- Постойте! Давайте, я на него встану!
- Что? Ох, нет, стоять на нем вы не будете!
Номер с чемоданом так длился без конца. Ох, какой же он был смеш-
ной!
Наконец, первые три или четыре стриптизерки выходили опять. У каж-
дого из нас была своя фаворитка, и каждый из нас был влюблен. Лысый
выбрал тощую француженку с астмой и темными мешками под глазами. Джим-
ми нравилась Тигриная Женщина (вообще-то правильнее - Тигрица). Я об-
ратил внимание Джимми на то, что у Тигриной Женщины одна грудь опреде-
ленно была больше другой. Моей была Розали.
У Розали была большая задница, и она ею трясла, и трясла, и пела
смешные песенки, и пока ходила по сцене и раздевалась, разговаривала
сама с собой и хихикала. Она была единственной, кому эта работа нрави-
лась. Я был влюблен в Розали. Часто думал о том, чтобы написать ей
письмо и сказать, какая она клевая, но все как-то руки не доходили.
Как-то днем мы ждали трамвая после представления, и Тигриная Женщи-
на стояла и ждала трамвая тоже. На ней было тугое зеленое платье, а мы
стояли и таращились на нее.
- Твоя девчонка, Джимми, это Тигриная Женщина.
- Мужик, ну, она ващще! Посмотри только!
- Я с ней поговорю, - решил Лысый.
- А я не хочу с ней разговаривать, - сказал Джимми.
- Я с ней сейчас поговорю, - настаивал Лысый. Он сунул сигаретку в
зубы, зажег ее и подошел к женщине.
- Здорово, крошка! - ухмыльнулся он ей.
Тигриная Женщина не ответила. Она неподвижно смотрела перед собой,
дожидаясь трамвая.
- Я знаю, кто ты такая. Я видел, как ты сегодня раздевалась. Ты
ващще, крошка, ты в натуре ващще!
Тигриная Женщина не отвечала.
- Ну, ты трясешь делами, господи боже мой, ты в натуре трясешь!
Тигриная Женщина смотрела прямо перед собой. Лысый стоял и ухмылял-
ся ей, как идиот.
- Я хотел бы тебе вставить. Я хотел бы тебя трахнуть, крошка!
Мы подошли и оттащили Лысого прочь. Мы увели его подальше по улице.
- Ты осел, ты не имеешь права так с ней разговаривать!
- А чч, она выходит сиськами трясти, встает перед мужиками и тря-
сет!
- Она так просто на жизнь себе заработать пытается.
- Она горяченькая, раскаленная просто, ей хочется!
- Ты рехнулся.
Мы увели его подальше.
Вскоре после этого я начал терять интерес к тем восресеньям на
Главной улице. "Фоллиз" и "Бербанк", наверное, еще стоят. Тигриной
Женщины, стриптизерки с астмой и Розали, моей Розали, конечно, давно
уже нет. Наверное, умерли. Большая трясущаяся задница Розали, навер-
ное, умерла. А когда я бываю в своем районе, я проезжаю мимо дома, где
когда-то жил, и теперь там живут чужие люди. Хотя те воскресенья были
хороши, по большей части хороши - крохотный проблеск света в темные
дни депрессии, когда наши отцы меряли шагами свои веранды, безработные
и бессильные, и бросали взгляды на нас, вышибавших друг из друга дерь-
мо, а затем заходили в дома и тупо смотрели на стены, боясь лишний раз
включить радио, чтобы счет за электричество был поменьше.
ЧАРЛЗ БУКОВСКИ
ИЗ КНИГИ "ЮГ БЕЗ СЕВЕРА"
1973
Перевел М.Немцов
И ТЫ И ТВОЕ ПИВО И КАКОЙ ТЫ ВЕЛИКИЙ
Джек вошел и увидел пачку сигарет на каминной полке. Энн лежала на
кушетке и читала Космополитэн. Джек закурил, сел в кресло. Было без
десяти полночь.
- Чарли велел тебе не курить, - произнесла Энн, подняв взгляд от
журнала.
- Я заслужил. Сегодня туго пришлось.
- Победил?
- Ничья, но победа - моя. Бенсон - крутой парень, кишки железные.
Чарли говорит, Парвинелли - следующий. Мы Парвинелли завалим, и чемпи-
он наш будет.
Джек поднялся, сходил на кухню, вернулся с бутылкой пива.
- Чарли велел мне не давать тебе пива. - Энн отложила журнал.
- "Чарли велел, Чарли велел..." Я уже устал от этого. Я выиграл
бой. 16 боев подряд, у меня есть право на пиво и сигаретку.
- Ты должен держать форму.
- Это не важно. Я любого из них уберу.
- Ты такой великий, когда ты напиваешься, я постоянно об этом слышу
- какой ты великий. Меня уже тошнит.
