Больше моей получки за месяц! Гляжу, а вдоль стены еще пятьдесят «бахил».
Чувствую, буду с богатой добычей. Взял у дневального штык-нож, расстелил
портянку и начал ковырять каблуки. Из каждого выпадали то «Seiko», то
«Rikoh», то «Orient». Я ощутил себя Рокфеллером! Набралось штук двадцать.
Интуиция мне подсказывает: «Хватит, Витя, угомонись, забирай часики и иди
спать!» А жадность не отпускает. Продолжаю конфискацию. В это время дверь
в казарму тихонько отворилась, и вошел Золотарев. От употребленного
алкоголя прямо светится. Запах вокруг распространился, как от винной
бочки. Уставился он своими поросячьими глазками на горку из часов и
засиял еще больше. «Бугрим! Славно поработал! Можешь быть свободен! Я сам
составлю протокол изъятия». Я остолбенел от этой наглости. Он портянку
свернул и направился с добычей на выход. Во мне ярость закипела. Вот это
хамство! Злость меня прямо распирает. Я взбеленился. Хватаю его за руку,
а он икнул и спокойненько так говорит: «Товарищ прапорщик. Я же сказал:
свободен! И забудь об этих часах!»
Хотел я съездить по его наглой роже, да тут в дверях появилась фигура
второго собутыльника. Особиста. Я разом сдулся, гонор умерил, и уже не
дергался. Золотарев показал добычу особисту, они радостно засмеялись и
вышли. Сволочи! Мне сантехник-спекулянт на следующий день доверительно
рассказал, что обменял этим алкашам одни «Seiko» на пять бутылок водки.
Целую неделю к нему являлся по ночам посыльный с часами. Мужик днем не
успевал свои запасы пополнять для них. А теперь Золотарев, помня сквозь
хмель, что я на него бросился с кулаками, вымещает зло.
— Не переживай, Виктор, мы найдем способ его обойти. Когда Золотарев
опять уйдет в запой, я подпишу наградной у Муссолини. Он ведь тоже
замполит полка.
* * *
— Комиссар! Хочешь рецепт вечной молодости? Ты его должен запомнить. Раз
собираешься прожить до девяноста семи лет. Не интересно ведь последние
лет сорок влачить жалкое существование дряхлым старикашкой? — с усмешкой
спросил комбат.
— Хочу рецепт! Кто ж не хочет. А какой?
— Я рассказываю один раз, а ты слушай внимательно и запоминай.
— Весь во внимании. Я одно сплошное большое ухо.
— Первое: никогда не кури! Второе: больше движения. Легкие занятия
физкультурой, плаванье, ходьба! Третье: много любви. Желательно каждый
день. И лучше, чтобы бабы и водка были раздельно. Не совмещай. Четвертое:
оптимизм. Будь веселей!
— Г-м-м. Тетки и водка раздельно? Не курить? Это ваш собственный рецепт,
вычитанный или украденный? — Я с сомнением оглядел испещренное глубокими
морщинами лицо комбата. — А вы не соответствуете своим тридцати пяти
годам. Я бы еще лет пятнадцать добавил! — усмехнулся я. — Василий
Иванович! Рецепты вечной молодости раздаете, а почему сами не
пользуетесь?
— Человек — существо слабое. Я слаб и легко поддаюсь соблазнам. Главное,
никак не могу баб и водку не совмещать. Ужасно люблю и то и другое. Много
и одновременно. А еще эта пагубная зависимость от никотина. Двести раз
бросал, максимум выдерживал неделю. Не получается.
— Сочувствую.
— Вот-вот, учись на опыте других и не повторяй чужих ошибок. Тогда и
проживешь до своей глубокой старости бодрым и здоровым.
Глава 15. Круговорот воды в природе
Очередная операция была назначена на начало марта, в Черных горах. Будь
они неладны! В этом горном массиве полтора года назад мы потеряли
несколько вертолетов. Погибло много пехотинцев и десантников. Сутки
батальоны безуспешно штурмовали мощный укрепрайон. Эх, черт! Неприятные
воспоминания.
Полк возглавлял выздоровевший Ошуев. С ума сойти! Никак не уймется
человек. Другой бы до замены в госпитале валялся и «косил» от боевых. А
этот сразу в полк и за работу. И не просто идет в рейд, на броне
покомандовать, а в горы!
