личает праздники.
Юра добрался до цели. Еще неделю назад этот город казался ему таким
далеким, словно лежал за семью морями, но наконец Юра - один, совсем
один, самостоятельно - одолел все, и вот он - Киев. А еще жило в мальчи-
ке воспоминание о прошлых приездах в этот город с отцом и мамой; тогда
папина сестра, Ксения Аристарховна, с мужем встречали их на вокзале, и
начинался для Юры длинный, нарядный праздник с шумным катанием по Днепру
на лодках, и конные прогулки по лесу, и чудесные вечера на дате в Свято-
шино, и самые любимые его лакомства, и еще многое, многое другое.
Он, конечно, понимал, что сейчас будет иначе. И все равно при мысли,
что лишь несколько улиц отделяют его от родных, Юру охватило такое не-
терпение, что ноги сами понесли по городу: скорей! скорей? И внутри его
что-то пело, словно он спешил на праздник. Правда, он подзабыл, где эта
Никольская, но знал, что обязательно отыщет ее, люди подскажут...
Минуя стороной знаменитый в те дни Еврейский базар, именуемый в наро-
де Евбаз, Юра вышел на Бибиковский бульвар. Там, на углу, огляделся,
спросил пожилую женщину:
- Скажите, пожалуйста, как пройти на Никольскую улицу?
Женщина очень долго объясняла мальчику, как попасть к Бессарабке и
затем на Никольскую. Короткой дорогой - по Собачьей тропе - идти не по-
советовала, предостерегла:
- Там такая шантрапа - обворуют, а то, чего доброго, и прибьют... Иди
лучше другим путем - через Крещатик, потом по Банковой.
На Бессарабке Юра немного постоял в раздумье и решительно свернул на
Собачью тропу. Прошел Александровскую больницу. И сразу же за садом
больницы открылся ему до неправдоподобности странный поселок. Приземис-
тые лачуги, больше похожие на собачьи будки, нежели на жилища людей, бы-
ли кое-как слеплены из ломаной фанеры, старого железа, разбитых ящиков.
Около них копошились какие-то люди в лохмотьях - это были нищие, мелкие
воры и беспризорники.
Юра благополучно дошел почти до конца Собачьей тропы. Иногда быстрые
любопытные глаза то воровато-цепко, то нагло, с вызовом, а то равнодуш-
но-сонно ощупывали его самого, потрепанную курточку и добитые, слегка
скособоченные ботинки и, видимо, считали их не заслуживающими внимания.
Но вот из-за одной развалюшки вынырнула костлявая фигура в развеваю-
щейся на ветру рвани. Беспризорник быстро пересек дорогу Юре и остано-
вился, вызывающе отставив ногу. Это был мальчишка приблизительно Юриных
лет с наглыми, по-кошачьи рыжими глазами. Сквозь прореху рубашки на пле-
че виднелась острая ключица. Мальчишка, оттопырив нижнюю губу, насвисты-
вал что-то бойкое. Юра, чтобы не показать виду, что ему не по себе, сме-
ло направился к беспризорнику и спросил вежливо и спокойно:
- Вы не скажете, как пройти на Никольскую?
Беспризорник высокомерно осмотрел Юру сверху вниз, задержал взгляд на
ботинках и так же высокомерно бросил:
- Давай махнем!
- Чего? - не понял Юра.
- Поменяемся, говорю. Штиблеты на штиблеты. - И он выразительно пок-
рутил носком почти развалившегося башмака, из которого вылезали пальцы.
Юра улыбнулся такой шутке и хотел направиться дальше, но беспризорник
снова преградил ему путь.
- Пропустите, пожалуйста! - тихо, но твердо сказал Юра, безбоязненно
глядя в глаза обидчика.
- Ого! - хохотнул беспризорник и фасонно, в знак своей неодолимости,
выставил ногу. - Ну а ежели не пущу!
- Ударю!
- Чего-о? - угрожающе протянул мальчишка и, для еще большего устраше-
ния, замысловато сплюнул через зубы.
- Ударю, говорю! - твердо повторил Юра, пристально следя за каждым
движением противника. - Я изучал бокс и джиуджитсу...
Беспризорник подбросил и поймал на лету увесистый камень, зажал его в
руке. И замахнулся...
Если бы Юрины гимназические наставники могли увидеть своего питомца,
они бы несомненно остались довольны. Заученным движением Юра перехватил
руку обидчика, но не удержался на ногах, и они вместе упали в пыль и по-
катились по земле, осыпая друг друга крепкими тумаками. Но вскоре оба
запыхались, устали.
