лучше того, что привычен тебе? Может, ты ученый, больше других
знающий о том, как рождаются иллюзорные миры? Может, ты странник,
блуждающий по этим мирам в поисках того самого, единственного...
А может, ты противоборствуешь юному Богу, который творит новый
мир?.. А может, ты - слуга и творец Апокалипсиса, как бы этот
Апокалипсис не назывался: Столкновение Миров, Второе Пришествие,
Великая Революция, Афганистан...
Как бы то ни было, какие бы катастрофы не обрушивались на че-
ловека, главным для него остается "нравственный закон", со-
циальная этика, собственный Бог каждого из нас. Каждый выбирает
ее для себя сам, и, единожды избрав, да не впадет в ересь. Один
из героев романа сочиняет гениальный апокриф о солдатах Вавилона.
После того, как Господь "смешал языки" строителей Вавилонской
Башни, к стенам города подступили враги. И, несмотря на то, что
солдаты не понимали командиров, город выстоял, ибо каждый его за-
щитник знал свое место на стене и свою "боевую задачу"...
Не понимая друг друга, они остались верны каждый своему Богу -
и спасены были.
СИНТЕЗ: IN NOMINE...
Они равновелики в этом романе: боги и люди, миры и мифы. Они
одинаково значимы. Потому что все они составляют единую цепочку.
Ту самую: Сознание - Надсознание - Бог - и Мир, в котором неиз-
бежно появляется свое Сознание,- и все начинается с начала. От
Отца к Сыну, от Сына - к Духу,- ничто не ново под этим небом.
И не только под этим...
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: БОГИ ПРОТИВ ЭТИКИ
Теперь несколько слов о том, почему, собственно, я назвал этот
роман концентрированно философским.
По моему глубочайшему убеждению, Лазарчук построил роман на
единственной, но всеобъемлющей идее - проблеме невзаимодействия
человеческой этики с законами, управляющими мирозданием. Законы
эти Лазарчук сводит к глобальному философскому принципу равноз-
начности материи и сознания, заменяя этим постулатом ортодок-
сальные попытки решения основного вопроса классической философии.
Такой ход дает ему возможность совершенно по-новому взглянуть на
роль информации в структуре мироздания: даже бог, с точки зрения
автора, суть информационный пакет, порожденный обобщенным созна-
нием человечества. Такой бог практически несоотносим с современ-
ным пониманием этики, что и порождает конфликт между ним и чело-
веком, для которого этика является одной из основ социального су-
ществования.
Роман, видимо, намеренно усложнен автором. Далеко не каждый
читатель прорвется через безумную смесь сюжетных, метафорических,
мировоззренческих, апокрифических фрагментов, через кровавые сре-
зы множества реальностей, через пересекающиеся параллели судеб
героев... Роман далеко не демократичен. Но Лазарчук, как мне ка-
жется, заслужил, чтобы у него был свой собственный читатель, дос-
таточно терпеливый, чтобы не раз и не два возвращаться к "Солда-
там Вавилона"...
Сергей БЕРЕЖНОЙ
КЛАССИКИ И СОВРЕМЕННИКИ:
Фантастика "Уральского следопыта"
А.ГРОМОВ. Наработка на отказ: Повесть / "УС", 1993, ##2-4.
С.ДРУГАЛЬ. Чужие обычаи: Рассказ / "УС", 1993, #9.
А.ЗАКИРОВ. Лабиринт: Рассказ / "УС", 1993, #7.
А.ИВАНОВ. Корабли и Галактика: Повесть / "УС", 1993, ##10-11/12.
В.КАЛИНИНА. Планета-Мечта: Повесть / "УС", 1993, ##2-3.
А.ЛАЗАРЧУК. Мумия: Рассказ / "УС", 1993, #7.
М.НЕМЧЕНКО. Родительский день: Рассказ / "УС", 1993, #7.
Г.ПРАШКЕВИЧ. Спор с Дьяволом (Шпион против алхимиков - II): По-
весть / "УС", 1993, ##1-2.
Г.ПРАШКЕВИЧ. Приговоренный (Шпион против алхимиков - III): По-
весть / "УС", 1994, ##1-2.
В.ФИРСОВ. Сказание о Четвертой Луне: Повесть / "УС", 1993, ##8-9.
В.ЩЕПЕТНЕВ. Тот, кто не спит: Повесть / "УС", 1993, #4.