Колонна техники остановилась в трех километрах от горной гряды на дороге,
а роты отправились ускоренным маршем на задачу. Первый же уступ был резко
вертикальным, градусов восемьдесят. Он представлял собой нерукотворную
стену с узкой тропкой. Гора круто вздымалась метров на триста. Как туда
занести пулеметы и минометы? Тропинка лишь слегка обозначалась следами
козьих копыт. Во многих местах путь обрывался, и двигаться нужно было,
подталкивая, придерживая и вытягивая товарища.
Ошуев скомандовал: «Привал!» Артиллерия и авиация, не экономя боезапасов,
стреляли по горам и ущельям, которые предстояло захватить. Конечно,
громко сказано — захватить. Полк должен постараться закрепиться и
осмотреть местность, затем прочесать окрестности, найти оружие и, уходя,
заминировать, что возможно.
Начальник штаба уточнил еще раз задачи подразделениям полка и в конце
концов распорядился:
— Оставить молодежь, что пришла в феврале из Союза. Кроме того, не брать
тех, кто себя плохо чувствует и не может забраться на стену. Вернуть их
назад на броню.
Молодежь собрали в общую группу возле старого карагача. Солдаты постарше
потоптались, поругались меж собой и выпадает на долю только несколько
человек. Чем меньше останется в строю, тем больше трудностей во время
перехода к задачам. Мины, ленты к пулеметам нести-то придется все равно.
Тяжелое вооружение не оставишь, его нужно как-то выносить. Главная
проблема: мины и ленты, что несли те, которые теперь остаются внизу. Груз
бойцов разделили между офицерами и прапорщиками. Я, тяжело вздохнув,
подвесил к своему мешку ленту «Утеса». Проклятый «личный пример»!
Замкомбата, а нагрузился, словно рядовой солдат.
— Разведка, вперед! Пехота, не задерживаться, помогать друг другу!
Вперед! Быстрее, вперед! — выкрикивал резкие команды Герой, а мы, как
муравьи, поползли по скале.
Ну, для чего природа сотворила такую преграду? Зачем она тут? А ведь есть
возможность миновать этот пик, если пройти дальше по ущелью. Там подъем
станет более пологим. Но кто-то прочертил на карте черту, нанес пунктиром
маршруты движения и ждет доклада о прибытии в заданный район. Как
говорится, я прокукарекал, а там хоть не рассветай! Того бы умника да
сюда и большой мешок на спину, килограммов тридцать, пусть погуляет с
грузом, стратег штабной!
Батальон возглавлял Петя Метлюк. Подорожник неделю лежал в медсанбате.
Перед выходом объявился, но остался на броне, сославшись на плохое
самочувствие. Сказал: мол, у меня полный комплект заместителей,
справятся. Я в этот раз пошел со второй ротой. Шкурдюк в отпуске, я вновь
за себя и за товарища. И Мелещенко перед выходом официально уведомил
меня, что он уходит на повышение, становится начальником клуба. Хватит,
находился, навоевался! Ну что ж, расти, Коля, становись капитаном.
Острогин передвигался во главе колонны, а я, хоть и замкомбата, вновь
ползу в хвосте и помогаю умирающей пехоте. Бойцы хрипели, кряхтели,
скрипели зубами, портили воздух, но ползли шаг за шагом выше и выше.
Конечно, тяжело. Такая вот «экскурсия» в горы — садистская пытка. Людей
крайне мало. Каждый несет за себя и оставшегося внизу молодого парня.
Внезапно карабкавшийся чуть впереди солдат пошатнулся и упал навзничь на
камни. ПК слетел с плеча и грохнулся о скалу.
— Умаров! Ты чего сачкуешь? Подъем! — рявкнул командир пулеметного
взвода. — Не вздумай валять дурака, все перегружены!
Младший сержант лежал на спине, запрокинув голову назад со стекленеющими
глазами. Мы с прапорщиком наклонились к нему: парень не дышал. Не подавал
абсолютно никаких признаков жизни. Я испугался, сильно испугался. Ни
выстрелов, ни взрывов. Человек шел, вдруг упал и умирает на моих глазах.
Тихо, беззвучно. Как дряхлый измученный старичок. Солдаты громкими
криками вызвали по цепи Сероивана, потому что сержант-санинструктор роты
растерялся и не знал, чем помочь. С Умарова стянули вещмешок, броник.
