— А очередь?
— Да куда она денется? «Летехи» нас запомнили, а они никуда не отойдут,
будут стоять до открытия. Успеем!
— Ну, если близко, тогда поехали. Уговорил.
За забором к компании присоединился стоявший у тополя и подпирающий его
огромным телом Афоня. Александров икал, видимо, хватил лишнего. Он молча
обнял меня, но сказать ничего не мог, и только глупо и виновато улыбался.
Мы подошли к остановке, сели в трамвай, и тут я почувствовал, что чего-то
не хватает. Карман какой-то тонкий. Достав из него содержимое, я
обнаружил отсутствие удостоверения личности офицера.
Черт! Я вскочил на ноги и принялся рыться в многочисленных карманах. Два
наружных — пустые. Два внутренних, два боковых, два кармана штанов, два
на ляжках и два на рукавах... Осмотрел для очистки совести все по новой.
Но, не на столько же я контужен, чтобы не помнить, куда что положил.
Конечно, бывают провалы в памяти, но в этот раз я отчетливо помнил, что
документы засунул во внутренний карман. На всякий случай расстегнул
ремень и заглянул в брюки. Ничего постороннего там не обнаружил. Только
знакомые трусы. Попрыгал на месте, но ничего не упало. Встав на колени,
заглянул под сиденье. Документов нет нигде!
— Никифор! Ты чего? — удивленно спросил Марабу. — Тошнит?
— В штаны зачем-то полез. Наверное, что-то потерял, — ухмыльнулся пьяный
Афанасий. — Может, «болт» отвалился.
— Пошел к черту! Если бы! Военные перевозочные документы и удостоверение.
Как теперь в полк попаду? — огрызнулся я.
— Ну и хрен с ним с Кабулом! — изрек Мандресов. — Сиди на пересылке и жди
своего Героя. Отсюда в Москву вызовут, ежели понадобишься. Действительно,
чего туда-сюда кататься? Один такой, несмотря на ранение, возвратился и
где он теперь? Ни Вовки, ни его вставных зубов. А все могло быть иначе.
Это тебе, наверное, знак свыше!
— Напишешь рапорт коменданту, и пусть ищут документы. А ты в Ташкенте
холодное пивко попивай, — поддержал его Афоня.
— Нет-нет! Давайте вернемся. Может, найдем? — воскликнул я.
Выйдя на остановке, мы как смогли быстро вернулись обратно. От трамвайных
путей до КПП осмотрели и обшарили кусты, траву, бордюры. Ничего! Дошли до
заветного окошка — впустую. Дьявол! Как же так? Невезение!
Я случайно бросил взгляд на доску объявлений и прочел еще раз: «Стоимость
билета до Кабула — 120 руб., до Кандагара и Шенданта — 150». Эта надпись
мне сегодня днем, пока стоял в очереди, мозолила глаза. Вот и сбылось. А
я еще про себя насмехался: зачем здесь эти расценки? Не везет так не
везет! «В случае утраты талона на самолет перевозка осуществляется за
счет пассажира». С ума сойти! Лететь на войну за свой счет! Я порылся в
карманах — негусто. Включая заначку из пятидесяти рублей, набралось
шестьдесят пять целковых. Эх-ма! Добровольная сдача на фронт
откладывается.
— Что «пайсы» не хватает? — спросил насмешливо Мандресов.
— Ерунда! Добавим! — весело пообещал Радионов. — Давай сейчас соберем,
сколько нужно и отложим. Иначе загуляем и пропьем, не успеем оглянуться.
Шестьдесят рублей — мелочь для пятерых. Деньги у ребят еще оставались.
— А на какие шиши будем пиво пить? — вопросительно посмотрел я на
товарищей.
— Вот это мужской разговор! Давно бы так! Угощаем, — обнял меня за плечо
Афоня и, повиснув на мне и Мандресове, повел нас к выходу. — А деньги не
откладывай. Лучше пропьем! После кабака разберемся. Если не останется —
значит не судьба завтра вернуться в Кабул!
Огромные витражи ресторана отбрасывали во все стороны блики, похожие на
солнечных зайчиков. Заведение оказалось довольно солидное, но и для таких
как мы, в полевой форме, нашлось местечко на террасе. Тенистые плакучие
ивы и легкое дуновение воздуха создавали прекрасную успокаивающую
обстановку. После третьей кружки я перестал нервничать и почти забыл о
потере документов. Черт с ними, как-нибудь разберемся!