В 1994 году закончилась эпоха Бугрова. В следующем году фан-
тастика "Следопыта" будет плакать и смеяться другим голосом. Но в
девяносто третьем и девяносто четвертом годах этот голос еще зву-
чал... Когда громко, когда приглушенно - но звучал...
И 1993, и 1994 год журнал начал с повести из "шпионского" цик-
ла Геннадия Прашкевича. "Спор с Дьяволом" можно читать не без оп-
ределенного удовольствия - во всяком случае, мне так показалось:
динамично, детективно, плюс литературная тайна,- и открытая кон-
цовка повести позволяла предположить, что дальше будет не менее
интересно. Представьте: герой узнает о таинственной цепочке
убийств и самоубийств видных деятелей науки и культуры мирового
масштаба. Есть основания предполагать, что следующей жертвой ста-
нет престарелый писатель Биллингер (без пяти минут нобелевский
лауреат), уединенно живущий на своей даче. У старика работает са-
довник, которого находят мертвым. Герой занимает место покойного
садовника - само собой, не ради цветочков и персиков, а для того,
чтобы оборонить старика-писателя от таинственной угрозы - и, ми-
моделом, выяснить, что такое лежит у деда в сейфе. В сейфе обна-
руживается новый роман. Герой начинает его переснимать и просмат-
ривать, но успевает сделать то и другое едва до середины. Приез-
жает литагент Биллингера, по глупости залезает в сейф без миноис-
кателя, нарывается на добрый заряд пластиковой взрывчатки, остав-
ленный неизвестными доброжелателями, и...
Кто подложил взрывчатку? Погибла ли рукопись романа? Чем этот
роман заканчивается - и почему? Кому мог помешать старый затвор-
ник Биллингер? Вот над чем размышляет главный герой, ломая хреб-
ты случайно подвернувшимся налетчикам. Ответ ему подбрасывает
один из его боссов: это-де алхимики - секретная мировая мафия,
которая слишком по-своему любит человечество. Босс приказывает
герою всячески мешать алхимикам проявлять свою любовь. Чем герой
и руководствуется в следующей серии.
Следующая серия, появившася через год, носила название "Приго-
воренный" и была совершенно беззубой. Как что-то хотя бы мини-
мально самодостаточное она не смотрелась совершенно. Скорее, от-
дельная глава из романа. Шпион попадает в переделку, ему долго и
красочно расписывают, как крепко он влип, но он не унывает и в
два счета выдирается из капкана. В развитие предшествующего сюже-
та, алхимики ухлопали-таки Биллингера (прямо по телефону). Исчез-
нувшая рукопись пока не всплыла. Один из боссов оказался тварью,
не заслуживающей доверия. Все.
"Спор с Дьяволом", по крайней мере, был расцвечен какой-ника-
кой культурной подкладкой (Биллингер обожает рассуждать о Сэллин-
джере, Артуре Кларке и Говарде Фасте - как вам такая компашка?).
В "Приговоренном", напротив, мировая культура проглядывает только
в регулярных тоскливых воплях героя о том, как его мучает со-
весть за некогда погубленную душу коллеги (Раскольников мучился
более самоуглубленно - у него этот процесс занимал все ресурсы
организма, на стрельбу и погони его уже не хватало).
Так что, к сожалению рецензента, он вынужден отказаться от
выставления "шпионским" повестям Прашкевича определенной оценки.
Рецензент будет ждать возможности охватить взором всю эпопею в
целом. Как это сделало мудрое жюри, вознаградившее серию "Аэли-
той-94". А пока - увы.
Год 1993 продолжился повестью Валентины Калининой "Плане-
та-Мечта". После прочтения повести хочется называть автора Валеч-
кой и ласково повторять: "Ну, маленькая, ну, не плачь; и не пиши
больше о таких плохих дядях: видишь - сама себя напугала..." Нет,
в общем, в повести можно даже найти (при наличии особо острого
стремления) рациональное зерно. Можно даже рассмотреть его - хошь
в лупу, хошь в мелкоскоп. Рассмотреть и пожалеть: ну не сможет
никакое мало-мальски рациональное зерно вырасти на такой эстети-
ческой почве.
