[Sic! - Я.С., В.С.]
Нельзя сказать, что это открытие абсолютного одиночества обра-
довало Ежики. Но и бояться он почти перестал...
...запутался Ежики в тесных темных переходах и на гулких вин-
товых лестницах (вверх, вверх!). И снова коридор. Теперь окна - в
сторону ночи. Именно ночи, потому что небо там уже зеленое, а лу-
на светит, как фонарь...
...Снова стало страшно: как он выберется отсюда, как найдет
дорогу в темноте?
"А зачем тебе дорога назад? Тебе нужна просто ДОРОГА..." И она
опять зазвенела в нем тихонько и обещающе: что-то будет
впереди... [Будет...- Я.С., В.С.]
Впереди, когда коридор плавно повернул, засветилась острой
желтой буквой Г приоткрытая дверь. Засветилась, отошла без звука.
В пустой и просторной комнате без окон горел у потолка мато-
вый шар-плафон...
...У стены, прямо на расколотых паркетных плитках, стоял чер-
ный переговорочный аппарат. Да, телефон...
...Там была большая прозрачная тишина пространства. Вдруг в
ней что-то щелкнуло.
- Ежики...- сказал очень близкий, очень знакомый голос ("Еши-
ки"!).- Ешики, это ты?
Он задохнулся. Оглушительно застучали старые часы. Но сквозь
этот стук донеслось опять:
- Ешики, это ты, малыш?
- Да,- выдохнул он со всхлипом.
- Ешики... В дверь налево, потом лестница на третий этаж. Там
комната триста тридцать три. Беги, малыш, беги, пока светит
луна... [Ибо Луна есть Солнце мертвых...- Я.С., В.С.]
Оглушающий звон опустился на него... Нет, это опять звенит в
наушнике! Ежики бросил трубку. Метнулся... Дверь налево...
О, как мчался он по лестнице, по коридору, сквозь полосы бью-
щей в окна луны! Он рвал эти полосы ногами и грудью, рвал воздух,
рвал расстояние!.. Но где же хоть одна дверь? Где?!
Наверно, здесь не третий этаж! Надо вверх!.. Какие-то ступени
в темноте, круглый поворот стен, пол идет наклонно все выше,
опять поворот... Прогудел под ногами металл невидимого решетчато-
го трапа над пустотой. Потом - р-раз! - и пустота эта ухнула,
раскрылась впереди, сжала грудь. [Еще одна смерть-в-смерти -
Я.С., В.С.]
Нет, он упал не глубоко, с высоты не больше метра. И не на
камни, на упругий пластик. Вскочил. Было пусто, темно, гулко.
Лишь далеко где-то сочился лунный свет.
Куда бежать?
И тогда Ежики закричал в горе и отчаянье:
- Мама, где я?! Щелкнуло в темноте. Мягкий мужской голос (яв-
но из динамика) сказал:
- Что случилось?
- Где третий этаж?!
- Здесь третий этаж. [Представьте себе этот диалог! - Я.С.,
В.С.]
Пустота налилась розоватым светом. Круглый вестибюль и двери,
двери, двери... Над одной бьются, пульсируют стеклянные жил-
ки-цифры: 333. [Ох, а не умножить ли на 2?..- Я.С., В.С.]
Ежики задохнулся опять, от стремительного разбега ударился о
дверь, откинул ее...
В белой комнате за черным столом сидели Кантор, незнакомый че-
ловек и доктор Клан.
Темно стало.
Ничего не стало..."
Страшно, а?.. Нам, признаемся сразу, стало страшно. И мы, пе-
ребивая друг друга, стали вспоминать, что же было дальше с
мальчишкой Ежики (и потом гасить на ночь свет не хотелось...)
Итак:
"Он оттолкнул велосипед и побежал. Навстречу! Хотел закричать.
Но мгновенно и безжалостно вспыхнули, накатили, облили горячим
светом огни летящего поезда. И Ежики в тоске понял: все, что сей-
час было,- лишь мгновенный сон, последнее видение перед ударом.
Позади - туннель, впереди - ничто. И сжался в черный комок...
...Но не было удара. Вспышка сама оказалась мгновенным сном.
Последним эхом прежних бед. Ежики открыл глаза."
Другая, столь же, если не более, характерная вещь - "Самолет
по имени Сережка". Мы вынужденно оставляем вне поля нашего зре-
ния вопросы о магии, о преобразовании христианства в язычество, о
соотношении реальности и фантазии в этой и других повестях. Огра-
ничимся лишь заявленной темой...
