пропыхтел Александров. — Палатка двухместная, рассчитана на меня и
ротного. Но, учитывая присутствие начальства в двух экземплярах, вроде и
на вас нужно место выделять. Я ее тащил, значит, точно буду в ней спать.
Ротного обижать нельзя, тебя тоже. Что делаем? Какой выход из ситуации?
А?
— Дрыхнуть втроем! Будем тесниться, — улыбнулся я. — Несправедливо
оставлять тебя, Афоня, на земле. Ведь тебе ее обратно еще предстоит
тащить.
— Ох, спасибо, благородный господин, товарищ старший лейтенант! Ваша
искренняя доброта меня тронула до глубины души. Что ж, бери шнур, я тяну
вправо, а ты — влево. Работаем быстро, не то промокнем до нитки, что-то
дождичек усиливается, — усмехнулся Александров.
Действительно, сырость, падающая с неба, стала превращаться в плотные
струи ливня. Острогин прекратил умничать с ориентированием на местности.
Он поспешно скомкал карту, засунул ее за голенище сапога и подбежал к нам
помогать устанавливать палатку. Насквозь промокнув, мы забрались в
укрытие и тут же начали дрожать от холодной сырости. Все было мокрым:
одежда, бушлаты, спальники, вещмешки, носки, обувь. Бр-р-р-р!
Солдаты растянули плащ-накидки над СПСами и прилагали усилия, чтобы не
утонуть в потоках воды. Лишь часовые, закутавшись в бушлаты, торчали на
постах, словно мокрые бугорки. Остальные сидели в укрытиях по двое или по
трое. Сопели, чихали и кашляли, жались в кучки, пытаясь согреться. Дождь
превратился в настоящий водопад, который обрушился на нас сверху. А снизу
поднимался густой туман — это испарялась влага. Повсюду вокруг нас
струилась вода, ручьями стекая между камней вниз. Круговорот воды в
природе…
Так под непрерывные звуки дождя прошли вечер, ночь, утро, день, ночь… Все
устали от сырости и холода. Еще вчера умирали, изнывая от жары, а сегодня
чахнем от холода и влаги. Туман и вода со всех сторон. Муки-мученья!
Дождь прекратился к концу третьего дня...
— Серега! Подъем! — заорал я, вылезая из палатки и сладко потягиваясь. —
Афоня! Хватит храпеть! Утро-то какое прекрасное!
Я сладко зевал и щурился. Земля вокруг парила, впервые за три дня
прогреваемая теплом. Дождь прекратился с рассветом, ветер разогнал тучи,
и к девяти утра началось пекло. Под лучами появившегося солнца солдаты
принялись сушить одежду, спальные мешки, греть ноющие кости.
— Эй вы, сонные тетери! Открывайте брату двери! Не спать! Не спать!
Завтракать! Совсем провоняли палатку за эти дни! Выползайте, гады! —
продолжал я орать и трясти прорезиненный полог.
— Сволочь! Мерзавец! — застонал Острогин. — Зачем мы только ему дали
кров? Зачем запустили эту змею в наше жилище?
— Ага! — поддержал зевающий Афоня. — Кормим, поим, греем своими телами,
не даем тощему замерзнуть. А в ответ — одни пакости. Если бы не мы,
дрожал бы на камнях, аки собака. А тут создали райские условия. Но он,
неблагодарный, изводит друзей.
— Вы мне не друзья! Вы враги! Храпите как африканские носороги ночь
напролет. Оба толстозадые, прямо в лепешку смяли с двух сторон. Сегодня,
Афоня, будет твоя очередь спать в центре.
— Почему моя?
— Потому что ты — самый младший по должности, — предупредил я возражения
лейтенанта.
— «Маленького» всякий обидеть норовит! — возмутился двухметровый
Афанасий. — А в кишлак кто из нас пойдет? Тоже я?
— Всенепременно! Возглавишь группу прочесывания. Ладно, составлю тебе
компанию. Чтоб не грустил! — усмехнулся я.
С восходом солнца проявило активность начальство. Штабы начали ставить
боевые задачи.
— Ну, вот, — оторвался от наушников Острогин, — один взвод оставляем тут,
а взвода Стропилина и Гундулина вниз — работать. Искать «Стингеры» и
другие зенитные комплексы. Кто найдет — тому орден!
— Пьем чай, едим, пока дождь вновь не хлынул, и отправляемся в путь! —
согласился я.
