женщина, трус ! Падаль я, а не человек!
Он умолкал, поникал головой, потом, напившись из деревянной
фляги теплой воды, оживал вновь и хватался за нож, спрятанный
под таллифом на груди, то за кусок пергамента, лежащий перед
ним на камне рядом с палочкой и пузырьком с тушью.
На этом пергаменте уже были набросаны записи:
"Бегут минуты, и я, левий матвей, нахожусь на лысой горе, а
смерти все нет!"
Далее:
"Солнце склоняется, а смерти нет".
Теперь левий матвей безнадежно записал острой палочкой так:
"Бог ! За что гневаешься на него ? Пошли ему смерть".
Записав это, он болезненно всхлипнул и опять ногтями из-
ранил свою грудь.
Причина отчаяния ливия заключалась в той страшной неудаче,
что постигла иешуа и его, и, кроме того, в той тяжкой ошибке,
которую он, левий, по его мнению, совершил. Позавчера днем ие-
шуа и левий находились в виффании под ершалаимом, где гостили у
одного огородника, которому черезвычайно понравились проповеди
102
иешуа. Все утро оба гостя проработали на огороде, помогая хозя-
ину, а к вечеру собрались идти по холодку в ершалаим. Но иешуа
почему-то заспешил, сказал, что у него в городе неотложное де-
ло, и ушел около полудня один. Вот в этом-то и заключалась пер-
вая ошибка левия матвея. Зачем, зачем он отпустил его одного!
Вечером матвею идти в ершалаим не пришлось. Какая-то не-
ожиданная и ужасная хворь поразила его. Его затрясло, тело его
наполнилось огнем, он стал стучать зубами и поминутно просить
пить.Никуда идти он не мог. Он повалился на попону в сарае ого-
родника и провалялся на ней до рассвета пятницы, когда болезнь
так же неожиданно отпустила левия, как и напала на него. Хоть
он был еще слаб и ноги его дрожали, он, томимый каким-то пред-
чувствием беды, распростился с хозяином и отправился в ершала-
им. Там он узнал, что предчувствие его не обмануло. Беда случи-
лась. Левий был в толпе и слышал, как прокуратор об"Явил при-
говор
когда осужденных повели на гору, левий матвей бежал рядом с
цепью в толпе любопытных, стараясь каким-нибудь образом неза-
метно дать знать иешуа хотя бы уж то, что он, левий, здесь, с
ним, что он не бросил его на последнем пути и что он молится о
том, чтобы смерть иешуа постигла как можно скорее. Но иешуа,
смотрящий вдаль, туда, куда его увозили, конечно, левия не ви-
дал.
И вот, когда процессия прошла около полуверсты по дороге,
матвея, которого толкали в толпе у самой цепи, осенила простая
и гениальная мысль, и тотчас же, по своей горячности, он осыпал
себя проклятьями за то, что она не пришла ему раньше. Солдаты
шли не тесною цепью. Между ними были промежутки. При большой
ловкости и очень точном расчете можно было, согнувшись, проско-
чить между двумя легионерами, дорваться до повозки и вскочить
на нее. Тогда иешуа спасен от мучений.
Одного мгновения достаточно, чтобы ударить иешуа ножом в
спину, крикнув ему: "иешуа! Я спасаю тебя и ухожу вместе с то-
бой! Я, матвей, твой верный и единственный ученик!"
А если бы бог благословил еще одним свободным мгновением,
можно было бы успеть заколоться и самому, избежав смерти на
столбе. Впрочем, последнее мало интересовало левия, бывшего
сборщика податей. Ему было безразлично, как погибать. Он хотел
одного, чтобы иешуа, не сделавший никому в жизни ни малейшего
зла, избежал бы истязаний.
План был очень хорош, но дело заключалось в том, что у ле-
вия ножа с собою не было. Не было у него и не одной монеты де-
нег.
