сделают.
— Так ты по слогам ему ее произнеси, проверь. Обязательно растолкуй наши
боевые термины. Да, про комбата не забудь что-нибудь хорошее сказать и
правильность написания моей фамилии тоже проконтролируй! — ухмыльнулся
Иваныч, подкрутив усищи.
Целый день провел я с полковником, который словно клещами из меня
вытягивал рассказы и подвиги. Отвечал я односложно, сухими фразами,
потому что его в основном интересовала партийная работа в ходе боев,
политические занятия в горах. Желаемого контакта не получилось. Мы
остались друг другом не довольны, хотя журналист исписал несколько
страниц.
Едва я расстался с полковником, как прибыл фотокорреспондент из «Красной
звезды». Этот майор в полк приезжал в третий раз и любил делать
воинственные снимки, имитирующие боевые действия. Комбат собрал
позировать около пятнадцати человек. Герои фоторепортажа сели на «броню»,
захватили с собой миномет, пулеметы и отправились на полигон. Все одели
на себя бронежилеты, каски, как положено. Построили укрепления,
изобразили оборону в горах. Фотограф гонял нас в атаку по горам вслед за
бронемашины, делал групповые снимки: «В дозоре», «На привале», «В
засаде», «На марше»... Замучил! Наконец фотографирование для серии
«Боевые будни Афганистана» закончилось. Корреспондент попрощался, и
умчался на «уазике» в штаб, пообещав прислать фото.
Подорожник построил всех и скомандовал экипажам отогнать БМП в парк, а
остальным офицерам отправляться на подведение итогов. Бойцы облепили
бронемашину и поехали на полигон, а мы с Василием Ивановичем по тропинке
направились в полк. Внезапно сбоку раздался скрип тормозов, и рядом
остановился «уазик», обдав нас с ног до головы густой пылью. Из него
выбрались два полковника и один подполковник, все с недовольными
каменными лицами. Такие лица бывают только у проверяющих и больших
начальников.
— Вы, кажется, командир батальона? Это ваши люди изображают проведение
занятия по тактике? — спросил толстый, красномордый полковник у
Подорожника.
— Так точно. Я подполковник Подорожник. Это мой батальон, но они ничего
не изображают, — ответил комбат.
— Вот это сборище вы называете батальоном? Этот анонизм — занятиями?
Очковтиратели!
— Товарищ полковник, что вы такое говорите? Батальон только вернулся
после двух тяжелых боевых операций. Люди шесть месяцев без малейшего
отдыха. Рейд за рейдом! — попытался объяснить ситуацию Иваныч.
— Молчать! С вами разговаривают офицеры Генерального штаба!
— Если я буду молчать, то зачем со мной разговаривать? — ухмыльнулся в
усы Василий Иванович. — Меня может заменить стена или столб.
— Прекратить балаган! — взвизгнул стоящий рядом с дверцей холеный
подполковник. — Хватит из себя героев корчить! Вояки...
— Я не герой. Вот замполит почти герой, недавно второй раз представили. А
я просто вояка, как вы и сказали. «Пехотная кость»!
— Вас, товарищ подполковник, в горы судьба не заносила, а мы из месяца в
месяц по ним ползаем, — встрял я в перепалку начальников. — Не нужно
оскорблять хороший батальон, лучший в сороковой армии.
— Тебе слово не давали. Помолчи, старший лейтенант, — рявкнул
инспектирующий подполковник.
— Хамить не нужно. Мы же себя ведем корректно, — продолжал я гнуть свою
линию.
— Наглец! Как ты смеешь влезать в разговор? — зарычал другой полковник,
молчавший до этого. — Сниму с должности!
— А разве идет разговор? Вы же приказали комбату молчать — снова вступил
я в полемику с начальством.
— Никифор, отойди в сторону, от греха подальше. — Подорожник потянул меня
за рукав и слегка толкнул в плечо. — Я сам разберусь.
Комбат сделал шаг вперед и вновь спросил оравшего громче других
полковника:
— В чем дело, какие недостатки замечены в методике проведения занятий?
— Методика? Методисты хреновы! Вам только людей губить. Душегубы!