Куртка не снималась, и я разрезал ее финкой.
Сероиван воткнул укол с каким-то лекарством, попытался массировать
сердце, сделать искусственное дыхание. Все тщетно.
— Нужно вызвать вертолет и срочно сержанта спускать вниз, — произнес
виновато медик-прапорщик. — Требуется реанимация.
— Оставьте мешки здесь и выносите Умарова. Сейчас вертушку вызовем, —
распорядился Острогин.
Сергей был тоже озадачен. Ни особой жары, ни солнцепека, которые могли бы
вызвать тепловой удар, в этот день не наблюдалось. Да, сильно парит и
душно, да, маловато воздуха, но в горах такие проблемы бывают почти
всегда.
Сержант прослужил больше года — и вот на тебе. Очевидно, организм
израсходовал весь запас своего жизненного ресурса.
Камни выскальзывали из-под солдатских сапог, земля осыпалась, но,
спотыкаясь и падая, ребята все же спустили тело умирающего товарища вниз.
Хмурые тучи затянули весеннее небо. Солнце исчезло в этом сплошном мутном
мареве густых серых облаков. Заморосил мелкий, как пыль, дождик, похожий
на густой мокрый туман. Вынырнувший из-за хребта вертолет, прижимаясь к
земле, подлетел к сухому руслу реки. Он забрал сержанта и быстро умчался
в Кабул. Какой-то шанс выжить, возможно, у него есть. Борт прилетел очень
быстро, да и вниз доставили Умарова тоже быстро.
Операция началась трагично. Опять не везет в этих Черных горах!
Ошуев накинулся с руганью на группу управления батальона и на ротного
из-за этого «происшествия» с сержантом. Из штаба сообщили: все-таки умер.
Не оживили медики ни на земле, ни в воздухе, ни в госпитале. Обширный
инфаркт. Пока мы брели по хребту к вершине, Умарова уже доставили в
Кабул. Но прибыл туда практически труп. Жалко парня, не плохой был
сержант. Был...
— Я же приказал оставить всех слабоков и молодых! — продолжал бесноваться
Герой из-за трагической гибели солдата. — Ну, как с вами можно
по-хорошему говорить? Убийцы!
— Ну, чего орать! Какие мы убийцы! — огрызнулся в ответ Острогин. — Этот
сержант не первый раз в рейде и в горы ходил во время нескольких
операций. Черт знает, что произошло. Он никогда не жаловался на слабое
здоровье.
— Вы это следователю будете рассказывать! — жестко отрезал Ошуев и пошел
к своей задаче.
Мы стояли как оплеванные. Нелепость. Случай, невезение, судьба. Кто
виноват в этом? Выбросили бы нас вертушками прямо на плато — и не умер бы
парнишка. Видимо, побоялись «Стингеров», приберегли авиацию. Нас не
поберегли. А чего беречь? Ходьба по горам — «любимое» занятие пехоты.
Взвалил мешок на спину, взял в руки автомат и вперед. Шагай, пока ноги до
задницы не стопчешь и не покроется спина от пота коркой соли, в сантиметр
толщиной.
Вторая рота выбралась на заветный утес, возвышающийся над несколькими
разбросанными по лощине домиками. Возле каждого жилья — овечья кошара
(загон), низенькие сарайчики и редкая растительность. А ландшафт — в
основном это камни, булыжники, валуны, осыпи из гальки и щебня. Чем тут
отары овец питаются? Кажется, колючек и травинок даже для одной худющей
козы будет мало. Как люди тут живут? Ни электричества, ни дорог, ни
медицины, ни школ. А дикость-то какая! Любопытно, чем они моются, если
нет нигде воды и умываются ли вообще? Немытые женщины, грязные пастухи,
чумазые детишки! Вероятно, от грязи даже микробы дохнут. Иначе, как
объяснить, что местные жители не вымерли, а мы пришельцы из цивилизации
болеем и мрем от антисанитарии словно мухи. Вот, опять живот скрутило! От
этого, наверное, мысли такие грустные и сердитые.
Афоня, взмыленный, в пене, будто загнанный конь «тяжеловоз», подошел с
последними бойцами и сгрузил с себя альпийскую палатку. Здоровый,
чертяка! На нем можно пахать и пахать! Работай он молотобойцем — цены б
ему не было!
— Никифорыч! Помогай строить апартаменты! Мне одному не совладать! —
