чальным лицом, в чесунчовом старинном костюме и твердой соло-
менной шляпе с зеленой лентой, подымаясь вверх по лестнице,
остановился возле поплавского.
- Позвольте вас спросить, - с грустью осведомился человечек
в чесунче, - где квартира номер пятьдесят?
- Выше!- Отрывисто ответил поплавский.
- Покорнейше вас благодарю, гражданин, - так же грустно
сказал человечек и пошел вверх, а поплавский поднялся и побежал
вниз.
Возникает вопрос, уж не в милицию ли спешил максимилиан
андреевич жаловаться на разбойников, учинивших над ним дикое
насилие среди бела дня? Нет, ни в коем случае, это можно ска-
зать уверенно. Войти в милицию и сказать, что вот, мол, сейчас
кот в очках читал мой паспорт, а потом человек в трико, с но-
жом... Нет граждане, максималиан андреевич был действительно
умным человеком!
Он был уже внизу и увидел у самой выходной двери дверь,
ведущую в какую-то каморку. Стекло в этой двери было выбито.
Поплавский спрятал паспорт в карман, оглянулся, надеясь увидеть
выброшенные вещи. Но их не было и следа. Поплавский сам удивил-
ся, насколько мало его это огорчило. Его занимала другая ин-
тересеная и соблазнительная мысль- проверить на этом человечке
еще раз проклятую квартиру. В самом деле, раз он справлялся о
том, где она находится, значит, шел в нее впервые. Стало быть,
он сейчас направлялся непосредственно в лапы той компаниии, что
засела в квартире N 50. Что-то подсказывало поплавскому, что
человечек этот очень скоро выйдет из квартиры. Ни на какие по-
хороны никакого племянника максималиан андреевич, конечно, уже
не собирался, а до поезда в киев времени было достаточно. Эко-
номист оглянулся и нырнул в каморку. В это время далеко вверху
стукнула дверь. "Это он вошел!"- С замиранием сердца подумал
поплавский. В каморке было прохладно, пахло мышами и сапогами.
Максимилиан андреевич уселся на каком-то деревянном обрубке и
решил ждать. Позиция была удобная, из каморки прямо была видна
выходная дверь шестого парадного.
Однако ждать пришлось дольше, чем полагал киевлянин. Лест-
ница все время была почему-то пустынна. Слышно было хорошо, и
наконец в пятом этаже стукнула дверь. Поплавский замер. Да, его
шажки. "Идет вниз". Открылась дверь этажом пониже. Шажки сти-
хли. Женский голос. Голос грустного человека... Да, это его
голос... Произнес что-то вроде "оставь, христа ради...". Ухо
поплавского торчало в разбитом стекле. Это ухо уловило женский
смех. Быстрые и бойкие шаги вниз; и вот мелькнула спина жен-
щины. Эта женщина с клеенчатой зеленой сумкой в руках вышла из
под"езда во двор. А шажки того человечка возобновились. "Стран-
но, он назад возвращается в квартиру! Уж не из этой ли шайки он
сам? Да, возвращается. Вон опять наверху открыли дверь. Ну что
же, подождем еще".
На этот раз пришлось ждать недолго. Звуки двери. Шажки.
Шажки стихли. Отчаянный крик. Мяуканье кошки. Шажки быстрые,
дробные, вниз, вниз, вниз!
Поплавский дождался. Крестясь, и что-то бормоча, пролетел
печальный человек, без шляпы, с совершенно безумным лицом, ис-
царапаной лысиной и совершенно мокрых штанах. Он начал рвать за
ручку выходную дверь, в страхе не соображая, куда она открыва-
ется- наружу или вовнутрь, - наконец совладал с нею и вылетел
на солнце во двор.
Проверка квартиры была произведена; не думая больше ни о
покойном племяннике, ни о квартире, содрогаясь при мысли о той
118
опасности, которой он подвергался, максимилиан андреевич, шепча
только два слова: "Все понятно! Все понятно!"- Выбежал во двор.
Через несколько минут троллейбус уносил экономиста-плановика по
направлению к киевскому вокзалу.
С маленьким же человечком, пока экономист сидел в каморке
внизу, приключилась неприятнейшая история. Человечек был буфет-
чиком в варьете и назывался андрей фокич соков. Пока шло след-
ствие в варьете, андрей фокич держался в сторонке от всего про-
исходящего, и замечено было только одно, что он стал еще груст-
нее, чем был всегда вообще, и, кроме того, что он справлялся у
курьера карпова о том, где остановился приезжий маг.
Итак, расставшись на площадке с экономистом, буфетчик до-
брался до пятого этажа и позвонил в квартиру N 50.
Ему открыли немедленно, но буфетчик вздрогнул, попятился и
вошел не сразу. Это было понятно. Открыла дверь девица, на ко-
торой ничего не было, кроме кокетливого кружевного фартучка и
белой наколки на голове. На ногах, впрочем, были золотые ту-
фельки. Сложением девица отличалась безукоризненным, и единст-
венным дефектом ее внешности можно было считать багровый шрам
на шее.
- Ну что ж, входите, раз звонили!- Сказала девица, уставив
на буфетчика зеленые распутные глаза.
Андрей фокич охнул, заморгал глазами и шагнул в переднюю,
снимая шляпу. В это время как раз в передней зазвенел телефон.
Бесстыжая горничная, поставив одну ногу на стул, сняла трубку с
рычажка и сказала в нее:
- алло!
Буфетчик не знал, куда девать глаза, переминался с ноги на
ногу и думал: "Ай да горничная у иностранца! Тьфу ты, пакость
какая!" И чтобы спастись от пакости, стал коситься по сторонам.
