В это мгновение за каналом разорвалась мощная авиабомба. Мы оба взглянули
в сторону взрыва, резко повернув головы. И в то место, где секунду назад
находились наши лица, вонзился большой осколок. Я потрогал его пальцем и
обжегся. Горячий, зараза! Вот она, смерть, совсем рядышком. Пронесло.
Посмотрим, какая ты…
Вынув из «лифчика» финку, выковырял металл из глиняной стены и подбросил
на ладони. Острые как бритва рваные края рассекли кожу на пальце. Черт!
Огрызается, падла. Обидно железке, что летела впустую, никого не
покалечив.
Саня посмотрел на осколок и попросил:
— Никифорыч, отдай мне. Увезу домой на память.
— Саша! Я и сам хочу его сохранить. Это ж надо, смерть пролетела в
считанных миллиметрах от нас! Представляешь, эта зараза попала бы в твой
греческий нос или в мой римский профиль. Моя физиономия бы треснула вмиг
и распалась бы на фрагменты, — задумчиво произнес я и положил «сувенир» в
карман нагрудника.
Поздно вечером Ошуев построил офицеров батальона, разведчиков, саперов и
хмуро поинтересовался:
— Кто был у второго и третьего поста? Кто когда-нибудь входил в
«Баграмку» с этой стороны?
Я поднял руку, вытянув вверх указательный палец, и огляделся по сторонам.
Все молчали, переминаясь с ноги, на ногув нерешительности.
— Я тоже там был, но до поста не дошел, — подал голос Афоня.
И только! Остальные или совсем молодые офицеры, или те, кому не довелось
воевать в этом месте. Ну, дела!
— Н-да, ситуация, — растерялся командир полка Головлев.
— Выдвигаемся колонной. Впереди танк с тралом, затем еще танк. Далее
вторая рота и разведка, — принялся ставить задачи Ошуев. — Пройдете
полкилометра и закрепляйтесь. У входа в кишлак размещается минометная
батарея. «Васильки» задействовать на полную катушку! Ваш участок первые
сто пятьдесят метров. Следующие сто пятьдесят метров — оборона танковой
роты. Дальше сто метров за ней — гранатометный взвод АГС. За АГСом
выстраивается вторая рота и разведвзвод. Разведчики сопровождают
автоколонну до поста. Входим, разгружаемся и быстро обратно! Не
задерживаться. «Духи» наплевали на этот дурацкий договор о перемирии и
стянули сюда школу гранатометчиков. Они где-то на подходе. Завтра утром,
может, прорвемся, а через день точно не пропустят.
— Ростовцев, ты идешь старшим от батальона? — спросил командир полка.
— Нет, Чухвастов! — откликнулся я. — Я заменщик. Вообще туда идти и не
собирался.
На самом деле, что я там забыл? Чего там не видал? Сколько раз уже бывал,
виноградники топтал. Я почесал смущенно переносицу и пригладил
взъерошенные пыльные вихры.
— Никифор! Ты говоришь, заменщик, да? А я тогда кто? — рявкнул Герой. —
После ранения воюю и не выступаю. Я дважды заменщик, потому что второй
срок отвоевал! Иду и не отлыниваю!
— Да я и не выступаю, просто напоминаю о замене, — смутился я,
устыдившись.
Действительно, этот сумасшедший подполковник отвоевал четыре года и никак
не мог успокоиться. Даже после тяжелейшего ранения. Если бы на его месте
был кто-то другой, замкомандира или замполит полка, я еще бы поспорил. А
с Ошуевым спорить бесполезно. Герой! Придется топать в «джунгли».
— Я командую взводом АГС. Батальон ведет Чухвастов.
— А почему замкомбата руководит взводом? — удивился Ошуев.
— Ветишин по-прежнему числится на должности. Уедет после госпиталя в
Союз, вот тогда и пришлют смену. У меня на сто метров обороны лишь одна
машина. Маловато!
— Хорошо, возьми еще одну из второй роты. Разбирайтесь сами. Я вам, что
еще броню буду делить и расставлять? — возмутился начальник штаба полка.
Ага! Герой-то тоже нервничает! Беспокоится! И он домой хочет вернуться
без «цинкового бушлата», как и мы, простые смертные. Ну-ну…
Я вернулся к взводу и начал набирать гранаты и магазины в лифчик. Гурбон
Якубов вскрыл «цинки» с патронами. Надо готовиться сейчас, потом будет
поздно открывать и суетиться под огнем.