- А я и так великий. 16 подряд, 15 нокаутов. Кого ты лучше найдешь?
Энн не ответила. Джек забрал бутылку пива и сигарету с собой в ван-
ную.
- Ты даже не поцеловал меня, когда пришел. Сперва за свою бутылку
схватился. Ты такой великий, правильно. Пьянь ты великая.
Джек промолчал. Пять минут спустя он стоял в дверях ванной, брюки и
трусы спущены на башмаки.
- Господи Христе, Энн, ты что, не можешь здесь даже туалетную бума-
гу держать?
- Извини.
Она сходила в чулан и вынесла ему рулон. Джек закончил свои дела и
вышел. Потом допил пиво и взял еще.
- Живешь тут, понимаешь, с лучшим полутяжелым весом в мире и только
и делаешь, что ноешь. Меня бы куча девчонок заполучить хотела, а ты
рассиживаешь тут, да ссучишься.
- Я знаю, что ты хороший, Джек, может, даже самый лучший, но ты да-
же не представляешь, как скучно сидеть и слушать, как ты снова и снова
повторяешь, какой ты великий.
- Ах, тебе скучно, вот как?
- Да, черт возьми, и ты, и твое пиво, и какой ты великий.
- Назови лучшего полутяжелого. Да ты даже на мои бои не ходишь.
- Есть и другие вещи помимо бокса, Джек.
- Какие? Валяться на заднице и читать Космополитэн?
- Мне нравится улучшать свой ум.
- Так и должно быть. Над ним нужно еще много поработать.
- Говорю тебе, кроме бокса, есть и другие вещи.
- Какие? Назови.
- Ну, искусство, музыка, живопись, вроде этого.
- И у тебя они хорошо получаются?
- Нет, но я их ценю.
- Говно это, я уж лучше буду самым лучшим в том, чем занимаюсь.
- Хороший, лучше, самый лучший... Господи, неужели ты не можешь це-
нить людей за то, какие они?
- За то, какие они? А каково большинство из них? Слизни, пиявки,
пижоны, стукачи, сутенеры, прислужники...
- Ты вечно на всех свысока смотришь. Все друзья тебе нехороши. Ты
так дьявольски велик!
- Это верно, малышка.
Джек зашел в кухню и вышел с новой бутылкой пива.
- Опять со своим проклятым пивом!
- Это мое право. Его продают. Я покупаю.
- Чарли сказал...
- Ебись он в рыло, твой Чарли!
- Какой же ты великий, черт возьми!
- Правильно. По крайней мере, Пэтти это знала. Она это признавала.
Она этим гордилась. Она знала, что это чего-то требует. А ты только
ссучишься.
- Так чего ж ты к Пэтти не вернешься? Что ты со мной делаешь?
- Я как раз об этом и думаю.
- А что - мы не расписаны, я могу уйти в любое время.
- Только и остается. Блядь, приходишь домой, как дохлый осел, после
10 раундов круче некуда, а ты даже не рада, что я на них согласился.
Только гнобишь меня.
- Послушай, Джек, есть и другие вещи, кроме бокса. Когда я тебя
встретила, я восхищалась тем, какой ты был.
- Я боксером был. И кроме бокса нет других вещей. Вот все, что я
есть, - боксер. Это моя жизнь, и у меня она хорошо получается. Лучше
не бывает. Я заметил, ты всегда на второсортных клюешь... вроде Тоби
Йоргенсона.
- Тоби очень смешной. У него есть чувство юмора, настоящее чувство
юмора. Мне Тоби нравится.
- Да у него рекорд 9, 5 и один. Я завалю его, даже когда пьяный в
стельку.
- Бог не даст соврать - ты достаточно часто пьян в стельку. Каково,
по-твоему, мне на вечеринках, когда ты валяешься на полу в отрубе, или
шибаешься по комнате и всем твердишь: "Я ВЕЛИКИЙ, Я ВЕЛИКИЙ, Я ВЕЛИ-
КИЙ!" Неужели ты думаешь, что я от этого себя дурой не чувствую?
- Может, ты и впрямь дура? Если тебе так сильно Тоби нравится, чего
с ним не пойдешь?
- Да я же просто сказала, что он мне нравится, мне кажется, он
смешной, это же не значит, что я хочу с ним в постель.
- Ну, так ты идешь в постель с мной, а потом говоришь, что я скуч-
ный. Я просто не знаю, какого рожна тебе надо.
Энн не ответила. Джек поднялся, подошел к кушетке, задрал Энн голо-
ву и поцеловал ее, отошел и снова уселся.
- Слушай, давай я расскажу тебе про этот бой с Бенсоном. Даже ты бы
мною гордилась. Он меня заваливает в первом раунде, исподтишка правой.