— Никифор! Я с пулеметами буду прикрывать сверху. Шагайте без меня.
Кто-то же должен обеспечивать руководство сверху. Этим и займусь! —
распорядился Острогин.
— Только не переусердствуй, командуя, не перенапрягись, — улыбнулся я. —
К нашему возвращению приготовь вкусный обед.
— Эй, нет, не обед, а ужин! До ужина не возвращаться! Рыскать,
разнюхивать и искать трофеи! Без результатов не приходить! — насмешливо
наставлял нас Сергей.
Я зашел в старый ветхий домишко. Он был ближайшим к нашему лагерю. Ветер
гонял по дворику пыль, солому и комочки помета. Всюду пахло козьим и
овечьим навозом. Этот запах въелся в стены, в камни, деревья и, наверное,
даже в каменные тела гор. Стояла такая тишина, как будто вокруг нет ни
войны, ни смерти, ни засад, ни нападений, ни бомбардировок. Жители ушли
задолго до прихода войск, унеся то, что представляло для них ценность.
Скрылись, отогнав скот и оставив «подарки» в виде мин-ловушек.
Саперы на тропе обнаружили пару растяжек, нашли «сюрприз» при входе в
жилище. Ребята вышибли тротиловым зарядом запертую каким-то образом
изнутри дверь, и вновь наступила тишина. Солдаты обшарили дом, но, не
найдя более ничего подозрительного, занялись приготовлением обеда. Они
развели костерок посреди вытоптанного дворика, пустив на растопку
плетенную из виноградной лозы и веток кровать. Циновки трещали,
разбрасывая во все стороны искры.
— Что собрались сварганить? — спросил я у сержанта-узбека.
— Хотим плов сварить. Нашли рис, вкусный рис.
Я махнул рукой в знак согласия и отправился побродить по пыльным
развалинам. Этим бы только пожрать. Впрочем, что для солдата может быть
важнее сна и еды? Только девчонки. На кой черт бойцам эта непонятная
война в чужой стране, во имя невнятных идей и целей. Как мы их не
убеждай, что не приди сюда Советская Армия, окопались бы тут американцы,
эта пропаганда звучит для них не убедительно. Да я и сам не верю, когда
эти байки рассказываю на политических занятиях. Мифы о братстве по
оружию, о строительстве народной демократии в центре Азии, о дружбе
простых афганцев с советскими воинами развеиваются в первые же месяцы
пребывания на этой земле. Ребятам главное — два года быстрее пролетели б!
И на дембель.
Я толкнул щупом калитку, ведущую в загон для скота, и вошел туда.
Спрессованный овечий помет слегка пружинил под ногами. Если тут оружие и
спрятано, то нужно поднимать эту вонючую массу. Неохота ковыряться, да и
вряд ли в навозе маскируют оружие. А впрочем, в дерьме живут, может, и
тайники в нем делают. На случай, если что-то спрятано в сарае под
соломой, ее, не проверяя, подожгли. Ничего не взорвалось. Так,
передвигаясь, из помещения в помещение, я медленно, не торопясь, обходил
сараи, домики, кошары, осторожно ощупывая и осматривая все подозрительное
под ногами. Ноги надо беречь! А то, что между них, еще более! Оглядываясь
по сторонам, словно турист в экзотической лавке древностей, я размышлял
об убогости здешнего быта, о том, как можно так жить в конце XX века. И
вдруг наткнулся в одном из сараев на «наскальный» рисунок. Чья-то детская
рука гвоздем или каким-то другим острым предметом нацарапала на стене
настоящую панораму боя. Тут был изображен танк, самолет и пушки. В центре
событий находился вертолет, из которого сыпались бомбы, ракеты, стрелял
пулемет. Внизу на земле лежали погибшие маленькие жители. Юный автор,
наверное, изображал детей. По вертолету стреляли пулеметы. От одной из
прочерченных очередей падал сбитый самолет.
Я отошел на пару шагов назад и, задумавшись, рассматривал панораму боя.
Вот он взгляд на войну с другой стороны. Черт! Полтора года назад,
молодым лейтенантом, приехал сюда за романтикой. Какую-никакую, но сделал
карьеру. А аборигенам от присутствия «шурави» только разрушения,
страдания, боль, смерть.
К черту! Скорее бы домой! С этим интернациональным долгом пора
заканчивать. Наивные иллюзии утрачены давно, но вот этот детский рисунок
как-то совсем подорвал веру в справедливость наших действий. Он словно
окончательно открыл мне глаза.