Ночь прошла спокойно. А с рассветом, когда мы начали собираться в путь, в
ужасе я обнаружил отсутствие амулета-номерка. «Убьют! Как пить дать,
сегодня убьют!» — подумал я обреченно. Может, не пойти, сказаться
больным? Два года номерок с шеи не снимал, а тут забыл и оставил в
комнате на тумбочке. Проклятье!
На мое удивление, колонна БМП вошла в кишлак легко и без стрельбы. Одну
машину я поставил наблюдать за тем, что творится за каналом, а пушку
другой направил на развалины в глубине виноградника. Через дорогу, чуть
правее, встал со своей броней Шкурдюк. Он приветливо помахал мне,
высунувшись из башни, и вновь нырнул внутрь.
Якубов разжег костер, насыпал в пустой «цинк» гороховую смесь, налил воды
и принялся варить суп. Молодчина, сержант. Его ничто не проймет.
Наверное, на пути к гильотине будет думать об оставленной на плите
кастрюле. Повар — он и есть повар, даже в Афгане.
— Гурбон, пострелять не желаешь? — усмехнулся я, проходя мимо
импровизированной столовой.
Сержант разложил на пустых перевернутых снарядных ящиках крупы, соль,
приправы. Прокоптившийся чайник, кастрюльки, консервные банки, плошки,
тарелки. Чайхана, да и только! Якубов улыбнулся широкой добродушной
улыбкой. Толстые мясистые щеки растянулись и сморщились, а хитрые глаза
превратились в щелочки.
— Нет, товарищ старший лейтенант. Какой-такой война? Дембель через
неделю-другую! Хватит, навоевался! Вот сейчас шурпу буду делать.
Где-нибудь мясо найду, пальчики оближете! Вах, какой будет шурпа!
Объеденье. А стрелять… Вон молодые сейчас гранатомет наведут на кишлак,
теперь их очередь. Война — молодым.
— Ну, ладно, пойду воевать один, но берегись, если суп будет невкусным.
Пущу твою задницу на барабан! — Только я это произнес, как откуда-то из
дальних кустов раздалась автоматная очередь. Из-за канала принялись
палить многочисленные мятежники.
— Гурбон! Хватит кашеварить! К гранатомету! — рявкнул я и побежал, низко
пригибаясь к земле.
Похоже, жратва отменяется. «Духи» открыли стрельбу со всех сторон.
Количество их стрелков с каждой минутой увеличивалось. Шкурдюк влупил
очередь из пушки в виноградник, и один «дух», кажется, прекратил огонь. Я
расстрелял пару магазинов по другому автоматчику и вроде бы тоже зацепил.
Но вместо выбывших подтягивались все новые и новые силы. Мятежники
стреляли так плотно, что мне уже и головы было не поднять. Еще
чуть-чуть — и грохнут. Я перекатился от кочки, за которой прятался,
поближе к гусеницам БМП. Теперь с одной стороны тело прикрывали траки и
колеса. Хорошее укрытие. Но с другой стороны лежу — как на блюдечке. Из
башни высунулся Серега, что-то крикнул, махнул рукой и вновь скрылся из
вида. Я расстрелял последние два магазина и пополз к ящику за патронами.
Едва мое тело скрылось в канаве, как на том месте, откуда я вел бой
несколько секунд назад, разорвались две мины. Легли кучно. Хорошо
пристрелялись, «бородатые». Повезло!!! Словно почувствовал или внутренний
голос подсказал — пора уйти. Вот сволочи, убить решили такого хорошего
парня! Негодяи. А мне домой пора. Жить хочу!!! Бача, не стреляй в меня!
Метрах в десяти разорвалась граната, выпущенная из гранатомета.
— Мерзавец! Не хочешь по-хорошему, сейчас заряжу магазины и пристрелю
какую-нибудь сволочь! — громко прокричал я, обращаясь неизвестно к кому.
«Может быть, если попаду…», — добавил я уже мысленно.
Гурбонище молотил из автоматического гранатомета, а из кустов трещали
ответные очереди. Хорошо, что в нашем тылу нет гранатометчиков. Хотя,
какой к черту тыл? Тут со всех сторон фронт. Наши пушки и пулеметы
стреляли без умолку. Но и «духи» не снижали интенсивности огня. Одна
граната прожгла фальшборт Серегиной машины, еще одна попала в привязанный
к башне пустой ящик. Прошла бы чуть левее или правее — и отскребай
останки экипажа от башни.