Вся большая и полутемная передняя была загромождена необыч-
ными предметами и одеянием. Так, на спинку стула наброшен был
траурный плащ, подбитый огненной материей, на подзеркальном
столике лежала длинная шпага с поблескивающей золотом рукоятью.
Три шпаги с рукоятями серебряными стояли в углу так же просто,
как какие-нибудь зонтики или трости. А на оленьих рогах висели
береты с орлиными перьями.
- Да, - говорила горничная в телефон, - как? Барон майгель?
Слушаю. Да! Господин артист сегодня дома. Да, будет рад вас
видеть. Да, гости... Фрак или черный пиджак. Что? К двенадцати
ночи.- Закончив разговор, горничная положила трубку и обрати-
лась к буфетчику:- вам что угодно?
- Мне необходимо видеть гражданина артиста.
- Как? Так-таки его самого?
- Его, - ответил буфетчик печально.
- Спрошу, - сказала, видимо колеблясь, горничная и, приот-
крыв дверь в кабинет покойного берлиоза, доложила:- рыцарь, тут
явился маленький человек, который говорит, что ему нужен мес-
сир.
- А пусть войдет, - раздался из кабинета разбитый голос
коровьева.
- Пройдите в гостиную, - сказала девица так просто, как
будто была одета по-человечески, приоткрыла дверь в гостиную, а
сама покинула переднюю.
Войдя туда, куда его пригласили, буфетчик даже про дело
свое позабыл, до того его поразило убранство комнаты. Сквозь
цветные стекла больших окон (фантазии бесследно пропавшей юве-
лирши) лился необыкновенный, похожий на церковный свет. В ста-
ринном громадном камине, несмотря на жаркий весенний день, пы-
лали дрова. А жарко между тем нисколько не было в комнате, и
даже наоборот, входящего охватывала какая-то погребная сырость.
Перед камином на тигровой шкуре сидел, благодушно жмурясь на
119
огонь, черный котище. Был стол, при взгляде на который богобо-
язненный буфетчик вздрогнул: стол был покрыт церковной парчой.
На парчовой скатерти стояло множество бутылок- пузатых, запле-
сневевших и пыльных. Между бутылками поблескивало блюдо, и сра-
зу было видно, что это блюдо из чистого золота. У камина ма-
ленький рыжий, с ножом за поясом, на длинной стальной шпаге
жарил куски мяса, и сок капал в огонь, и в дымоход уходил дым.
Пахло не только жареным, но еще какими-то крепчайшими духами и
ладаном, от чего у буфетчика, уже знавшего из газет о гибели
берлиоза и о месте его проживания, мелькнула мысль о том, что
уж не служили ли, чего доброго, по берлиозу церковную панихиду,
каковую мысль, впрочем, он тут же отогнал от себя, как заведомо
нелепую.
Ошеломленный буфетчик неожиданно услышал тяжелый бас:
- ну-с, чем я вам могу быть полезен?
Тут буфетчик и обнаружил в тени того, кто был ему нужен.
Черный маг раскинулся на каком-то необьятном диване, низ-
ком, с разбросанными на нем подушками. Как показалось буфет-
чику, на артисте было только черное белье и черные же остроно-
сые туфли.
- Я, - горько заговорил буфетчик, - являюсь заведующим бу-
фетом театра варьете...
Артист вытянул вперед руку, на пальцах которой сверкали
камни, как бы заграждая уста буфетчику, и заговорил с большим
жаром:
- нет, нет, нет! Ни слова больше! Ни в каком случае и ни-
когда! В рот ничего не возьму в вашем буфете! Я, почтеннейший,
проходил вчера мимо вашей стойки и до сих пор не могу забыть ни
осетрины, ни брынзы. Драгоценный мой! Брынза не бывает зеленого
цвета, это вас кто-то обманул. Ей полагается быть белой. Да, а
чай? Ведь это же помои! Я своими глазами видел, как какая-то
неопрятная девушка подливала из ведра в ваш громадный самовар
сырую воду, а чай между тем продолжали разливать. Нет, милей-
ший, так невозможно!
- Я извиняюсь, - заговорил ошеломленный нападением андрей
фокич, - я не по этому делу, и осетрина здесь ни при чем.
- То есть как это ни при чем, если она испорчена!
- Осетрину прислали второй свежести, - сообщил буфетчик.
- Голубчик, это вздор!
- Чего вздор?
- Вторая свежесть- вот что вздор! Свежесть бывает только
одна- первая, она же и последняя. А если осетрина второй свеже-
сти, то это означает, что она тухлая!
- Я извиняюсь, - начал было опять буфетчик, не зная как
отделаться от придирающегося к нему артиста.
- Извинить не могу, - твердо сказал тот.
- Я не по этому делу пришел, - совсем расстраиваясь прого-
ворил буфетчик.
- Не по этому?- Удивился иностранный маг, - а какое же еще
дело могло привести вас ко мне? Если память не изменяет мне, из
лиц, близких вам по профессии, я знался только с одной мар-
китанткой, но и то давно, когда вас не было на свете. Впрочем,
я рад. Азазелло! Табурет господину заведующему буфетом!
Тот, что жарил мясо, повернулся, причем ужаснул буфетчика
своими клыками, и ловко подал ему один из темных дубовых ни-
зеньких табуретов. Других сидений в комнате не было.
Буфетчик вымолвил:
- покорнейше благодарю, - и опустился на скамеечку. Задняя
ее ножка тотчас с треском подломилась, и буфетчик, охнув, боль-
но ударился задом об пол. Падая, он поддел ногой другую скаме-
ечку, стоявшую перед ним, и с нее опрокинул себе на брюки по-
лную чашу красного вина.
120
Артист воскликнул:
- ай! Не ушиблись ли вы?
Азазелло помог буфетчику подняться, подал другое сиденье.
Полным горя голосом буфетчик отказался от предложения хозяина
