сильный, самобытный автор, создавший умную и крайне небезынтересную книгу,
воздвигший мир, кое-в чем более интересный и сложный, нежели мир Толкина,
ибо Профессор, как ни крути, мифологист, а любой миф эмоционально схемати-
чен.
Неприятие иными фэнами и писателями дилогии "Кольцо Тьмы", думаю, про-
диктовано либо дешевым снобизмом ("Фи, на что замахнулся!"), либо заведо-
мым, жлобским недоверием к человеку ("Ишь, кого продолжает, смерд!"). Пер-
вое - попросту неумно. Пользуясь случаем, приношу извинения Николаю Дании-
ловичу: и сам грешил, долго откладывая на потом прочтение "КЦ". Что ж, не
люблю жанр "продолжений", даже свободных, не доверяю им - и рад, что в дан-
ном случае ошибся. Что же до "как посмел Самого продолжать" - то авторы по-
добных сентенций пусть вспомнят историю с "Отягощенными Злом"... и нишкнут.
Основным доводом в пользу того, что "КЦ" вещь талантливая и заслужи-
вающая внимания является, по моему мнению, сама несостоятельность критики в
его адрес со стороны профессионалов. И это при том, что редакторами "Двух-
сот" были, несомненно, отобраны лучшие из критических материалов!
Я, естественно, говорю не о вздорной, злой и откровенно глупенькой
статейке Н.Резановой. Отнюдь! Критикесса оказалась настолько недобросовес-
тна, что опровергать ее - труд невеликий и малопочтенный, все равно, как
ударить "Дауна". Сам Николай Даниилович прилюдно и пребольно посек сию да-
му. И поделом.
Иное дело - статья Переслегина. Я убежден, что Сергей - не столько да-
же критик, сколько блистательный литературовед-социокультуролог. Его ана-
лиз текста, как правило, полон и всеобъемлющ, а в силу этого - достаточно
пространен. Обычно. Но не в данном случае.
Здесь Сергей краток. Ясно, что романом он не очарован. Но система до-
казательств тут много слабее, нежели в любой другой его работе. Подчас да-
же создается ощущение эдакой "арбитмановщинки": подмены довода и аргумента
хлесткой фразой и удачным образом. Просматривается некоторая изначальная
заданность позиции рецензента. Впрочем, Переслегин достаточно профессиона-
лен и честен, чтобы не дать субъективности возобладать. И в результате -
заметка его, вопреки обыкновению, коротка, почти бездоказательна и написа-
на, как говорится, "без души".
Но задумаемся: если уж ПЕРЕСЛЕГИН не смог убедительно доказать, что
книга нехороша, то нельзя не признать, что мы действительно имеем дело с
Явлением в нашей литературе...
2. ПРОБЛЕМА "СТРАННИКА"
"Двести-А", в первую очередь - исчерпывающий монолог Славы Логинова,
во многом закрыл эту тему. Да, безусловно, "карманная премия", учреждена
конкретным спонсором в интересах конкретного лица при опоре на авторитет
конкретного же кружка. И, разумеется, ни грана общего с "Небьюлой", ибо та
присуждается ШИРОКИМ кругом профессионалов и отнюдь не на деньги щедрого,
но и своенравного спонсора.
В общем-то, платящий деньги, вправе распоряжаться, да! Но ведь жюри
"Странника", вполне сознавая ущербность "кулуарной премийки", немногим от-
личающейся от давних молодогвардейских и нынешних никитинских самонагражде-
ний, попробовало освятить цацку ореолом "Сидоркона", неявно подписав к меж-
дусобойчику тех, для кого ЛЮБОВЬ К ФАНТАСТИКЕ стала уже и самой жизнью. По-
добных вещей нормальный человек не прощает. Отсюда и шквал неприятия.
Но! Гораздо страшнее - другое!
Отстаивая "корпоративный", а точнее - клановый, престиж, на защиту
сомнительной премии встали люди, упрекнуть которых в отсутствии ума или по-
рядочности не поднимется язык ни у кого. Это отличные ребята, чистые, чес-
тные, талантливые. Но раздался сигнал: "Наших бьют!" - и вот они уже взле-
тают в седла, готовые рубить без пощады. А кого рубить? За дело ли? - воп-
росы излишни.
И невнятность цели добавляет гнильцы в средства.
К примеру, умный и ироничный Миша Успенский, пытаясь доказывать недо-
казуемое, поневоле и сам того не желая, прибегает к передергиваниям. И вер-
но. Ведь недоказуемое, не передергивая, не докажешь.
