тии. Он должен был оставаться своим среди волиных и дудицких, и все, что
могло бросить тень, заронить сомнение, безжалостно подавлялось. Это было
нелегко, особенно после февраля, когда маршевые роты стали приносить од-
ну за другой вести о революций. Но даже в это трудное время он должен
был сохранять свою репутацию "отчаянно храброго, исполнительного, чуждо-
го политическим страстям офицера", как было записано в его послужной ха-
рактеристике.
И вот наступило наконец его время, и как же неудачно оно началось!
Прошло двое суток, а быть может, и больше. Об узниках словно забы-
ли...
Ротмистр Волин лежал рядом с Кольцовым. Тревожно ворочался на соломе,
иногда что-то бессвязное бормотал во сне. Както под утро он приподнялся
на локте, потрогал Кольцова, заговорщически зашептал:
- Капитан!.. Капитан Кольцов! Вы спите?
- Нет, - помедлив, отозвался Кольцов.
- Я все это время разрабатываю в голове разные планы побега.
- Придумали что-нибудь?
И взволнованно, словно обличая кого-то, Волин начал говорить сначала
тихо, а потом, распаляясь, все громче:
- Дребедень какая-то. В духе "Графа Монте-Кристо" или еще чего-то. И
я подумал вдруг: а может, в этой самой революции и во всем этом есть ка-
кой-то биологический смысл? Как в браке дворянина с крестьянкой, чтобы
внести свежую струю крови!.. Мы ведь вырождаемся... Я бы даже сказал -
выродились. Инстинкт самосохранения и тот отсутствует. Спокойненько так
ждем смерти. Как скот на бойне... Что вы?
- Я слушаю, - безразличным тоном сказал Кольцов.
- В какой-нибудь азиатской стране всю эту вакханалию прихлопнули бы
за неделю. Ходили бы по горло в крови, но прихлопнули бы. А мы... - Ив
голосе Волина зазвучала неподдельная, уничижительная горечь.
- Я не знаю, что можно придумать в нашей ситуации, - приподнявшись на
локте, тихо сказал Кольцов. - Однако, ротмистр, я думаю, что законность
в России скоро восстановится. И я вам советую, вернувшись домой, же-
ниться на крестьянке. Во имя вашего потомства...
Оказалось, что их разговор слышали все. Кто-то не выдержал, засмеял-
ся. Засмеялись и остальные.
- Браво, капитан! - поддержал полковник Львов.
- Недобрая шутка, капитан, - сухо сказал Волин и с вызовом добавил: -
Но ей-богу, если бы случилось чудо, нет, если бы это помогло чуду и нам
бы удалось спастись, ну что ж, я согласен жениться на крестьянке.
Проскрипела над их головами ляда, и в светлом квадрате появилось зас-
панное лицо охранника.
- Эй вы, там! Держите?.. - с равнодушной ленцой предупредил он.
И сверху вниз поплыло ведро с болтушкой. Капитан Ростовцев подхватил
его, поставил посреди темницы.
- Прошу к столу, господа!
"Господа" не заставили себя упрашивать. Уселись мигом вокруг ведра.
На ощупь опускали в ведро ложки, ели.
- Кухня шеф-повара "Континенталя" дяди Вани, - кисло пробормотал по-
ручик Дудицкий, брезгливо помешивая ложкой в ведре.
- Я в Киеве предпочитал обедать в "Апполо", - подал реплику Волин. -
Там в свое время были знаменитые расстеган.
- Что-то сейчас там, в нашем Киеве, - задумчиво произнес полковник
Львов.
- "Товарищи" гуляют по Крещатику, - сказал капитан Ростовцев так,
чтобы слышали красные командиры. - Красные командиры едят в "Апполо"
кондер с лошадиными потрохами...
- Я не о том. У меня в Киеве сестра. К ней должны были приехать моя
жена с сыном, да вот не знаю, добрались ли... - Полковник не закончил
фразу: снова заскрипела ляда и в проеме появилось несколько раскраснев-
шихся от выпивки лиц.
- Пожрали?.. Все! Вылазь! Вышло ваше время!..
Они по одному вылезли из подвала и, ослепленные после темноты, оста-
новились у широко открытой двери амбара, не решаясь выйти на улицу, за-
литую ярким солнечным светом. Все они были босые, без ремней, в выпущен-
ных наружу рубахах и гимнастерках.
Мирон пошел вперед, за ним двинулись пленные. Слева и справа от них
настороженно шагали с обрезами в руках конвойные.