В бешенстве на себя, левий выбрался из толпы и побежал об-
ратно в город. В горящей его голове прыгала только одна горя-
чечная мысль о том, как сейчас же, каким угодно способом, до-
стать в городе нож и успеть догнать поцессию.
Он добежал до городских ворот, лавируя в толчее всасывав-
шихся в город караванов, и увидел на левой руке у себя раскры-
тую дверь лавчонки, где продавали хлеб. Тяжело дыша после бега
по раскаленной дороге, левий овладел собой, очень степенно во-
шел в лавчонку, приветствовал хозяйку, стоявшую за прилавком,
попросил ее снять с полки верхний каравай, который почему-то
ему понравился больше других, и, когда та повернулась, молча и
быстро взял с прилавка то, чего лучше и быть не может, - от-
точенный, как бритва, длинный хлебный нож, и тотчас кинулся из
лавки вон. Через несколько минут он вновь был на яффской до-
роге. Но процессии уже не было видно. Он побежал. По временам
ему приходилось валиться прямо в пыль и лежать неподвижно, что-
бы отдышаться. И так он лежал, поражая проезжающих на мулах и
шедших пешком в ершалаим людей. Он лежал, слушая, как колотится
его сердце не только в груди, но и в голове и в ушах. Отдышав-
103
шись немного, он вскакивал и продолжал бежать, но все медленнее
и медленнее. Когда он наконец увидал пылящуюу вдали длинныю
процессию она была уже у подножия холма.
- О, бог...- Простонал левий, понимая, что он опаздывает. И
он опоздал.
Когда истек четвертый час казни, мучения левия достигли
наивысшей степени, и он впал в ярость. Поднявшись с камня, он
швырнул на землю бесполезно, как он теперь думал, украденный
нож, раздавил флягу ногою, лишив себя воды, сбросил с головы
кефи, вцепился в свои жидкие волосы и стал проклинать себя.
Он проклинал себя, выкликая бессмысленный слова, рычал и
плевался, поносил своего отца и мать, породивших на свет глуп-
ца.
Видя, что клятвы и брань не действуют и ничего от этого на
солнцепеке не меняется, он сжал сухие кулаку, зажмурившись,
вознес их к небу, к солнцу, которое сползало все ниже, удлинняя
тени и уходя, чтобы упасть в средиземное море, и потребовал у
бога немедленного чуда. Он требовал, чтобы бог тотчас же послал
иешуа смерть.
Открыв глаза, он убедился в том, что на холме все без из-
менений, за исключением того, что пылавшие на груди кентуриона
пятна потухли. Солнце посылало лучи в спины казнимых, обращеных
лицами к ершалаиму. Тогда левий закричал:
- проклинаю тебя, бог!
Осипшим голосом он кричал о том, что убедился в несправед-
ливости бога и верить ему более не намерен.
- Ты глух!- Рычал левий, - если б ты не был глухим, ты
услышал бы меня и убил его тут же.
Зажмурившись, левий ждал огня, который упадет на него с
неба и поразит его самого. Этого не случилось, и, не разжимая
век, левий продолжал выкрикивать язвительные и обидные речи
небу. Он кричал о полном своем разочаровании и о том, что суще-
ствуют другие боги и религии. Да, другой бы бог не допустил бы
того, никогда не допустил бы, чтобы человек, подобный иешуа,
был сжигаем солнцем на столбе.
- Я ошибался!- Кричал совсем охрипший левий, - ты бог зла!
Или твои глаза совсем закрыл дым из курильниц храма, а уши твои
перестали что-либо слышать, кроме трубных звуков священников?
Ты не всемогущий бог. Проклинаю тебя, бог разбойников, их по-
кровитель и душа!
Тут что-то дунуло в лицо бывшему сборщику и что-то зашеле-
стело у него под ногами. Дунуло еще раз, и тогда, открыв глаза,
левий увиделю что все в мире, под влиянием ли его проклятий или
в силу каких-либо других причин, изменилось. Солнце исчезло, не
дойдя до моря, в котором тонуло ежевечерне. Поглотив его, по
небу с запада поднималась грозно и неуклонно грозовая туча.