Бездельники! Конспекты не подписаны, расписание занятий отсутствуют! План
не утвержден, указок нет, полевых сумок нет, учебная литература
устаревшая! Только и умеете, что в кишлаках кур ощипывать и жарить, да в
горах на солнце загорать. Все горы загадили! Знаем, как вы воюете...
Дрыхните и консервы жрете! И за что ордена только дают?
— Приглашаем с нами пожрать гречку и перловку. Орден гарантирован, раз их
просто так всем раздают. Да и перегаром от вас тянет, там протрезвеете, —
негромко произнес я из-за спины комбата и тут же получил тычок локтем в
живот и, ойкнув, замолчал.
Полковники на секунду опешили от такой дерзости и впились в меня
взглядом, выпучив налившиеся кровью глаза.
— Замполит у меня контуженый. Он все близко к сердцу принимает, не
контролирует себя, когда психует. Никифор Никифорыч, иди в полк, я сейчас
тебя догоню. — Комбат развернул меня за плечи и легонько подтолкнул в
спину.
Подорожник еще минуты две громко ругался с инспекторами из группы
Генерального штаба и вскоре нагнал меня.
— Ты зачем лезешь в разговор? Я — старший офицер, они — старшие офицеры,
поругались и ладно. Но когда лейтенант, да еще замполит, пререкается —
это для них словно для быка красная тряпка. Затопчут.
— А чего они, козлы, юродствуют. Мы бездельники, а они вояки! Нам в месяц
двести шестьдесят семь чеков платят, а они по полтиннику в день
командировочных получают. В Кабуле легко и хорошо умничать! Пусть
попробуют в Чарикарскую «зеленку», на заставу проехать и проверить
организацию тактической подготовки.
— Эти гнусы состряпают на тебя донос, такую «бочку дерьма катнут», что и
Золотая Звезда не спасет. Снимут с должности! Не лезь, не пререкайся!
Шевели пальцами ног и молчи. Нервы успокаивай, — сердито произнес
Подорожник.
— А зачем шевелить пальцами ног? — улыбнулся я.
— Рецепт такой есть надежный и проверенный. Его порекомендовал мой
приятель. Он сейчас в академии учится! Поступил, потому что умеет
расслаблять вовремя! В моей давней молодости нас, двух молодых
лейтенантов, командир полка на ковер вызвал. Дерет так, что кожа с
портупеи слетает. Орет, визжит. Я стою, переживаю, бледнею, краснею. А
приятелю — хоть бы хны! Даже бровью не ведет! И только на начищенные до
блеска сапоги смотрит. На носки. «Чего он там интересного нашел?» — думаю
я про себя. Спросил. Вовка (приятель) отвечает: «Я, пока ты нервничал,
шевелил пальцами ног. Очень увлекательное занятие! Вначале большими
пальцами, затем большими и средними, потом тремя, после этого мизинцем и
предпоследним. А в завершении — разминка всех пальчиков. Отвлекает. Но
нужна тренировка, месяцы занятий, это не так просто». — Комбат улыбнулся
и похлопал меня по плечу: — Попробуй, комиссар, когда-нибудь на досуге.
Этот штабной полковник орал, а я его даже и не слышал! Мне в армии
служить еще долго, а нервы нужно беречь. Он, красномордый, орет и мою
нервную систему хочет повредить! Работа у него такая — орать и топать
ногами. А я внутренне всегда спокоен! Такой мой метод! И ты знаешь,
Никифор, помогает.
Я по совету дружка эту систему сразу на себе испробовал. Не всегда,
конечно, получается. Когда чувствуешь, что закипаешь и можешь сорваться в
общении с начальством, то шевели пальцами ног… Психология.
— Никифор, нужна твоя помощь! — обратился ко мне Подорожник,
возвратившись после совещания у командира полка.
— Какая? Работа тяжелая или нет? — спросил я, ожидая какого-то очередного
подвоха.
— Да нет, не бойся. Полку дали разнарядку на солдата-«Героя». Ну я,
естественно, вырвал ее для батальона. Танкисты не сопротивлялись. А
разведчикам я рот быстро заткнул. Представим сержанта Шлыкова, заодно и
звание старшины присвоим.
— А что так? Почему его? Я бы лучше Шапкину дал или Муталибову.
— Нет, я уже свое слово сказал! А слово комбата — кремень! Шлыков.