Я поднимаюсь и не подпускаю его весь остаток раунда. Во втором он меня
снова валит. Я еле-еле встаю на счет восемь. Снова его не подпускаю.
Следующие несколько раундов я ноги в порядок привожу. Провожу 6-й,
7-й, 8-й валю его разок в 9-м и дважды в 10-м. Я бы это ничьей не наз-
вал. Они назвали. Так вот, это 45 штук, врубаешься, девчонка? 45 штук.
Я великий, ты не сможешь отрицать, что я великий, правда?
Энн промолчала.
- Ладно тебе, скажи, что я великий.
- Хорошо, ты великий.
- Ну вот, так лучше. - Джек подошел и снова поцеловал ее. - Мне так
хорошо. Бокс - это произведение искусства, в самом деле. Чтобы быть
великим художником, нужны кишки, и чтобы быть великим боксером, тоже
нужны кишки.
- Ладно, Джек.
- "Ладно, Джек" - это все, что ты можешь сказать? Пэтти счастлива
бывала, когда я выигрывал. Мы оба были счастливы всю ночь. Ты что - не
можешь за меня порадоваться, когда я что-нибудь хорошее сделаю? Черт,
да ты меня любишь, или ты любишь этих неудачников, дристунов этих? Ты,
наверное, счастливее была бы, если бы я притащился сюда побитым.
- Я хочу, чтобы ты побеждал, Джек, просто ты так залипаешь на том,
что делаешь...
- Черт возьми, да это же мой заработок, моя жизнь. Я горжусь тем,
что я самый лучший. Это как летать, как улететь в небо и солнцу нада-
вать.
- А что ты будешь делать, когда больше не сможешь драться?
- Черт, да у нас будет столько денег, что мы будем делать все, что
захотим.
- Может, только ладить не будем.
- Может, научусь читать Космополитэн, улучшать свой ум.
- Н-да, там есть что улучшить.
- Пошла ты на хуй.
- Что?
- Пошла на хуй.
- Вот куда я к тебе давно уже не ходила.
- Некоторым нравится ебаться с такими суками, а мне - не очень.
- А Пэтти, я полагаю, - не сука?
- Все бабы - суки, а ты у них - чемпионка.
- Так чего ж ты не валишь к своей Пэтти?
- Ты же здесь. Я не могу давать приют двум курвам одновременно.
- Курвам?
- Курвам.
Энн встала, зашла в чулан, выволокла свой чемодан и начала запихи-
вать туда одежду. Джек ушел на кухню и взял еще одну бутылку пива. Энн
плакала и злилась. Джек сел и хорошенько отхлебнул. Виски ему нужно,
бутылку виски. И хорошую сигару.
- Я могу зайти и забрать остаток вещей, когда тебя не будет.
- Не беспокойся. Я их тебе пришлю.
Она задержалась в дверях.
- Что ж, я думаю, на этом все, - сказала она.
- Полагаю, что да, - ответил Джек.
Она закрыла дверь и ушла. Обычное дело. Джек допил пиво и подошел к
телефону. Набрал номер Пэтти. Та ответила.
- Пэтти?
- О, Джек, как у тебя дела?
- Выиграл сегодня большую драку. Ничья. Мне теперь надо завалить
только Парвинелли, и выйду на чемпиона.
- Ты их обоих уделаешь, Джек. Я знаю, что у тебя получится.
- Что ты сегодня делаешь, Пэтти?
- Час ночи, Джек. Ты что, пил?
- Немного. Отмечаю.
- А как Энн?
- Мы разбежались. Я только одну тетку зараз проигрываю, ты же зна-
ешь, Пэтти.
- Джек...
- Что?
- Я - с парнем.
- С парнем?
- С Тоби Йоргенсоном. Он в спальне...
- О, извини тогда.
- Ты меня тоже извини, Джек. Я тебя любила... может, до сих пор
люблю.
- Ох, блядь, как вы, бабы, любите этим словом разбрасываться...
- Прости меня, Джек.
- Нормально. - Он повесил трубку. Затем зашел в чулан за пальто.
Надел его, закончил пиво, на лифте спустился к машине. Проехал прямо
по Нормандии на 65 милях в час до винной лавки на Бульваре Голливуд.
Вылез из машины, вошел. Взял шестерик Мичелоба, упаковку Алки-Зельцер.
Затем у продавца за кассой попросил квинту Джека Дэниэлса. Пока прода-
вец выбивал чек, к ним подвалил пьянчуга с двумя упаковками Курза.
- Эй, мужик! - сказал он Джеку. - Ты не Джек Бэкенвельд, боксер?
- Он самый, - ответил Джек.
- Мужик, я видел ваш бой сегодня, Джек, ну ты силен. Ты в самом де-