- Ну, может, хватит? - тяжело дыша, наконец запросил пощады беспри-
зорник.
- А приставать больше не будете? - сидя верхом на противнике, велико-
душно осведомился Юра.
- Не-е. - И с тенью уважения в голосе мальчишка добавил: - Здорово
дерешься!
- То-то же! - вставая, сказал Юра. - Я же вас честно предупреждал!..
- Вот только губу, жандарм такой, разбил! - Беспризорник стер с под-
бородка кровь.
Юра, не оборачиваясь, двинулся дальше, однако прислушивался, нет ли
погони. Но его никто не преследовал.
Оборванный, с кровоподтеками и царапинами, подошел он в сумерках к
двухэтажному особняку, обнесенному глухим забором. Несколько раз потянул
ручку звонка, не замечая, что через "глазок" в калитке за ним наблюдают.
Наконец недовольный женский голос неприязненно спросил:
- Вы к кому?
- К Сперанским.
Калитка нехотя растворилась. Пышнотелая женщина, в толстом домотканом
фартуке, провела Юру в дом, оставила в передней.
Через минуту в переднюю быстро вошла, шурша платьем, невысокая моло-
дая женщина. Чертами лица она напоминала Юриного папу; у Юры дрогнуло и
громко-громко забилось сердце.
- Тебе что нужно, мальчик? - спросила она.
- Ксения Аристарховна, тетя Ксеня! Не узнали меня?
Женщина серыми блестящими глазами долго удивленно всматривалась в ли-
цо мальчика и вдруг вскрикнула:
- Юра! Бож-же мой, Юра? Как ты очутился здесь? Где мама?.. Ой, госпо-
ди, что у тебя за вид?
Она нервно схватила Юру за руку, ввела в просторную, обставленную
старинной мебелью комнату и, нежно и заботливо оглядывая его со всех
сторон, позвала:
- Викентий!.. Викентий, иди скорей сюда!
В гостиную вошел высокий полный мужчина с капризным, холеным лицом,
на котором лежала печать уверенного спокойствия. Он торопливо взбросил
на переносье пенсне.
- Юра? - изумленно вскинув тяжелые брови, воскликнул он. - Что случи-
лось, Юра? Где мама?
Юра в бессилии потупил голову, и слезы потекли по его щекам...
Потом, вымытый и одетый во все чистое, успокоенный той заботой, с ко-
торой его встретили, Юра сидел на широком диване рядом с Ксенией Арис-
тарховной. Он все время старался быть ближе к ней, к ее надежному, уют-
ному, почти материнскому теплу, к рукам, таким же ласковым, как у мамы.
Сидя здесь, в теплой и чистой квартире, Юра испытывал странное
чувство раздвоенности. Оно возникло у него еще в дороге, когда он доби-
рался до Киева, когда ехал в тамбурах, на подножках и даже в "собачьем
ящике" классного вагона. В "собачий ящик" он забрался в Екатеринославе
и, измученный всем пережитым, проспал почти до Киева. Проснувшись, стал
взбалмошно вспоминать - и не мог поверить, что все происшедшее случилось
именно с ним. Тот, прежний, Юра Львов - книжник и неуемный фантазер,
беспомощный в обычной жизни, - словно бы остался навсегда там, в пустын-
ной степи, у маленького земляного холмика. С ним просто не могло прои-
зойти ничего такого, что произошло с другим Юрой Львовым, который
бесстрашно шел через ночную степь, блуждал по безлюдному лесу, сумел
убежать из Чека, научился на ходу цепляться за поручни уходящих вагонов,
прятаться от железнодорожной охраны... Но ведь все это было. Было!
Первый Юра со слезами рассказывал Ксении Аристарховне и Викентию Пав-
ловичу об их жизни под Таганрогом, о поезде, о болезни и смерти мамы.
Другой же не удержался, стал громко и даже немного хвастливо рассказы-
вать о своих приключениях после того, как он остался один.
Выслушав рассказ Юры о драке на Собачьей тропе, Викентий Павлович
обернулся к жене:
- Я так понимаю, Юрий принял сегодня боевое крещение!
Все правильно, мужичье надо бить!.. Надеюсь, ты не посрамил фамилию?!
- патетически воскликнул он.
- Я ему сильно надавал! - засветился от похвалы Юра и добавил: - При-
емом джиу-джитсу... вот этим... знаете...
