убитые. Его БМП сгорела. Я сейчас сгоняю туда, разведаю, и попробую
вытащить бойцов. Усиль огонь за канал. Если минут через пятнадцать не
вернусь — выручай.
— Понял, — кивнул Сергей и нахмурился.
Я побежал к своей машине, окликнул Якубова и приказал механику заводить
машину.
— Гурбон сейчас заскочим вон в тот проем, подберем раненых и, возможно,
трупы, затем выскакиваем обратно, если повезет. Я за пушкой, а ты садись
на место командира, управляй механиком.
Я подошел к механику и скомандовал:
— Васька, вначале едем к машине, что за дувалом. Понял меня?
— Так точно! — отозвался испуганный солдат. — А потом куда?
— Потом будет видно! Далее по обстановке. Я еще сам не знаю, доберемся ли
до цели. Быстро по местам!
Машина развернулась и резко рванула с места, круша на пути виноградник.
Едва мы миновали пролом, как я увидел силуэты «духов» в кустарнике.
Поворачиваю пушку влево — и огонь! Пушку вправо — и вновь огонь!
Разворачиваю башню назад! Огонь! Я стоял на сиденье, высунувшись из люка
(так обзор лучше), и крутил головой по сторонам, стреляя туда, где
появлялись «бородатые», откуда раздавались выстрелы. Вон она, наша
машина, впереди дымит! До нее метров пятьдесят. Кусты на мою бешеную
стрельбу откликались стонами и воплями раненых врагов. Механик гнал
машину, не разбирая дороги, на предельной скорости. Минута — и мы возле
пожарища. Всего несколько мгновений, а кажется, целая вечность. Пару раз
я боковым зрением замечал, что гранаты врезались в землю, не попав по
гусеницам. Одна пролетела впереди машины, разминувшись с ней на доли
секунды.
Мы остановились возле горящей брони. Никого живого. Разбитые ящики,
порванные чехлы, вещевые мешки, стреляные гильзы и прочий мусор валялся
вокруг. Ни души. Гурбон заглянул в люки. Ни раненых, ни убитых. Ладно,
разберемся позже, где экипаж. Тут из-за дувала выбежал окровавленный и
перепуганный солдат.
— Помогите! — завопил раненый и бросился к нам.
Механик погнал машину к нему поближе. Якубов протянул бойцу руки и втащил
его на броню.
— Что там в развалинах происходит? — спросил я.
— Там засада. Я проскочил, а Ваську убили, — с тоской в голосе сказал
огненно-рыжий вихрастый солдатик.
— И чего ты бежишь? Где твой автомат? — продолжал я расспрашивать рыжего.
Спасенный растерянно оглянулся по сторонам, посмотрел на свои руки и
ничего не ответил.
— Военный, ты чей? Откуда? — тормошил я его.
Парнишка, плохо соображая, с трудом выдавил:
— Я из Подмосковья. Феклистов моя фамилия.
— На хрен мне твоя фамилия. Из какой ты роты? — рявкнул я на него.
— А-а-а! Сапер я, инженерно-саперная рота. Взводный нас прикрывал и
приказал прорываться. Он где-то там, за виноградником.
— Механик, — гаркнул я, — гони что есть духу к винограднику. Увидишь,
лежащих бойцов — тормози! Мы с Якубовым будем подбирать тела. Вперед!
Я продолжил стрельбу из пушки и пулемета, от моего огня крошились кромки
стен и прореживались заросли кустарника. Попадал ли я по мятежникам — не
известно, важно, что мы заставили некоторых из них замолчать. Кто-то
затаился, кто-то умер, кто-то отполз раненым. Когда БМП миновала высокий
глиняный дувал, взору открылась страшная картина. На пыльной дороге вдоль
колеи лежали три окровавленных тела. Механик остановился возле первого
трупа.
Сердце, казалось, колотилось с частотой ударов двести в минуту. Я нажал
на спуск в очередной раз, чтобы подавить огневые точки, но вначале
услышал щелчок — это кончились выстрелы к пушке, а затем второй щелчок —
больше нет патронов и в пулеметной ленте.
— Наводчик! Лента есть еще? — крикнул я, нагнувшись вовнутрь башни.
— Патронов нет, остались снаряды в левой ленте. Но пушку нужно
прокачать, — ответил мокрый от пота солдат.
— Ну, так прокачивай эту долбаную ленту! А то нам «духи» в задницу
что-нибудь, накачают! — рявкнул я.