— Никифорыч! А как ты собираешься сесть в самолет? У тебя ведь и
удостоверения офицера теперь нет! — спросил Мандресов.
— Сашка! Успокойся, таможня, пограничники и наземные службы проверяют
только загранпаспорт.
Паспорт, надеюсь, на месте? — встревожился многоопытный, не раз ездивший
в командировки Афоня.
— Паспорт? — Я на всякий случай еще раз ощупал карманы. — На месте. Вот
он!
— Ну и лады! Дай мне его, я не посею! — протянул руку Афанасий.
— Александров! Да ты сам сто раз потеряешься. С девками зацепишься — и
ищи тебя. Сидишь, и глазами стреляешь как из АГСа по сторонам. «Телки»
три уже рухнули замертво от твоих прямых попаданий, — ухмыльнулся я. —
Отстань и пей пиво.
Внезапно чья-то тяжелая огромная лапа опустилась сзади на мое плечо и
крепко придавила его. Я напрягся в ожидании драки, которые в Ташкенте
часто случались между военными и местными жителями. Выдернув плечо из-под
чьей-то руки, я резко оглянулся. Вместо ожидаемого скандала с
каким-нибудь дебоширом — радостная встреча.
— Ара! Эдик! Арамян! — воскликнул я, вскочил и обнял за широкие плечи
подошедшего.
Он до хруста сжал меня в дружеских объятьях. Бывший борец, Эдик чуть не
сломал от избытка чувств мне ключицу. Это был приятель по довоенной
службе в Туркмении. Он не изменился ни чуть, такой же здоровый,
плечистый, крепкий как скала. Гроза всего слабого пола нашего гарнизона,
покоритель женских сердец.
— Как ты тут оказался? Какими судьбами в Ташкенте? — накинулся я на него
с расспросами. — Как жизнь? Что нового в учебном полку?
— В полку без особых перемен. Лейтенантов по-прежнему одного за другим
сплавляют в Афган. Руководство полка все те же лица. Комбат был крайне
удивлен, прочитав о тебе вначале в журнале, а затем увидев фотографию в
«Красной звезде». Растешь не по дням, а по часам. Ты еще не майор?
Ха-ха-ха!
— Издеваешься? Полгода как старлея дали.
— Вадик Колчановский мне написал о твоих наградах и что ты почти уже
Герой.
— Чепуха. Полгода наградные ходят по штабами без реализации. Второй раз
послали документы. Но это ерунда. Главное, что я еще жив и радуюсь жизни.
— Вот это точно! — вздохнул Эдик. — Давай выпьем по пятьдесят грамм.
Помянем Шурку Пелько!
— Как ты сказал? Помянем?
— Да, Никифор! Ты только уехал, а через неделю в полк пришло известие,
что зампотех роты спецназа, лейтенант Пелько, погиб. Попал в засаду.
У Эдика в дипломате лежала бутылка коньяка, и мы, разлив его по пивным
бокалам, выпили за Сашку. Эх! Бедный парень. Нашел чужую смерть. А,
может, наоборот — это его судьба и была. По идее, Шурка не должен был
оказаться в Афгане. В полк пришла разнарядка на заместителя командира
роты по вооружению. Командир подумал и решил избавиться от пьяницы
Гуляцкого. Он полностью соответствовал своей фамилии. Молодой лейтенант
спивался на глазах и не мог остановиться. Уходил неделями в загулы и
дебоширил с завидным постоянством — не реже раза в месяц. Когда сообщили
жене Игоря Гуляцкого, что мужа отправляют в Афган, то она вначале впала в
транс, а потом началась истерика. Она схватила четырехмесячную дочку,
ворвалась вся в слезах в кабинет командира полка и принялась орать и
рыдать.
— Он там погибнет! Погибнет! Его убьют! Вот этого ребенка вы делаете
сиротой! Погибнет! Умоляю, Христом Богом прошу, не посылайте моего дурака
в Афганистан! Обязательно убьют!
Замполит полка попытался ее урезонить, успокоить: мол, не все так плохо,
погибают там редко. Но это вызвало лишь новую бурю эмоций и потоки слез.
— Если пролетит даже одна пуля, она попадет в Игоря. Я знаю, я чувствую,
он там погибнет. Убьют моего Игорька!
Этот кошмар продолжался дольше часа. Начальство вновь посовещалось и
решило: какая разница кто поедет? Заменим одного лейтенанта на другого.
Дура-баба, уши прожужжала. Еще угрожает пожаловаться в штаб округа, что
ее оставляют одну с грудным ребенком.