"Планета-Мечта" - это, граждане, социальная фантастика. Где-то
в чем-то. Наблюдается что-то социально движущееся. Освободи-
тельные движения наблюдаются, подспудные и над. Замятинщина при-
сутствует (Горничная-1, Лакей-3 - чувствуете, какие редкие про-
фессии у тамошних нумеров?). Оруэлловщина наличествует. Олдосов-
щина-Хакслиевщина. Но больше всего бросается в глаза фон, на ко-
тором все это малоудобно разложено. Фон, конечно, знатный - шпа-
ги, бластеры, короли, зеки, черти, блаародство, производство и
асисяй-любовь. И именно в тех интонациях, что я употребил.
Я поражен. "Следопыт", конечно, подростковый журнал, но и в
подростковости меру неплохо бы знать... хотя бы для того, чтобы
не давать повода для издевательств.
И, по крайней мере, хотя бы не ставить контрастные по литера-
турному уровню произведения рядом. В следующем (четвертом) номе-
ре напечатана более чем профессионально сделанная повесть Васи-
лия Щепетнева "Тот, кто не спит": спокойный такой и очень
культурный триллер на советском материале. Кстати, одна из двух
публикаций "Следопыта", выдвигавшаяся на "Бронзовую улитку" и
"Интерпресскон". Рядом с этой повестью творение Калининой произ-
водит еще более угнетающее впечатление, нежели само по себе.
Итак, "Тот, кто не спит". Голый сюжет от первого лица. Стреми-
тельный поток сознания. Перестрелки, погони, взрывы, рукопашные
бои. Сначала все это существует как бы само по себе - взаимосвя-
зано, но как бы вне определенного контекста. Но, мало помалу,
этот контекст проявляется, подвсплывает к поверхности, поближе к
читательскому восприятию - ненавязчиво, как бы даже неохотно...
Достаточно затасканный сюжет об очередном социальном эксперимен-
те КГБ (а что было бы, если бы наиболее выносливая часть совет-
ского народа пережила ядерную бомбардировку?) вдруг приобретает
свежесть - и, пожалуй, только из-за формы, в которой он отлит.
Щепетневу поразительно хорошо удалось сбалансировать повесть -
сильно рекомендую!
В следующем номере (сдвоенном 5/6) редакция порадовала нас
большим рассказом Джина Вульфа "Пятая голова Цербера" - прекрас-
ная новелла и весьма приличный перевод.
Далее последовала подборка рассказов отечественных авторов.
"Родительский день" Михаила Немченко - излишне патетическая зари-
совка о том, как нужно чтить свои корни. Видимо, автор полагает,
что от напоминания эта мысль станет менее банальной. "Мумия"
Андрея Лазарчука в комментариях не нуждается - премии "Бронзовая
улитка" и "Интерпресскон" достаточно весомы и каждая в отдельнос-
ти, а уж вместе... И, наконец, "Лабиринт" Абдулхака Закирова -
превосходный, на мой взгляд, философский рассказ на темы древнег-
реческой мифологии. Досадно, что рассказ этот не номинировался на
"Бронзовую улитку" - его присутствие в номинационном списке пош-
ло бы списку явно на пользу. Возможно, имеет смысл провести его
по номинациям 1995 года.
В номерах 8 и 9 "Следопыт" напечатал еще одну повесть покойно-
го Владимира Фирсова - "Сказание о Четвертой Луне". Честно гово-
ря, я до сих пор не могу поверить, что она написана в 1969 году.
Повесть невероятно современна даже сейчас, когда тоталитаризм уже
забит демократическими сапогами до тяжелой икоты - а выйди эта
повесть в 1987-м, скажем, стоять бы ей наравне с
"Невозвращенцем"... впрочем, я, кажется, снова себя обманываю -
фантастика все-таки...
Параллельная реальность. Автоматы и мечи. Империя, владыка ко-
торой бессмертен до тех пор, пока каждый день выпивает жизнь из
одного из своих подданных. Ежедневные казни - decapito - переста-
ли быть зрелищем даже для обывателей. Отрубленные головы бережно,
как книги в библиотеке, хранятся на полках в специальном отделе-
нии дворца...
Повествование ведется от лица одной из таких голов, возвращен-
ной к жизни на чужом теле.
Жажда мести, заговор, революция...
Наконец-то (сколько лет прошло со времени публикации повести
"Срубить крест"!) мы видим, как этот автор мог писать... Остает-
ся только гадать, сколько шедевров осталось им не написанными