ЦИТИРУЮ: "Как мы назовем автора, которого не интересует мнение читате-
лей? - спрашивает Бережной. Да как угодно. Сократ, не написавший ни строч-
ки. Рембо, забывший свои стихи. Кафка, завещавший сжечь все, им
написанное..." ("Двести-А", с.41)
Там Михаилом помянуты еще Хлебников с наволочкой стихов и нынешние
постмодернисты. Что до Хлебникова, так использование наволочки в качестве
портфеля говорит разве что о специфике характера поэта, о равнодушии к бла-
гам, об отсутствии портфеля, наконец, но никак не о безразличии к мнению
читателей. А нынешние постмодернисты... ну, знаете ли, пена сойдет, а чита-
тель останется. И болт, тем паче анкерный, ему в хозяйстве пригодится зна-
чительно больше, нежели вся эта кратковременно-модная постмодернистская га-
лиматья.
А вот насчет остального... Есть смысл подумать!
а). СОКРАТ. Да, не написал ни строчки. Во-первых, писателем он не был.
Был философом, был педагогом-перипатетиком - из тех, кто обучал, неспешно
прогуливаясь. Как правило, у таких есть ученики, запоминающие мысли настав-
ника и уже после, по памяти, записывающие. Иисус из Назарета, собственно,
тоже не написал ни строчки - ученики постарались. Ибо в данном случае слу-
шатель идентичен читателю. А кто посмеет утверждать, что Сократу безразлич-
но было мнение Ксенофонта и Платона? Что Назаретянину плевать было на мне-
ние апостолов?..
б). РЕМБО. Да, забыл свои стихи. Но ведь забыл-то, уйдя с головой в
коммерцию, забросив грехи молодости и даже стесняясь их. Зачем удачливому
работорговцу (лоточнику, акционеру и пр.) помнить свои стишки, не принес-
шие ему ни су? Зрелому Рембо-негоцианту читатель, действительно, был на фиг
не нужен, он плюнул на него, как и на собственную поэзию. Но готов ли
кто-нибудь из потенциальных лауреатов "Странника" открыто признать: да, не
интересно мне мнение читателей, поскольку я ушел в лоточную торговлю и до
фени мне всяческая писанина, коей раньше баловался по глупости да по моло-
дости?..
в). КАФКА. Да, завещал сжечь. Но! - именно потому, что усомнился пе-
ред смертью в их уровне и заподозрил, умирая (зря, конечно!), что читатель
не поймет. Зачем же сравнивать эту гипертрофированную деликатность и уваже-
ние к читательскому мнению с самодовольной псевдоэлитарщиной, декларируе-
мой А.Столяровым?.. Не думаю, что А.М. способен заявить: сожгите, друзья,
мой двухтомник, ибо кажется мне, что все написанное мною - дерьмо. Нет-с,
никак не способен...
Такова аргументация Успенского. Еще дальше идет Эдик Геворкян: "Никто
ведь не мешал, - пишет он, - учредить еще пару, а то и десяток призов. За-
чем же навязывать свое мнение писателям, решившим скромно поучаствовать на
этом празднике жизни?" ("Двести-А", с.43).
Разумно. И страшно. Потому что не писатели "решили", а спонсор с пре-
мией нашелся. Для узенького, пусть и достойного кружка. Но ведь пьянка в
одной отдельно взятой квартире не есть праздник всего человечества; в дан-
ном случае, не фэны НАВЯЗЫВАЮТ ПИСАТЕЛЯМ своем мнение, а как раз ГРУППА
ПИСАТЕЛЕЙ НАВЯЗЫВАЕТ фэнам свое мнение, буквально заставляя их - не мытьем,
так катаньем - а соучаствовать (хотя бы присутствием в зале) в процедуре.
Естественно, люди протестуют. Ибо не хотят быть тупым стадом, имеющим пра-
во лишь на поддакивание и подблеивание непостижимо-высоким решениям мэтров.
Эх, "Странник", "Странник"... сколько же славных, милых, талантливых
людей повязал ты по рукам и ногам, втравил в бестолковую драчку за честь
деревянного, неумелым столяром сработанного бушлатика...
Но даже и это не все!
В защиту "Странника" выступают ТОЛЬКО члены жюри. И в череде их аргу-
ментов нет-нет да и мелькнет гаденькая мысль: бранят, ибо завидуют. И вот
уже порядочнейший Лазарчук собирается не подавать Щеголеву руки за то, что
посмел Щеголев свое суждение при себе не держать. И - апофеозом! - идет на-
мек на то, что всему виной интриги и "обиды писателей, волею судьбы оказав-
шихся вне клуба "Странников"..."
