- Прости, пожалуйста, - глухим голосом отозвался вошедший,
закрывая дверь, - я думал, что ты уже ушел.
И варенуха, не снимая кепки, прошел к креслу и сел по дру-
гую сторону стола.
Надо сказать, что в ответе варенухи обозначилась легонькая
странность, которая сразу кольнула финдиректора, в чувствитель-
ности своей могущего поспорить с сейсмографом любой из лучших
станций мира. Как же так ? Зачем же варенуха шел в кабинет фин-
директора, ежели полагал, что его там нету ? Ведь у него есть
свой кабинет. Это- раз. А второе: из какого бы входа варенуха
ни вошел в здание, он неизбежно должен был встретить одного из
ночных дежурных, а тем все было об"Явлено, что григорий данило-
вич на некоторое время задержится в своем кабинете.
Но долго по поводу этой странности финдиректор не стал раз-
мышлять. Не до того было.
- Почему ты не позвонил? Что означает вся эта петрушка с
ялтой?
- Ну, то, что я и говорил, - причмокнув, как будто его бес-
покоил больной зуб, ответил администратор, - нашли его в трак-
тире в пушкине.
- Как в пушкине?! Это под москвой? А телеграмма из ялты?
- Какая там, к черту, ялта! Напоил пушкинского телеграфи-
ста, и начали оба безобразничать, в том числе посылать теле-
граммы с пометкой "ялта".
- Ага... Ага... Ну ладно, ладно...- Не проговорил, а как бы
пропел римский. Глаза его засветились желтеньким светом. В го-
лове сложилась праздничная картина снятия степы с работы. Осво-
бождение! Долгожданное освобождение финдиректора от этого бед-
ствия в лице лиходеева! А может, степан богданович добьется
чего-нибудь и похуже снятия...- Подробности!- Сказал римский,
стукнув пресс-папье по столу.
И варенуха начал рассказывать подробности. Лишь только он
явился туда, куда был отправлен финдиректором, его немедленно
приняли и выслушали внимательнейшим образом. Никто, конечно, и
мысли не допустил о том, что степа может быть в ялте. Все сей-
час же согласились с предложением варенухи, что лиходеев, ко-
нечно, в пушкинской "ялте".
89
- Где же он сейчас?- Перебил администратора взволнованный
финдиректор.
- Ну, где ж ему быть, - ответил, криво ухмыльнувшись, ад-
министратор, - натурально, в вытрезвителе.
- Ну, ну! Ай, спасибо!
А варенуха продолжал свое повествование. И чем больше он
повествовал, тем ярче перед финдиректором разворачивалась длин-
нейшая цепь лиходеевских хамств и безобразий, и всякое последу-
ющее звено в этой цепи было хуже предыдущего. Чего стоила хотя
бы пьяная пляска в обнимку с телеграфистом на лужайке перед
пушкинским телеграфом под звуки какой-то праздношатающейся гар-
моники! Гонка за какими-то гражданками, визжащими от ужаса!
Попытка подраться с буфетчиком в самой "ялте"! Разбрасывание
зеленого лука по полу той же "ялты". Разбитие восьми бутылок
белого сухого "ай-даниля". Поломка счетчика у шофера такси, не
пожелавшего подать степе машину. Угроза арестовать граждан,
пытавшихся прекратить степины паскудства. Словом, темный ужас.
Степа был широко известен в театральных кругах москвы, и
все знали, что человек этот- не подарочек. Но все-таки то, что
рассказывал администратор про него, даже и для степы было че-
ресчур...
Колючие глаза римского через стол врезались в лицо ад-
министратора, и чем дальше тот говорил, тем мрачнее становились
эти глаза. Чем жизненнее и красочнее становились те гнусные
подробности, которыми уснащал свою повесть администратор... Тем
менее верил рассказчику финдиректор. Когда же варенуха сообщил,