Они прошли через двор, обогнули пулеметную тачанку, на задке которой
была прибита фанера с коряво выведенной надписью: "Бей красных, пока не
побелеют! Бей белых, пока не покраснеют!" - подошли к крыльцу.
- Ласково просим до хаты, - паясничал Мирон, показывая на дверь. -
Сам батько Ангел пожелал с вами побеседовать.
Когда пленники вошли в просторную, украшенную вышитыми рушниками и в
богатых окладах иконами горницу, батька Ангел обернулся к ним и, прищу-
рив глаза, долго и бесцеремонно рассматривал, наслаждаясь их жалким ви-
дом. Затем, напустив на себя неприступный вид, приказал:
- Докладывайтесь, кто такие?
Полковник Львов передернул плечами и отвернулся.
- Та-ак... Не желаете, значит, говорить? - распаляя себя, медленно
протянул атаман.
И тогда за всех на вопрос Ангела ответил Волин:
- Все мы - кадровые офицеры, кроме этих двоих. - Ротмистр указал гла-
зами на Сиротина и Емельянова. - Среди нас - полковник Львов.
- Кадровые, говоришь, офицеры?.. А этот, говоришь, полковник? - хрип-
ловатым то ли с перепоя, то ли еще со сна голосом переспросил Ангел и
внимательно посмотрел на Львова. - Куда ж он сапоги дел? Пропил?
У Львова дрогнуло лицо, он хотел что-то сказать, но промолчал.
- Сапоги с нас сняли ваши люди, - выступил вперед Кольцов. - Вот
этот! - И он указал глазами на Мирона, который сидел возле двери на та-
бурете, выставив вперед на показ ноги в трофейных сапогах, словно приго-
товился смотреть спектакль.
- Этот? Ай-яй-яй! А еще боец свободной анархо-пролетарской армии ми-
ра! - укоризненно покачал головой батька и снова стал рассматривать
пленных холодным, немигающим взглядом.
Затем подошел к столу, быстрыми движениями расстелил карту: - Так
вот, братва, хочу я с вами маленько побеседовать...
Вы уж не обижайтесь, у нас ни товарищев, ни благородиев. Мы по-прос-
тому: братва и хлопцы.
- А как же женщин будете величать? - не удержался, язвительно спросил
Львов.
Однако Ангел сделал вид, что не услышал этого вопроса.
- Так вот, хочу я, братва, прояснить вам обстановку, чтоб, значит,
мозги вам чуток прочистить. Может, чего поймете! - Ангел склонился к
карте, продолжил: - Тут вот сейчас красные. Отступают... Тут - белые.
Наступают. Вроде бы как все складывается в вашу пользу, - он взглянул на
белых офицеров, а затем перевел взгляд на красных командиров, - и не в
вашу пользу. Но это обман зрения. - И, сделав большую, выразительную
паузу, торжествующе добавил: - На самом деле все складывается в мою
пользу...
Ангел несколько раз прошелся по горнице, снова остановился перед пол-
ковником Львовым, спросил:
- Понимаешь?
- Нет, - чистосердечно сказал полковник, считая, что ложь даже перед
таким человеком, как Ангел, унизит его самого.
- Во-от. Вы все много учились и маленько заучились. - Он хитровато
зыркнул взглядом в сторону красных командиров: - Кроме вас, ничему не
обученных. Мы тоже, правда, в грамоте не сильны, но вот до чего дошли
своим собственным мужицким умом. Война идет где? Вот здесь... - Он ука-
зал на карту. - На железных дорогах. И слава богу, воюйте себе на здо-
ровье! До ближайшей железной дороги сколько верст? Сколько, Мирон? - Ли-
цо у батьки вытянулось, и он стал похож на большую переевшую мышь.
- Тридцать две версты с гаком, батька! - с готовностью ответил Мирон.
Батька благосклонно посмотрел на него.
- Тридцать две версты. Верно. А то и поболее, - согласился Ангел. -
Это в одну сторону, а в другую - до Алексеевки, Мелитополя, Александро-
ва, - считай, все триста будет. А в третью сторону, - неопределенно мах-
нул он рукой, - тоже за неделю не доскачешь... и в четвертую... Все, где
железные дороги, то - ваше, а остальное, стало быть, - наше, мужицкое.