Итак: мальчик-калека Ромка одинок. Он, мечтая о друге и спут-
нике, посылает бумажный самолетик с рисунком - "вечернее небо,
оранжевое солнце на горизонте, и дорога, по которой идут двое
мальчишек" (идут, заметьте, на закат...). Самолетик, как выяс-
няется, залетает в некие Безлюдные Пространства, после чего к
Ромке приходит Сережка - странный парнишка, учившийся в магичес-
кой школе, умеющий ходить в "иные" пространства, запросто пешком
гулять по облакам, а также превращаться в самолет, но настойчиво
и даже навязчиво повторяющий при всяком удобном случае: "Я -
просто Сережка Сидоров, безо всяких талантов, обыкновенный
мальчишка..."
Обыкновенный-то обыкновенный, но, по его же словам, он приду-
ман Ромкой (и в то же время реален); он учит Ромку всему, что
умеет сам; он, главное, исцеляет Ромку (помните, как исцелился
Сухарик Львиное Сердце в повести А.Линдгрен?). Причем для исцеле-
ния необходимо пройти ситуацию смерти (вернее, приближения к
ней). Такое "исцеление смертью" происходит дважды, во "второй", а
затем в "подлинной" реальности.
И тут мы подходим к вопросу о средствах перехода за черту жиз-
ни. Одно из них известно человечеству со времен Харона [Это нача-
лось у ВПК еще с "Летчика для особых поручений" - помните, Зеле-
ный Билет покупался за "все деньги, что есть в карманах" - в дан-
ном случае... три копейки.- Я.С., В.С.]: монетка. В данном слу-
чае это особая, ритуальная, магическая монетка, с девизом (см.
выше) - "Через границу шагай смело..." На аверсе - номинал, де-
сять "колосков", а на реверсе - мальчишеский профиль. И это не
просто профиль: это - лик Первого Хранителя, Юхана-Трубача, по-
гибшего в незапамятные времена - но в то же время это мальчик
Юкки, который ходит по всем временам и пространствам, открывая
Дорогу (да-да, ту, по которой можно попасть в... иной мир) сот-
ням мальчишек, подобно своеобразному детскому Харону. И идет Юкки
навстречу своей героической гибели, о которой, безусловно, прек-
расно знает, ведь он - крупнейший знаток путей Кристалла...
...Прочие средства отличаются от талисмана-монетки тем, что
они - это действительно транспортные средства: корабли, самолеты
и прочее. Из кораблей первым был пароход-вездеход из "Летчика для
особых поручений" (таким летчиком-перевозчиком становятся и Се-
режка, и, затем - Ромка). Но самолет - более часто встречающийся
камуфляж античной ладьи. (Вспомним, кстати, самолетик лоцмана
Сашки из "Я иду встречать брата", летающий Нил Березкин из "Сине-
го города...") Промежуточное средство - летающий (!) клипер "Кре-
чет".
Есть также поезд: тот самый, всеми любимый до станции Мост,
туристский тихоходик "Пилигрим", поезд до Реттерхальма, ва-
гон-"курятник"...
Наконец, ладья, как она есть, встречается дважды: на лодке ве-
зут обоих мальчиков из "Детей Синего Фламинго" на остров Двид, и
Черный Виндсерфер готовится везти писателя Решилова уж совсем
буквально на тот свет. Но этот эпизод надо дать документально,- а
вы читайте и понимайте... и извините за длинную цитату, иначе
нельзя.
"В комнате я достал из портфеля холщовую сумку с лямкой через
плечо, уложил в нее несколько книг, которые возил с собой. В том
числе и "Плутонию". И снова вышел из дома. [Не какую-то книгу, а
книгу о подземном мире, мире Плутона - Я.С., В.С.]
...Когда куранты пробили половину двенадцатого, я оказался на
том месте, где днем распрощался с Сашкой. У широкого гранитного
парапета. Здесь огни светились редко, было безлюдно и тихо,
только из "Объятий осьминога" доносилась песенка:
И парус, и парус, и парус,
Как призрак уйдет в темноту...
"Ну и уйдет. Пора..."
Я пошел сперва по набережной, а потом уверенно свернул в неос-
вещенный переулок. Он полого спускался к воде, пахло сырым пес-
ком и водорослями. Я знал, что справа яхт-клуб, слева судоремон-
тные мастерские. Остались позади последние неяркие окошки, потя-
нулись по сторонам теплые каменные заборы. Сильно трещали ночные
кузнечики. [Кузнечик имеет для ВПК особое значение. Кузнечики
трещат в последней фразе "Заставы..." - в рае Ежики; желтые мон-
стры-кузнечики играют важную роль (в том числе роль перевозчиков)
в "Дырчатой Луне" - Я.С., В.С.] От этого треска, темноты, горько-
ватого запаха мелких береговых ромашек плавно закружило голову.
