Станиславу Лему Нобелевской премии. Подошел автобус ненужного ей мар-
шрута, и Ольга услышала крик. Оглянулась. К ней бежал невысокий мужчи-
на в пальтишке, с тортом на вытянутых руках и с бутылкой водки в кар-
мане, за ним гнались два офицера милиции и кричали:
- Задержите его, задержите!
Близорукая Ольга конечно не хотела вмешиваться в погоню за преступ-
ником, но человек с тортом был так похож на Чикатило, что Ольга
все-таки исполнила свой гражданский долг - подставила ему ножку. Прес-
тупник упал прямо в грязь, где шляпа, где ноги, где торт - можно себе
представить. Подбежавшие милиционеры дико взглянули на Ольгу и успели
вскочить в отходящий автобус.
Автобус уехал.
Ольга осталась наедине с мужчиной.
2. КИЕВСКИЙ ТОРТ
Ольга осталась наедине с мужчиной.
Мужчина был такой же близорукий. Одной рукой он искал в луже свои
очки, со второй облизывал размазанный "Киевский торт". Ольге было
очень неудобно, очень смешно и очень страшно - мужчина вполне имел
право дать ей пощечину за такие дела, а удрать от мужчины с двумя пол-
ными сумками не было никакой возможности. Наконец мужчина нашел очки,
выбрался из лужи и, сжимая кулаки, посмотрел на Ольгу. Конечно, это
был не Чикатило, но Ольге он поразительно напоминал кого-то.
- Пся крёв!!! - грубо по-польски выругался мужчина, и Ольга с ужа-
сом узнала в нем самого Станислава Лема, нобелевского лауреата, на
встречу с которым она направлялась в Дом Писателей с двумя хозяйствен-
ными сумками, в которых была всякая всячина для а-ля фуршета - тот же
"Киевский торт", водка, закуска и так далее, - все это покупалось в
складчину между советскими фантастами по десять долларов с рыла. Ольга
начала извиняться и счищать с Лема остатки "Киевского торта". Оставим
Ольгу Ларионову наедине со Станиславом Лемом, и последуем за милицио-
нерами.
3. ВОЗВРАЩЕНИЕ МИЛИЦИОНЕРОВ
Эти милиционеры были не совсем чтобы милиционерами. Это были приез-
жие милиционеры - один из Москвы, другой из Минска, их звали Борис Ру-
денко и Юрий Брайдер, один - майор, другой - капитан милиции. Дело в
том, что они тоже писали фантастику и тоже спешили на Шпалерную-17,
чтобы принять участие в чествовании Станислава Лема, но случайно вско-
чили не в тот автобус. Упавшего в лужу пана Станислава они не узнали,
но женщина, подставившая ему ножку, показалась им знакомой...
- Вроде, тетка из наших... - сказал Руденко.
- Похожа на Людмилу Козинец, - согласился Брайдер.- Зачем она под-
ставила ему ножку?
- Но ты же сам кричал ей: "Задержите, задержите!"
- Ты тоже кричал.
- Я имел в виду "Задержать автобус".
- Я тоже имел в виду автобус.
- Значит, она нас не так поняла. Нет, это не Людмила Козинец. Люд-
милу я хорошо знаю. Это Ариадна Громова.
Так они гадали и не замечали, что едут не на Шпалерную-17, а де-
лают круг на конечной остановке и возвращаются обратно - туда, где ос-
тались Лем и Ларионова.
4. ПАН СТАНИСЛАВ
Лем, как известно, по происхождению никакой не поляк, а наш львов-
ский еврей, похожий на одессита Бабеля или на Романа Подольного. Поэ-
тому Ольга моментально нашла с ним общий язык...
И так далее.
Итак: написано три главы, начата четвертая. С этого момента "Обер-
хам", если захочет, может продолжать нескончаемый фантастический ро-
ман о нобелевском лауреате Станиславе Леме, о фантастах, о фенах, о
фантастике и так далее. Темп, тон, ритм заданы в этих коротких главах.