За спиной раздалось громкое сопение. Оглянувшись, я увидел лейтенанта
Стропилина и солдата с пулеметом наперевес.
— Стропилин, как тебе картина? — спросил я.
— Есть такая передача по телику — «Творчество народов мира». Там подобные
сюжеты часто показывают, — ответил взводный.
— Боеприпасы нашли? — поинтересовался я, прекратив размышления на
нравственные темы и перейдя к делу.
— Ага. Двадцать мин к миномету, ствол к пулемету и десяток цинков с
патронами.
— Не густо. Ну что ж, пошли пить чай, — сказал я, направившись к выходу.
За спиной раздалась очередь. Мгновенно обернувшись, я увидел, что
пулеметчик выпустил длинную, замысловатую, фигурную очередь по всей
стене.
— Дурила картонная! Ты зачем стрелял? Что этим изменишь? — возмутился я.
— А чего только они рисовать могут? Я тоже нарисовал...
…А изобразил ребенок правду. Авиация и артиллерия не разбирает, куда бьет
и в кого. С высоты полутора тысячи метров не понятно — дети внизу или
вооруженный мятежник. Люди кажутся песчинамми. А когда «Грады» стреляют
по «квадратам», то совсем непонятно, в кого попадут. Главная трагедия
войны — в гибели вот этих безвестных маленьких человечков. Жизнь детишек
обрывается не понятно зачем и почему. Или опять цель оправдывает
средства? Создавая общее благо для целого народа, можно не обращать
внимания на страдания отдельных индивидуумов? Даже если число жертв и
пострадавших сотни тысяч и миллионы? Загнать в счастливое будущее
пинками, штыком и прикладом, не считаясь с потерями на пути к этому
светлому будущему?
Устал я от этой войны, надоело все на хрен!...
Из-под ног Стропилина из норы выскочила лиса и, петляя между камней и
высохших коряг, метнулась вниз в ущелье.
Лейтенант (по кличке Жердь) сорвал с плеча автомат и расстрелял в
«чернобурку» весь рожок. Лисичке повезло: взводный бил неприцельно,
навскидку, и очереди прошли мимо.
— Эх, Стропилин, упустил самый ценный трофей боевой операции. Нам эти
мины и патроны душу слабо согреют. А попади ты в лису, то достался бы
твоей жене воротник, — усмехнулся я. — Целиться нужно, что ж ты очередями
от бедра пуляешь?
— Да, ладно. Пусть живет, — примирился с потерей добычи расстроенный
взводный.
До темноты солдаты вели поиски боеприпасов и оружия, но, более ничего не
найдя, возвратились.
Острогин встретил наш отряд кривой, недовольной гримасой.
— Ну, вы и поисковики! Разве это результаты? Несколько ржавых мин и
изношенный ствол. Вот разведка обнаружила рубиновые копи! Россыпи рубинов
валяются под ногами!
— И что они озолотились, обогатились? — усмехнулся я.
— В принципе, наверное, да, но не все, а отдельные высокопоставленные
разведчики. Роту в полном составе вывезли вертолетами, построили возле
штабных машин и раздели до носков. Что смогли, начальники конфисковали.
Армейское и дивизионное руководство теперь радуется трофеям. А что нашли
вы? Металлолом?
— А откуда ты о рубинах знаешь, сидя тут, вдали от этих событий? —
удивился я.
— Разведвзвод проходил через мою вершину. Жаловались, — ответил Острогин.
— Я стрелял в лису, но не попал, — вздохнул с досадой Жердь. — Не рубины,
но тоже кое-что.
— Эх, если б подстрелил... Не умеешь охотиться на лис, ищи слонов: по ним
не промажешь. Зачем я вас послал в долину? Чаи гонять? — продолжал
возмущаться ротный.
— Слушай, посылальщик, завтра я лягу возле палатки с радиостанцией, а ты
ходи со своими бойцами. Ищи рубины и лазуриты! — огрызнулся я. — Серж, ты
забываешься. Кто подчиненный? Совмещенный обед с ужином начальнику готов?
— Так точно! Товарищ старший лейтенант! — шутливо вытянулся в струнку
Сергей.
— То-то же! Смотри у меня! Корми давай.
— Кормлю. Предлагаю два блюда: вонючее овощное рагу и дрянной чай с