Я вернулся обратно и залег в маленькой воронке, выбитой разрывом мины.
Осколки металла кололи тело сквозь маскхалат. Но, как известно, два раза
снаряд в одну воронку не падает. Перетерпим временные неудобства. Итак,
спереди «духи», сзади «духи». Что творится слева за дувалом, неизвестно.
Там лейтенант Ермохин тоже непрерывно молотит из пушки. Значит, и ему не
легко. Ну, что ж, будем снова стрелять, благо, патронов много. Я захватил
с собой в мешочке треть «цинка» патронной россыпи. Пальцы сбились и ныли
от непрерывного заряжания магазинов. Жаль, что нет заряжающего.
Крышка люка приоткрылась, в ней вновь показался Шкурдюк. Он издал вопль
радости и восхищения.
— Ник! Живой! Начальник мой дорогой! А я думал, что тебя разнесло на
куски. В клочья.
— Вот спасибо! Ну, ты мне и смерти пожелал, любезный! Скажешь тоже, в
клочья, — обиделся я.
— Так ведь мины упали туда, откуда ты стрелял! — пояснил Сергей свои
худшие предположения.
— Ага. Но только я тремя секундами раньше откатился в канаву. Уполз
магазины заряжать. Представляешь, как удачно закончились патроны! Если бы
последнюю очередь выпустил чуть позднее, то мы бы уже не смогли
разговаривать сейчас, — возбужденно крикнул я в ответ.
— Не чаял увидеть. Чудеса! Я уже доложил по связи, что ты погиб! Сейчас
сообщу, что ошибся. Или не надо? А то вдруг опять, второй раз,
докладывать придется? — пошутил Серега.
— Не придется. Не надейся. Мое место еще рано тебе занимать. Потерпи пару
месяцев.
— Договорились! — рассмеялся Шкурдюк.
Мы продолжили бой. Перестрелка не прекращалась и без нашего участия. Но
ведь мы — два офицера — были четвертью всех штыков на плацдарме.
Проклятый договор с «духами»! Чертовы бестолочи, удумавшие послать нас
сюда с техникой, но без солдат. Даже оборону по всему периметру не
занять. Твою мать! Быть может, это преднамеренное предательство?
Внезапно со страшным грохотом и лязгом из-за высокого дувала выскочила
горящая бронемашина. Она зацепила фальшбортом край глиняного забора,
завалив его. Задние люки были открыты и болтались туда-сюда в такт
движению. В правом отсеке лежало тело: одна нога без сапога торчала из
проема, а вторая была подогнута. Другой десант дымил, и оттуда вырывались
языки пламени. Огонь, кроме того, пылал на ящиках, разбросанных сверху.
За рычагами почему-то сидел Хмурцев. Лицо взводного было такого же цвета,
как и ярко-рыжая шевелюра. Вадик что-то прокричал мне и, не
останавливаясь, помчался дальше к выходу из «зеленки». Я на секунду
растерялся. Что ж там произошло, раз командир взвода управляет машиной
вместо механика и несется как ужаленный. И кто, черт подери, лежал
мертвый в десанте?!!
Через пару минут в проеме появились два связиста, которые бежали во весь
дух, догоняя взводного. Один из них на мгновение обернулся, послал
куда-то вдаль очередь и помчался дальше за бронемашиной.
— Стойте! — заорал я. — Куда бежите? Ко мне! Стоять, мудаки! Что за
паника!
— Там «духи»! Нас чуть не убили. Стреляют со всех сторон, окружают, —
сбивчиво принялся объяснять солдат. — Разведку зажали, они не прорвались.
— Какие «духи »? Позади дувала экипаж БМП вел бой! — изумился я.
— Нет. Она сожжена. Возле нее «бородатые». Бронемашина горит, наших
никого вокруг. Четверо проскочить не смогли, лежат на поляне.
— В смысле, лежат? Убитые, что ли?
— Вроде бы, — всхлипнул молодой солдатик и размазал слезы по грязным
щекам.
— Нужно выносить тела! — громко зарычал я на него.
Солдат в панике шарахнулся от меня в кусты. Черт возьми, он сейчас не
помощник! Повезло парнишке, но теперь он очумел от ужаса и не верит, что
остался жив, вырвался из ловушки. Обратно его не загнать. Я постучал по
башне прикладом автомата, вызывая Шкурдюка. Сергей спрыгнул на землю.
— Что случилось?
— Не знаю, но что-то страшное. Там, где был Ермохин, лежат раненые и