Но не болезненно, не тревожно. И я знал, что успею.
Впереди не светилось уже ни искорки, но я помнил дорогу. Мало
того, я даже видел в темноте. Я вышел на кремнистую, с редкими
травинками, площадку. Справа дышал теплой влагой простор бухты,
слева стоял похожий на склад сарай. Но мне было известно, что это
не склад и не сарай, а магазин старых книг.
Не светилось ни единой щели, но я решительно постучал в доща-
тую дверь. И ждал недолго. Раздались шаги, дверь отошла. Встал на
пороге человек со свечкой. Огонек освещал шкиперскую бородку и
морщинистый лоб над впадинами глаз. [Да-да... впадины... а о све-
чах - чуть ниже...- Я.С., В.С.]
- Капитан,- сказал я,- времени у меня мало. Я хочу оставить
вам несколько книг. Подарить...- И протянул сумку. [Плата за
проезд - Я.С., В.С.]
- Хорошо,- без удивления отозвался хозяин. И сумку взял.
- Только одну, "Плутонию", отдайте мальчику. Он обязательно
забежит к вам, я уверен. Его зовут Сашка...
- Я знаю,- сказал хозяин лавки. Он все ниже опускал свечу, и
лица его я уже не видел.
- Ну... вот и все. А говорить ему ничего не надо.
- Я понял, Игорь Петрович,- совсем негромко произнес хозяин.-
Я все сделаю, не волнуйтесь. Прощайте...- И дунул на свечу.
Я стал спускаться по деревянной, широкой, как терраса, лестни-
це и чувствовал, что хозяин смотрит вслед. Это тихо радовало ме-
ня. Хорошо, когда в такие минуты кто-то смотрит вслед...
Ни на берегу, ни на воде не было ни единого огонька. Возможно,
центр города скрылся за мысом, но все же не может бухта быть без
сигналов. А тут - ни маяка, ни мачтовых фонариков... Но это не
удивило меня. Я знал, что ТАК И ДОЛЖНО БЫТЬ. Словно когда-то уже
было такое. [И ведь было.- Я.С., В.С.]
Сплошная теплая чернота лежала над землей и над морем. В ней
дул мягкий ветер. И я ощущал, видел внутренним зрением, как в
этом ласковом, нестрашном мраке скользят недалеко от берега бес-
шумные паруса виндсерферов, а чуть подальше развернул марсели и
брамсели и ходит короткими галсами учебный бриг. Бег огней, без
слышимых команд... [Флот капитана Харона.- Я.С., В.С.]
И еще я знал, что у причала, на который сейчас приду, качает-
ся виндсерфер с черным неразличимым парусом.
Как правило, мачта и парус виндсерфера лежат на доске, пока
владелец не встанет на верткую палубу и не поднимет парусину за
гибкий гик-уишбон. Но у этого, моего виндсерфера мачта уже стоит
- как на яхте. И палуба лишь слегка заколеблется, когда я ступлю
на нее. Потому что это МОЙ виндсерфер, он ждет меня всю жизнь.
Я возьмусь за пластиковую дугу, подтяну лавсановое черное кры-
ло паруса, ветер мягко выгнет его, а я откинусь назад, чтобы
уравновесить упругую силу. Узкий корпус оторвется от причала и
заскользит, срезая круглым носом гребешки, которые чуть светятся
во мраке. Теплые брызги ударят по рукам и по лицу. И скоро в мяг-
кой, обнимающей меня тьме волны эти станут сильнее, доска побе-
жит со склона на склон, и я, никогда не ходивший на виндсерфере,
инстинктом угадаю секрет управления и сольюсь в этом движении с
черным ласковым ветром и плавными ритмами волн... Я засмеюсь,
когда вставшие навстречу всплески слизнут с меня лишнюю одежду,
сделают меня маленьким, ловким, гибким. И обнимут меня, десяти-
летнего, закружат и укроют в усыпляющей, нестрашной, никому не-
доступной мгле...
А что будет потом?
Если что-то и будет вообще, то, пожалуй, лишь это: доска прит-
кнется когда-нибудь к берегу, а вдали засветится закатная полоса.