Обиды писателей? Ну-ну.
Я, Лев Вершинин, торжественно заявляю: приятно получать премии. Само-
любие они, конечно, чешут. Но если уж получать, то так, как получил я
"Еврокон-93", узнав об этом факте гораздо позже самого голосования. Не нуж-
но, коллеги, ни интриговать, ни хвалить себя. Достаточно попросту писать.
Умно, честно и ПОНЯТНО. Премии приложатся.
И, коль уж на то пошло, то есть нечто и превыше премий. Не был я ни-
когда, слава Богу, ни "драбантом", ни "семинаристом", и не сиживал в жюри.
Но когда мне, пацану с улицы, судьба подарила счастье знакомства с Арка-
дием Натанычем, я показал ему свои повести, и смел ли ждать, что они понра-
вятся ему? Мог ли я надеяться, что он сам, без просьбы (да и разве решился
бы я?) предложит написать предисловие? Не мог. А Он - предложил. И это бы-
ло честью, превыше всяких премий.
И я, удостоенный этой чести, просто не могу - даже желая того - зави-
довать лауреатам "Странника", ни уже состоявшимся (о великая честь!), ни
предполагаемым (о суровая неизбежность!). Хотя бы потому, что к заслугам,
скажем, Рыбакова или Лукина данная статуя ровно ничего не добавит; заслуги
эти и так известны. Как не подновит кусок бронзы поблекшую позолоту галу-
нов престарелого вундеркинда, вечного "драбанта" при известной Персоне. И,
вовсе уж кстати, так ли велика принципиальная разница между "драбантами" и
солдатами иной Гвардии, допустим - Молодой и далеко не всегда - наполеонов-
ской?..
Субординация - она ведь, вообще-то, признак казармы. И фельдфебель,
рвущийся в Вольтеры - явление, увы, не новое для России.
3. ПРОБЛЕМА СОСТРАДАНИЯ
Но что же ХОРОШО и что такое ПЛОХО? В отличие от хрестоматийного кро-
хи, имевшего возможность получить точные указания от мудрого отца, так вот,
в отличие от Андрея Михайловича Столярова, я не знаю ответа. Но порассуж-
дать - могу.
Думаю, что принципиальное отличие русской (российской) литературы от
литературы западной кроется в том, что наша литература всегда была состра-
дающей, кричащей, зовущей на помощь и аппелирующей к Совести. Беллетристи-
ка же Европы - прежде всего анализ, размышление, формальный изыск и - не в
последнюю очередь - развлекательность. Иными словами: здесь - ДУША, там -
РАЗУМ.
Истоки, вероятно, в различии католического и православного мироощуще-
ния. Католическая схема: "Бог есть, ибо я РАЗУМОМ СОЗНАЮ, что его не может
не быть" (Фома Аквинский). Отсюда и рационализм. Не зря именно из католи-
ческих монастырей вышли естественные науки, и еретик Бруно старался поз-
нать Вселенную как раз в попытке приблизиться к постижению Бога. Ну, прав-
да, коллеги недопоняли...
Православная же схема: "Бог есть, ибо СЕРДЦЕМ ОЩУЩАЮ Его" (Сергей Ра-
донежский) породила тончайшую российскую философию, протянувшуюся из монас-
тырских келий на уровень быта и отраженную там в вечных вопросах: "Что де-
лать?" и "Кто виноват?".
Со-страдая и со-чувствуя развивалась российская литература; единой
болью болели и Аввакум Петров, и Михаил Булгакова, и Вячеслав Рыбаков. А
вот что категорически отвергалось ею, так это холодная, рационально-равно-
душная метода, лишенная эмоций, но стоящая на филигранном мастерстве.
Вот в чем суть противостояния, ПРОТИВОСТОЯНИЯ А.СТОЛЯРОВА РОССИЙСКОЙ
ЛИТЕРАТУРЕ, КАК ТАКОВОЙ, ее ценностям и целям. Живи А.М. где-нибудь в Евро-
пах, он, умелый цеховой мастер, был бы вполне на своем месте. Там, при дол-
жной сноровке и удаче, он - глядишь! - сумел бы добраться до одного ряда с
Джойсом или, скажем, Прустом, был бы читаем и чтим тремя-четырьмя тысячами
сверхэстетов, хвалим в томно элитарных кружках, увенчан спецпремиями для