Я расстрелял оставшиеся патроны последнего магазина по густой траве за
каналом и повесил автомат на люк. Теперь это бесполезная железяка.
Годится только для рукопашного боя. Но кто ж пойдет махаться автоматами?
Они нас расстреляют — и все дела.
— Гурбон, у тебя патроны есть? — с надеждой задал я вопрос сержанту.
— Нет. Магазины пустые, только гранаты остались.
— А у наводчика?
— Его патроны я тоже расстрелял, — виновато сказал сержант. — Я даже
«мухи» все выстрелил.
— Черт! Плохо! Механик! Прикрой нас. У тебя-то патроны остались?
Солдат кивнул в ответ, достал изнутри АКСУ и принялся палить по зарослям
кустарника. Эх, из этой пукалки только ворон пугать на огороде. Ну, да
ладно, что есть, то и есть.
Последние здравые мысли покинули мою голову. Остался только всеобъемлющий
липкий страх. И все-таки мозг продолжал работать в одном направлении:
собрать трупы и мчаться отсюда как можно быстрее и дальше.
Мы с сержантом спрыгнули с машины и подскочили к ближайшему телу. Это был
Орловский из взвода связи. Машинально я отметил пулевое отверстие возле
горла, рану в боку и перебитые ноги. Серый, пепельный цвет лица указывал
на наступление агонии. Вернее, быструю смерть. Я схватил его за руки,
Якубов за ноги, и мы бегом понесли его тело. Затолкнули труп в правый
десант и захлопнули люк. А, вот чуть дальше — второй. Та же операция и
бегом к люку. В этот момент из кустов бросился к машине оборванный,
окровавленный солдатик. Пули визжали и свистели вокруг. Они ударялись о
камни, падали в пыль, но не задевали никого из нас.
— Быстрее, братан! Запрыгивай! — скомандовал ему Гурбон, а я подтолкнул
его в спину, потянул за воротник и штанину, чтобы солдат оказался внутри
десантного отделения.
— На дороге еще убитый лежит, — всхлипнул солдат, обернувшись.
Черт! Я спрыгнул обратно, а боец захлопнул люк изнутри. С левого борта на
броню карабкался раненый офицер, которому помогал наводчик. Я заставил
себя броситься вновь навстречу опасности, метнувшись в колючую траву.
Действительно! Вот он, еще один солдат в окровавленном маскхалате. Я упал
рядом. Боец не двигается, не дышит. Значит, мертв.
Меня охватило бешенство. Столько погибших! Как глупо! Проклятые
полководцы, стратеги хреновы! Войти в этот ад практически без солдат! Я
оглянулся: и внутри все похолодело. Машина отъезжала. Гурбон влезал в
башню, а механик торопливо разворачивал БМП, сдавая кормой вправо. Вокруг
не оставалось никого из своих. Только мертвое остывающее тело незнакомого
солдата. Живые, конечно, рядом были. Но, это были враги — «духи», которые
принялись дружно и интенсивно поливать нас свинцом. Нас — это меня и
погибшего бойца. «Духи» бесились. Почему-то они никак не могли попасть.
Несколько пуль впились в покойного. Убили еще раз.… Эх, превратиться бы
сейчас в хамелеона и слиться с цветом почвы, чтобы стать незаметнее! Я
распластался на дороге и вжался в густую пыль. Лифчик оказался подо мной.
Теперь даже гранату не метнешь. Мое лицо упиралось в плечо и голову
трупа, но сам я, к счастью, пока был живой. Судорожно дышал и соображал,
каким образом выпутаться из этой ситуации. Надо как-то выбираться…
«Духи» продолжали бесноваться из-за того, что не могли никак меня
достать. Одна очередь вновь прошила лежащего бойца, другая пыльными
фонтанчиками вонзилась в обочину. Следующий «веер» из пуль сшиб ветки и
листву с наклоненной яблони. Стреляли трое или четверо с обеих сторон
этой широкой поляны. Возможно, их было больше.
Мне стало по-настоящему страшно. Я клял себя последними словами. На кой
черт я поехал на эту войну? На кой… я полез в эту трижды проклятую
«зеленку»? На кой… … … я оказался на этой убийственной поляне-ловушке и
теперь вот жду пулю в голову?