Два непременных условия: бог в животе и чувства добрые. Да, забыл про
художественность! Художественность обязательна! Время действия - анох-
роническое. Сюжетные направления - разнообразные. Три небольшие глав-
ки от каждого автора - работа небольшая. После окончания романа все
соавторы получают призы "Оберхама" - например, опечатанную ориги-
нальной сургучной печатью бутылку водки с принтерной наклейкой в виде
именного диплома. Роман первопубликуется в "Оберхаме". Редакция "Обер-
хама" осуществляет контакты с соавторами, утрясает, направляет, орга-
низовывает творческий процесс, очередность и т.д. Предлагаю пригла-
сить _всех_ писателей-фантастов, с которыми "Оберхам" имеет контакты и
которым симпатизирует. Предлагаю также пригласить пишущих ребят из
фэндома - Бережного, Черткова, Казакова, доктора Каца, других. (Кста-
ти, кто такой доктор Кац? Папа Ромы Арбитмана?.. Шучу, шучу, я знаю
кто это. Это псевдоним Абрама Терца).
Те, кто не согласятся, естественно, останутся как и были "хорошими
писателями и хорошими людьми".
Если идея реализуется, то для окончательной редактуры-подгонки-шли-
фовки-концовки текст буриме передать одному из авторов. Хотя бы и мне.
Можно и не мне.
Номинационная комиссия буриме - Бережной, Николаев, Штерн -
(зиц-председатель). Да, пригласите в номинационную комиссию Вадима Ка-
закова, обязательно! У нас будет строго, у нас вкалывать надо без вся-
ких премий, ему понравится.
Оценили идею? Чем драться, лучше сообща буриме написать - там все и
выясним.
Жму руку! Ваш
Штерн
18 июля 1994 года,
Киев
БЕСЕДЫ ПРИ СВЕЧАХ
ПЕЙЗАЖ ПОСЛЕ БИТВЫ
(C) Андрей Столяров, 1994
АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Борис Натанович! Ситуация в российской фан-
тастике просто катастрофическая. Несколько лет назад мощный по-
ток англо-американской литературы - в основном плохо изданной и
еще хуже переведенной - смел буквально все. Все погребено, все,
что было у нас, уничтожено. Читатель российской литературы не
знает. Как вы полагаете, можно ли в такой ситуации говорить о ка-
ком-то существовании отечественной фантастики?
БОРИС СТРУГАЦКИЙ: За те 30 - 35 лет, которые прошли с тех пор,
как я впервые вообще задумался над положением дел в тогдашней со-
ветской, а ныне российской фантастике, мне приходится отвечать на
этот вопрос не в первый раз. Уже неоднократно говорилось и о кри-
зисе нашей фантастики, и о катастрофе, которая с ней произошла, и
о бесперспективности фантастики в целом. Я с этим и раньше не был
согласен, не согласен я с этим и сейчас. Я всегда говорил: рос-
сийская фантастика существует и имеет перспективу до тех пор, по-
ка живут и здравствуют талантливые российские фантасты. Слава Бо-
гу, они всегда у нас были, слава Богу, они есть у нас и теперь.