Тут мы хозяева, хлеборобы... Вот вы навоюетесь, перебьете друг дружку. А
которые останутся - есть захотят. А хлебушек-то на железной дороге не
родит. К нам припожалуете. Поначалу с оружием. Но мы, значит, кое-что
предпримем, чтоб отбить у вас охоту с оружием к нам ходить. Ну, вы тогда
с поклоном: есть-то хочется. Мы вам дадим хлебушка. В обмен на косилку,
на молотилку, на иголку с ниткой... Так и заживем по-добрососедски. По-
тому мужик без города может прожить, а вот город без мужика... - Ангел
сложил пальцы, показал всем кукиш.
Мирон не выдержал, прыснул в кулак, да так и застыл, лишь плечи у не-
го тряслись от смеха.
- Мужицкое, значит, государство? - спросил жестко и непримиримо пол-
ковник Львов. - Мужицкая республика?
- Что-то навроде этого. Государство, республика. Придумаем, какую
названку дать. И государство как, и баб. Сами не придумаем - вы поможе-
те. Не бесплатно, нет! За хлеб да за сало будут у нас и ученые, и те,
что книжки пишут. Все оправдают, про все напишут. - Ангел снова подошел
к полковнику Львову, поднял на него тяжелые, похмельные глаза: - Я к че-
му веду? Если вам все понятно, предлагаю идти ко мне на службу. Поначалу
советниками. Без всяких, само собой, прав. А дельными покажетесь, в долю
примем. Не обидим, стало быть. Ну?
Полковник Львов насмешливо и брезгливо поморщился и, жестко посмотрев
в глаза атамана, отчеканил:
- А не много ли тебе чести, Ангел, иметь советником полковника русс-
кой армии?
- Та-ак... - Ангел зло сощурил глаза и теперь и вовсе стал доходить
на белую раскормленную мышь. - Ты еще что скажи! Напоследок! Как попу
перед смертью!.. - Он кинул было руку к раскрытой кобуре.
Сидевший у двери Мирон тоже весь подобрался, выжидающе смотрел то на
полковника, то на Ангела.
Остальное произошло в доли секунды.
Кольцов, увидев у Ангела расстегнутую крышку кобуры, понял, что это
единственный шанс попытаться спастись. Резко наклонившись, он выхватил
маузер из кобуры. Загремели выстрелы. Ангел, так и не успевший понять,
что случилось, схватился за живот, рухнул на землю. В смертной тоске
закричал конвоир, в которого Кольцов молниеносно всадил две пули.
Емельянов бросился к упавшему конвоиру, подхватил его обрез и подско-
чил сбоку к Мирону, который целился в Кольцова. На какое-то мгновение он
опередил его, ударив обрезом по голове.
Кольцов понимал, что поле боя должно остаться за ними, иначе - ги-
бель, иначе не добраться до тачанки. И он стрелял. От выстрелов Кольцова
и Емельянова повалился Семен, тот самый, что охранял их в амбаре, за ним
свалились еще двое ангеловцев. Но Семен стоял возле подпоручика Карпухи.
Падая, он успел выстрелить Карпухе в голову.
- К тачанке, живо! - крикнул Кольцов и первым выбежал на улицу.
Следом за ним бросился полковник Львов, по пути прихвати а обрез, ко-
торый выронил из рук оглушенные Мирон. Дослал в патронник патрон.
Услышав выстрелы, к хате со всех ног неслись трое ангеловцев. Один из
них оказался лицом к лицу с Кольцовым.
Емельянов выхватил у упавшего ангеловца винтовку. Другую схватил Си-
ротин.
В несколько прыжков они достигли тачанки. Полковник столкнул с си-
денья щуплого ездового, однако тог с неожиданным упорством и силой стал
остервенело цепляться за вожжи. Кольцов с налета ударил его рукоятью на-
гана по голове, и тот, отпустив вожжи, свалился с тачанки.
Ротмистр Волин и поручик Дудицкий поспешили вслед за ними, еще толком
не успев понять, что же случилось. Времени на размышления не было.
Полковник разобрал вожжи, взмахнул ими, и кони с места рванули
вскачь.
- Все? - обернулся полковник.
- Ростовцев! Капитан? - закричал Дудицкий.
И, словно услышав этот крик, капитан выскочил из хаты, неся ящик. Тя-
жело дыша, догнал тачанку.
- Патроны! - сказал он и передал ящик Емельянову.
- Садитесь? - крикнул Дудицкий, уступая капитану Ростовцеву место. -
Садитесь же!
Капитан занес было ногу, но вдруг словно обо что-то споткнулся. Та-
чанка снова понеслась по двору.