- Молодец! Хвалю! Начинай с малого, с малых большевиков! - заулыбался
собственной остроте Викентий Павлович.
- А я и в Чека был. У красных. - Юра хотел преподнести это особенно
эффектно, как самое сенсационное в пережитом, но вдруг вспомнилось буд-
нично-усталое лицо Фролова, красные от бессонницы глаза - и голос его
помимо воли упал чуть ли не до шепота: - Правда, был в Чека...
Ксения Аристарховна всплеснула руками, брови страдальчески надломи-
лись, а Сперанский близко заглянул Юре в лицо и укоризненно покачал го-
ловой:
- Ну, это уж ты, братец, сочиняешь! - А сам горестно подумал: "Такое
ныне время, должно быть, когда и мальчишки гордятся тем, что в меру сил
своих принимают участие в борьбе. Слишком быстро взрослеют сердца".
Юра же, задетый тем, что ему не верят, стал запальчиво рассказывать:
- Схватили они меня и - к самому главному. А тот и говорит: ты шпион!
- А ты? - скептически спросил Викентий Павлович.
- А я?.. А я ка-ак прыгну! И - на улицу! И - через забор! - Теперь
Юра опять рассказывал громко, даже залихватски и, чувствуя себя необык-
новенно смелым и ловким, суматошно размахивал руками. - А потом по ули-
це... по огородам... Стрельба подняла-ась!..
И тут Юра запнулся, вспомнив, что ниоткуда он не прыгал, что из Чека
его выпустили и никто за ним не гнался. А еще он вспомнил Семена Алексе-
евича и то, как заботливо он отнесся к нему и на батарее, и позже, когда
они ехали в Очеретино. Ему стало немного стыдно за свое хвастовство, и
он смущенно поправился:
- Нет, стрельбы, кажется, не было... потому что... никто за мной не
гнался.
- Это уже детали. - Сперанский по-отечески взъерошил Юре волосы. -
Главное, что ты достойно выдержал экзамен на мужество. - И затем тор-
жественно добавил: - Отменнейший молодец! Гвардия! Весь в отца!
Несколько мгновений они сидели молча, постепенно привыкая друг к дру-
гу. Потом Юра поднял глаза на дядю:
- А вы, Викентий Павлович?
- Что - я?
- Вы ведь тоже, как и папа, офицер. Почему вы не воюете?
Сперанский как-то со значением рассмеялся, потрепал Юру по щеке.
- Резонно... резонный вопрос! - Он поколебался, словно советуясь сам
с собою о чем-то таинственном и важном, и наконец произнес: - Потом уз-
наешь... Позже!.. Да-да, несколько позже! - Викентий Павлович прошелся
раз-другой по комнате, снова присел возле Юры, положил ему руку на плечо
и наигранно-виноватым голосом продолжил: - Время... трудное и сложное в
данный момент время, Юрий. И ты должен нам с тетей Ксеней помогать. До-
говорились? Мне сейчас ходить по городу, так сказать, не безопасно. Ну
знаешь, облавы там, проверки документов, да мало ли что... Поэтому за
продуктами и по разным хозяйственным делам будешь ходить ты!
- Я? Я с удовольствием, Викентий Павлович! - с готовностью согласился
Юра.
- Ну, зачем же... - попыталась было вмешаться в этот разговор Ксения
Аристарховна, но не договорила - Сперанский пресек ее попытку взглядом,
многозначительным и строгим.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В обитом желтым шелком салон-вагоне командующего Добровольческой ар-
мией находились трое: сам хозяин, полковник Щукин и полковник Львов,
тщательно выбритый, в хорошо подогнанной армейской форме.
- Я про себя уже крестное знамение сотворил, думал, как достойно
смерть принять, - рассказывал Львов о недавно пережитом. - И право же, о
таких избавлениях от смерти я в юности читал в плохих романах...
- Судьба, - улыбнулся Ковалевский.
- Случай, Владимир Зенонович. А может, и судьба, которая явилась на
этот раз в облике капитана Кольцова. Если бы не он, не его хладнокровие
и отчаянная храбрость... все было бы совсем иначе!
- Н-да, не перевелись еще на Руси отважные офицеры, - задумчиво ска-
зал Ковалевский и поднял на Львова глаза, - Вам не доводилось знать его
раньше?
- Несколько раз встречался с его отцом. В Сызрани был уездным предво-