Поэтому ни о какой катастрофе в российской фантастике и речи быть
не может. Тот процесс, который вы так красочно описали, действи-
тельно имеет место. И действительно российским фантастам сейчас
очень трудно публиковаться. Когда писателям трудно писать - это
естественно. Это грустно, но это естественно. А вот когда им
трудно публиковаться - это уже не просто плохо, это неестествен-
но. Должен вам сказать, что российские фантасты находились в та-
ком положении всегда. Лет десять назад опубликовать по-настояще-
му талантливое произведение мешала цензура. Сегодня опубликовать
талантливое произведение нам мешает рыночная ситуация, когда воп-
рос об издании решают по сути дела коммерческие структуры. Имен-
но коммерческие структуры уверены в том, что они точно знают чи-
тательский спрос, именно они заявляют, что русскоязычную литера-
туру покупать и читать сейчас никто не будет, именно поэтому вал
названной вами англоязычной фантастики и захлестнул наши прилав-
ки. Между прочим, то обстоятельство, что вал этот возник и обру-
шился, имеет отнюдь не только отрицательную сторону. Не забывай-
те, что благодаря именно решительному вторжению рынка в книгоиз-
дательство наш читатель, наконец, познакомился с теми произведе-
ниями и с теми авторами, о которых он раньше знал только понас-
лышке и с которыми он встречался ранее только в самопальных, са-
миздатовских, зачастую бездарных "студенческих" переводах. А сей-
час мы познакомились наконец с Орвеллом, мы прочитали полного
Уиндема, мы знаем теперь неурезанного Шекли. Всего лишь десять
лет назад ни о чем подобном и мечтать не приходилось. Но, разу-
меется, нет добра без худа - это общий закон природы, и пос-
кольку, согласно Старджону, 90% всего на свете - дерьмо, то и 90%
публикуемой у нас сейчас, издаваемой и продаваемой англоязычной
фантастики - это явное барахло. Но зато и оставшиеся 10% чита-
тель имеет возможность получить и - читает. Конечно, положение
российского писателя сейчас не веселое. Однако же так было всег-
да. Надо потерпеть. У меня такое впечатление, что нынешний чита-
тель иностранщиной уже объелся. У меня такое впечатление, что
вот-вот должен наступить перелом, и книгоиздатели, наконец, пой-
мут, что англоязычная проза, основную массу которой составляет
явное барахло, уже надоела. И вот тогда наступит черед россий-
ских фантастов. Самое главное, чтобы были писатели и чтобы они не
прекращали работу. До тех пор, пока они существуют, до тех пор,
пока есть у нас Вячеслав Рыбаков и Андрей Столяров, пока пишут
Виктор Пелевин, Борис Штерн, Михаил Веллер и еще многие-многие
любимые мною, талантливые, сравнительно молодые наши писатели --
до тех пор российская фантастика жива.
АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Хорошо. Предположим, что российские фантасты
действительно существуют. Предположим, что они пишут новые книги.
Однако, у англо-американской литературы есть громадное преимущес-
тво перед нами: они много лет сознательно и интуитивно вырабаты-
вали способы написания таких произведений, которые нравятся мас-
совому читателю. Написание таких произведений технически не очень
трудно, их поэтому можно тиражировать в громадных количествах,
лишь немного варьируя идеи, сюжет, антураж. Это - массовый, не-
вообразимый поток. Российские же писатели никогда перед собой та-
кую задачу на ставили. Смогут ли они в нынешней ситуации - вот
то, что они делают, - конкурировать с американской фантастикой?
Даже, если российских авторов начнут печатать. Не захотят ли чи-
татели совершенно другого - именно того, чего хотят они во всем
мире? Русскоязычные авторы предлагают то, чего нет у других.
Однако, нужно ли это читателю?
БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Это интересный вопрос. Дело в том, что у
российских писателей, в том числе у фантастов, традиции россий-
ской литературы. Грубо говоря, всякий русский писатель, работая
за письменным столом, так сказать, сгорает, светя другим. Рабо-
тая и создавая новую вещь, он отдает ей себя целиком - все свои
чувства, все свои страхи, все свои радости, надежды и страсти он
вкладывает в эту вещь. Для российского писателя характерно стрем-
ление создавать произведения, которые служат не просто и не
только чтивом, не просто и не только средством уйти от жизненных
проблем в обитель грез, не просто средством развеивания скуки, но
в какой-то степени и учебником жизни, и возбудителем сопережива-
ния читателя, и личной исповедью. Короче говоря, у российских пи-
сателей - я, разумеется, имею в виду серьезных российских писате-
лей - всегда была, есть и, я надеюсь, всегда будет некая сверхза-
дача. У них нет той коммерческой ловкости, которая так прекрасно
отработана даже у самых хороших иностранных авторов - в первую
очередь фантастов и детективщиков. У меня впечатление, что когда
западный автор работает над романом, он ставит перед собою, глав-
ным образом, одну задачу - прежде всего создать произведение ком-
мерческое. Это и хорошо, и плохо, как это часто бывает в жизни.
Это плохо, потому что сплошь и рядом в силу такой постановки за-
дачи из-под пера автора выходят произведения легковесные и желто-
ватые. Это хорошо, потому очень многие из их произведений стано-