Разведчик, замкомвзвода. Меня спас от смерти. Если бы не он, то кости мои
уже полтора года гнили бы в сырой земле.
— Это когда было и где? — поинтересовался я.
— У-у-у, страшно вспомнить. Я только — только на должность начальника
штаба приехал, как мы поперлись в «зеленку» возле Чарикара. А мне мой
предшественник при встрече сказал: «Если выживешь в этом батальоне,
значит, ты редкостный счастливчик и везунчик. По два года мало кто
выдерживает! Ранят, заболеешь, убьют… Нужно попытаться куда-нибудь
«слинять». Постарайся вырасти по службе или найти местечко спокойное». Я
посмеялся в усы, думаю: что ты каркаешь, солидности себе нагоняешь.
Подумаешь. Война с дикарями, бандитами средневековыми. Мы же Красная
армия — «всех сильней, от тайги и до Британских морей!» Залезли в
какой-то кишлак и нарвались на засаду. Я был с разведвзводом и попал в
самое пекло. Взводного ранили, двух солдат сразу убило, еще три бойца
рядом со мной лежат, стонут, кровью истекают. У меня патроны быстро
кончились. Магазины что в «лифчике» были, расстрелял, минут за десять. А
больше ничего нет. Тут выстрел из гранатомета пришелся по дувалу, осколки
по сторонам с визгом полетели. Я рухнул на землю. Не зацепило... Повезло!
И вдруг замечаю краем глаза, граната ме-е-е-дленно, так летит... Как во
сне все происходит... Падает она в трех метрах и катится в мою сторону.
Мне к ней не успеть. Нужно повернуться и подняться (упал я очень
неудобно, на спину). Вокруг стены, а посередине я, трое раненых и Шлыков.
Тогда он был совсем молодой боец. Шлыков прыгнул к «эфке» и швырнул ее
обратно. Граната еще в воздухе взорвалась. Один осколок мне в сапог
попал, другой — по цевью автомата пришелся. Шальной осколок солдата
раненого еще раз зацепил. В спину воткнулся. А «духи» нас со всех сторон
продолжают очередями поливать. Шлыков прикрывал меня, покуда я одного
бойца вытащил. Затем за мной следом выполз и другого вынес. Под огнем еще
один раненый остался. Он отстреливался и нас прикрывал. Шлыков вновь и
вновь обратно возвращался, пока не выволок оставшихся убитых. После, за
прикрывавшим бойцом вернулся, которому пуля плечо распорола. Шлыков и его
вытащил. Вот такая история. Так что я его должник.
Вместо Лонгинова прибыла долгожданная замена в лице майора Котикова.
Когда мы его впервые увидели, комбат лишился дара речи и впал в
прострацию. Да и было отчего загрустить. Пухленький, кругленький офицер,
с шикарным брюшком — «трудовым мозолем», в больших очках с толстыми
стеклами на переносице, выглядел значительно старше Подорожника. Василий
Иванович задумчиво закурил. Пригласил нового заместителя в кабинет и
принялся расспрашивать: кто такой, откуда. Тот рассказал о себе: Василий
Васильевич Котиков, приехал из самой Москвы, из военного института, где
командовал взводом военных переводчиц. Учились в основном внучки маршалов
и партийных руководителей. ВУЗ очень престижный. Майору исполнилось в
этом году тридцать восемь лет. Когда поступила разнарядка на Афганистан,
то самым неблатным и единственным пехотинцем в ВУЗе оказался Котиков. Его
и сплавили.
Подорожник, слегка смущаясь, обрисовал задачи батальона, характер
регулярных боевых действий…
— Вы, Василий Васильевич, должны понимать, что придется довольно трудно.
Взгляните на Ростовцева! Замполит батальона, старший лейтенант, двадцать
пять лет! Вот кому в горах бродить в радость и по плечу. А вам будет,
вероятно, очень тяжело.
— Ну, ничего, я постараюсь не ударить лицом в грязь, — с виноватым видом
ответил майор. — Уж раз прислали, что теперь поделать! Будем служить и
воевать. За чужие спины прятаться не приучен.
— А возраст? Не помешает? Хватит здоровья? — продолжал гнуть свою линию
Подорожник. — Тут летом жара под пятьдесят, а зимой снег в горах и минус