Края ее уже вскипали белой пеной, черное дымное брюхо отсвечи-
вало желтым. Туча ворчала, и из нее время от времени вывалива-
лись огненные нити. По яффской дороге, по скудной гионской до-
лине, над шатрами богомольцев, гонимые внезапно поднявшимся
ветром, летели пыльные столбы. Левий умолк, стараясь со-
образить, принесет ли гроза, которая сейчас накроет ершалаим,
какое-либо изменение в судьбе несчастного иешуа. И тут же, гля-
дя на нити огня, раскраивающие тучу, стал просить, чтобы молния
ударила в столб иешуа. В раскаянии глядя в чистое небо, которое
еще не пожрала туча и где стервятники ложились на крало, чтобы
уходить от грозы, левий подумал, что безумно поспешил со своими
проклятиями. Теперь бог не послушает его.
Обратив свой взор к подножию холма, левий приковался к тому
месту, где стоял, рассыпавшись, кавалерийский полк, и увидел,
что там произошли значительные изменения. С высоты левию уда-
лось хорошо рассмотреть, как солдаты суетились, выдергивая пики
104
из земли, как набрасывали на себя плащи, как коноводы бежали к
дороге рысцой, ведя на поводу вороных лошадей. Полк снимался,
это было ясно. Левий, защищаясь от бьющей в лицо пыли рукой,
отплевываясь, старался сообразить, что бы это значило, что ка-
валерия собирается уходить? Он перевел взгляд повыше и раз-
глядел фигурку в багряной военной хламиде, поднимающуюся к пло-
щадке казни. И тут от предчавствия радостного конца похолодело
сердце бывшего сборщика.
Подымавшийся на гору в пятом часу страданий разбойников был
командир когорты, прискакавший из ершалаима в сопровождении
ординарца. Цепь солдат по мановению крысобоя разомкнулась, и
кентурион отдал честь трибуну. Тот, отводя крысобоя в сторону,
что-то прошептал ему. Кентурион вторично отдал честь и двинулся
к групе палачей, сидящих на камнях у подножий столбов. Трибун
же направил свои шаги к тому, кто сидел на трехногом табурете,
и сидящий вежливо поднялся навстречу трибуну. И ему что-то не-
громко сказал трибун, и оба они пошли к столбам. К ним присо-
еденился и начальник храмовой стражи.
Крысобой, брезгливо покосившись на грязные тряпки, бывшие
недавно одеждой преступников, от которой отказались палачи,
отохвал двух из них и приказал:
- за мною!
С ближайшего столба доносилась хриплая бессмысленная песен-
ка. Повешенный на нем гестас к концу третьего часа казни сошел
с ума от мух и солнца и теперь тихо пел что-то про виноград, но
головою, покрытой чалмой, изредка все-таки покачивал, и тогда
мухи вяло поднимались с его лица и вохвращались на него опять.
Дисмас на втором столбе страдал более двух других, потому
что его не одолевало забытье, и он качал головой часто и мерно,
то вправо, то влево, чтобы ухом ударять по плечу.
Счастливее двух других был иешуа. В первый же час его стали
поражать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в
размотавшейся чалме. Мухи и слепни поэтому соверщенно облепили
его, так что лицо его изчезло под черной шевелящейся масой. В
паху, и на животе, и под мышками сидели жирные слепни и сосали
желтое обнаженное тело.
Повинуясь жестам человека в капюшоне, один из палачей взял
копье, а другой поднес к столбу ведро и губку. Первый из пала-
чей поднял копье и постучал им сперва по одной, потом по другой
руке иешуа, вытянутым и привязанным веревками к поперечной
перекладине столба. Тело с выпятившимися ребрами вздрогнуло.