Видимо, несколько человек, подъезжая сюда, я скосил из пушки и пулемета,
раз они так вцепились в меня. Кровно обидел аборигенов. А может, и не
попал ни в кого, только нашумел и разворошил это осиное гнездо…
Долго лежать и выжидать было нельзя. Рано или поздно достанут. Добьют. Не
будут же постоянно попадать в этого парня. Пристреляются. Маскхалат,
конечно, немного спасает, но приглядятся и грохнут.
Я сделал над собой усилие воли и совершил кувырок и перекат в ближайшую
колею. О, чудо, там, где я лежал секунду назад, прошла длинная,
прицельная, злобная очередь. Стрелявший, видимо, сильно горячился — целый
магазин патронов расстрелял впустую. «Духи» перенесли огонь на мое новое
укрытие. Очередь, очередь, пара одиночных выстрелов. Твою мать! Я
выкрикнул в сторону зарослей несколько ругательств, сдобренных крепкими
матами, и сиганул в небольшую воронку. «Духи» прямо озверели. Свист пуль
усиливался. Неужели кроме меня стрельнуть некуда или не в кого? Я что,
одна цель во всем кишлаке?! Хотя если б знали, что мишень дважды к Герою
представляли, то, наверное, собралось бы еще человек двадцать, желающих
пострелять. Оркестр из автоматчиков играл блюз, переходящий в какофонию…
Все это произошло за минуту, которая тогда казалась мне вечностью. К моей
гордости, я не обделался. Возможно, просто не успел.
БМП уже мчалась к выходу из этой западни, и расстояние до нее
увеличивалось. Лежа в воронке, я достал гранату из нагрудника и швырнул
подальше, в сторону стреляющих из кустарника. «А теперь беги, беги, черт
тебя побери!» — скомандовал я сам себе. Заставить себя это сделать не
просто. Вскочить, подняться, мчаться из последних сил. Ямка кажется такой
спасительной и надежной! Если бы не выбрался тогда из нее — погиб бы,
наверняка. Не из автомата, так из гранатомета бы добили.
Я прыгал словно дикий зверь. Бросался то резко вперед, то вправо, то
влево, несколько раз падал и перекатывался. Зеленый маскхалат сделался
серым, грязным, порвался и лопнул в нескольких местах. Пулей устремился в
погоню за машиной и в несколько прыжков догнал ее. Догнать-то догнал, но
оба задних люка закрыты! Даже у стоящей бронемашины его открыть —
проблема! Дверь обычно удается отпереть ударом ноги по ручке. Рукой и на
ходу — не реально. Но ужас и стремление к жизни делали свое дело. О,
чудо! Резкий рывок за рукоятку — и тяжелая дверца распахнулась, едва не
сбив меня с ног. Она застопорилась в открытом положении, бултыхаясь и
покачиваясь в такт движению по ухабам. Я судорожно схватился за края люка
и забросил свое тело внутрь. О боже! Я упал на труп Орловского, что лежал
в этом десанте. Уф-ф-ф! Мое лицо касалось его лица, а живая щека терлась
о его мертвую и холодную. По броне барабанили пули, и некоторые, будто
злобные шмели, залетали в открытый люк, застревая где-то в глубине
машины. Броню подбрасывало на ямах и кочках, но механик гнал, не разбирая
дороги к спасительному повороту. Там было относительно спокойно. Там были
еще две бронемашины и главное — боеприпасы. Тяжело воевать при полном
отсутствии патронов! И без бойцов.
Мы за минуту домчались до Шкурдюка и, наконец, затормозили. Я выбрался из
люка, чихая и кашляя в клубах поднятой пыли.
— Никифорыч! Жив?! Что с тобой? Ты весь в крови! Куда тебя ранили? —
встревожился Серега, подбегая ко мне.
Я машинально попробовал стереть кровь с одежды, но сумел ее только
размазать. «Лифчик» и маскхалат от головы до пят были перепачканы кровью.
— Это не моя. Это Орловских, я на нем лежал в десанте. Сережка, в моей
машине нет боеприпасов, давай гони на своей машине в сторону кишлака! Там
убитый солдат на дороге, а где-то рядом, может быть, еще кто-нибудь
умирает! — скомандовал я. — Жми быстрее, но будь осторожнее! Лупят, гады,
с двух сторон. Пушка и пулемет пусть не смолкают. Ну, валяй, с богом!
Машина скрылась в клубах пыли, и чуть позже до нас доносились только
отголоски стрельбы. Минут через десять Серега вернулся. Когда Шкурдюк
соскочил с брони, взъерошенный как черт, я метнулся к нему с расспросами:
— Ну? Как добрался до солдата?