— Ладно, пошлем Пелько. Парень молодой, холостой и не возражает сменить
обстановку, — подытожило руководство.
Сашка устроил «отвальную» для батальона и уехал… Выходит, что нашел чужую
смерть. Как и обещала жена Гуляцкого. Накаркала, зараза!
Вот мы вновь перед стойкой, где выдают билеты в прошлое на «машине
времени». Дородная дама приняла документы нашей веселой компании и
вопросительно посмотрела на меня:
— Где талон на перелет старшего лейтенанта Ростовцева?
— Ростовцев — это я. Талон потерялся, пока стоял в очереди. Когда вы
закрылись на обед, мы отошли, и он выпал из документов. Валяется, где-то
в пыли. К вам он случайно не залетал?
— Нет, не залетал! Ну и что дальше? — зло посмотрела на меня кассирша.
— В смысле, что? — переспросил я.
— Лететь собираетесь? — грозно нахмурилась она.
— Конечно. Честно говоря, не хочу, но приходится.
— Тогда оплатите билет до Кабула. Сто двадцать рублей. И плюс
комиссионный сбор. Да побыстрей, не задерживайте. Мой рабочий день
заканчивается через полчаса. Вы пьянствуете и прохлаждаетесь, а я на
работе!
— Вы это серьезно, сударыня? Лететь в Афган за свой счет? Оплатить билет
на войну? И еще комиссионые?!! Я похож на психа?
— Похож. Очень! Вы все тут чокнутые. Если платить не намерен, то отходи в
сторону! Сиди в общаге, жди, когда тебе пришлют перевозочные документы из
полка.
Я в замешательстве прислонился к стене и тупо уставился на вывеску с
расценками на перелет. (А может, это знак свыше: не лети, дурик?!!) Я
читал объявление еще раз и еще раз. Выписка из приказа. Дата, номер,
подпись. Дурацкий документ! Чертовщина какая-то! Но коль есть такое
распоряжение, то, наверное, подобные прецеденты уже были? За сто двадцать
рублей можно до Москвы и обратно два раза слетать!
Я вернулся к окошку и спросил:
— Скажите, пожалуйста, что у вас бывали случаи, как у меня?
Она посмотрела на меня и ухмыльнулась:
— Были. Нажрутся, напьются, ни маму, ни папу не помнят, ни как самого
себя зовут. Случается, что теряют и отпускной билет и талон.
— И покупают?
— Нет. Лежат на койке в общаге и ждут, когда им документы пришлют.
Неделю, другую бродят. Порой месяцами слоняются.
Я огляделся вокруг: в таком бараке, в этом вонючем, пыльном гадюжнике на
койке без простыней валяться пару недель? Нет уж! Ни-за-что!
— Братцы! — вздохнул я, уныло оглядев компанию. — Выделяйте деньги на
билет. Быстрее. А то окошечко закроется до завтрашнего утра. А жить тут
на что?
Дамочка хмуро отсчитала, сколько нужно, дала десятку на сдачу. Затем
проставила штампы и вернула загранпаспорт с остальными бумажками.
— Лети на здоровье. Счастливчик! И быстрее возвращайся живым! Она сурово
посмотрела на меня, покрутила пальцем у виска и захлопнула деревянную
форточку. Я сделал шаг через порог душной комнатушки и побрел к
приятелям.
Ну почему так не везет? Полтора месяца я старался забыть о войне.
Выбросить из головы роту, батальон, полк, казарму, комбата… проклятые
горы, «зеленку», палящее солнце, пыль, жару, песок, виноградники. Все!
Но не забыл. Я вспоминал о войне каждый день, как только начинал думать о
том, что надо про Афган забыть. Я слушал по утрам новости, по вечерам
программу «Время» и надеялся, что сегодня объявят о новом, окончательном
выводе войск. В кратчайшие сроки. Быстро! Немедленно. Всех до одного! До
последнего солдата. Время шло, но ничего не происходило. Чудес не бывает.
Пора обратно в реальность, в ужасную, гнусную, отвратительную реальность,
где каждый день стреляют и убивают друг друга. Туда, где люди лишались
ног и рук с легкостью, как лапки комару или мухе отрывают шалящие дети.
Что ж, в путь! Обратно, навстречу судьбе. Все будет хорошо, не зря же мне
нагадали девяносто семь лет жизни. Я в это верю! В свою долгую и
счастливую жизнь.
Глава 14. Кирпич
— Никифор! Я без тебя пропадаю! Как я устал один бороться с этим
