невеселый. Хотя чего грустить, повезло ведь. Могло быть и хуже, вместо
шуток и подначек произносили бы сейчас третий тост…
Глава 12. Медные трубы. Испытание второе…
Батальон вернулся домой в подавленном настроении. Погиб командир роты,
второй за два месяца! А сколько еще раненых и убитых.
Вечером, после проверки, офицеры и прапорщики собрались в женском модуле.
Пьянку даже не маскировали. Расставили столы и стулья на центральном
проходе, заняв весь коридор. Горе комбата и остальных было столь
безмерно, что никто не думал о наказании.
Откуда ни возьмись, вновь объявился Грымов. Приветливо улыбался, вникал в
дела батальона, живо интересовался последними событиями.
— Василий Иванович! Грымов словно стервятник! Как кто-то погиб, он тут
как тут. Назначите его на должность — буду категорически против.
Возражать стану в полку и в дивизии! — заявил я комбату в резкой форме.
— Хм-м. Комиссар! А ты злопамятен! Не переживай, я не собираюсь из него
делать командира роты, — усмехнулся комбат. — А кого предложишь ты,
комиссар?
— Лучшей кандидатуры, чем Острогин, у нас нет, — ответил я.
— Ладно, возражать не буду, лучше он, чем новичок из Союза, — махнул
рукой Подорожник.
— Спасибо, товарищ подполковник! Я тоже так рассуждал, и сразу хотел
Серегу предложить.
— Тянешь наверх старых дружков по первой роте. Вы оккупировали весь
батальон. Только вот сама первая рота от этого заметно сдала. Не загубить
бы окончательно лучшее подразделение сороковой армии, — вздохнул Иваныч.
Поминки прошли обыденно. Они стали превращаться в страшную традицию,
которая завершала почти каждое возвращение из рейда. Комбат после
третьего тоста огласил решение о назначении Острогина командиром роты.
Народ воспринял это решение с одобрением, и мы выпили за Серегу.
— А теперь у меня следующее предложение, — обратился к офицерам
Подорожник. — Внимание! Всем слушать и не перебивать болтовней! Я думаю,
мы не обеднеем, если сбросимся по сорок чеков семьям Сбитнева и Арамова.
Вдова Бахи беременная, на шестом месяце. Она завтра уезжает к его
родителям, сопровождает гроб. Нас больше пятидесяти человек — соберем
тысячу каждому. У Володи Сбитнева дочке три года, надо чтоб ребенок не
нуждался ни в чем, хоть на первых порах. Отец погиб как герой, значит,
дочь должна быть одета, обута, с игрушками. Возражений нет?
Коллектив поддержал идею практически без малейших споров.
— Шапку по кругу! — рявкнул опьяневший Бодунов. — Собираем сейчас же!
— Нет, Игорь! Успокойся! Не надо показухи и шума. Все решим на трезвую
голову, — остановил я прапорщика. — Завтра пройду по ротам, и тот, кто не
против этого предложения, сдаст деньги.
— Правильно говоришь, замполит! — обнял меня за шею опьяневший
Чухвастов. — А то сейчас соберем и, не ровен час, потеряем или пропьем!
— Вовка! Хватит пить! Отпусти мою шею! — принялся я вырываться и тотчас
попал в объятия Острогина и Шкурдюка.
— Мужики, вы меня нахваливаете, а мне стыдно! — сказал осоловелый
Острогин. — Расскажу я вам что приключилось в Анаве… И Серега рассказал
следующее…
Саперам поставили задачу установить по ущелью «охоту». «Духи» еще не
подошли, но они бродили где-то близко. Мой взвод назначили прикрывать
работу группы «кротов». В придачу дали минометчика Радионова для
арткорректировки. На всякий случай.
— Эй, начальник! Что нам делать? Чем помочь? — спросил я у командира
взвода спецминирования.
— А ничего не надо. Сядьте где-нибудь и не мешайтесь под ногами. Много
вас тут?
— Шесть человек и три минометчика, — пошутил я.
— А что это ты нас за людей не считаешь?! — возмутился Радионов.
— Конечно, вы же ублюдочная артиллерия. Трубы самоварные! — усмехнулся я.
Радионов обиделся, не нашел слов, чтобы сказать что-нибудь обидное в
ответ, и замолчал. Пехотинцы уселись вдоль каменной стены и безмолвно
вглядывались в темноту, вслушиваясь в каждый шорох. Саперы стучали
лопатками на тропинке и вдоль русла ручья. Их сопение постепенно
удалялось в глуб ущелья. Время шло. «Духи» не появлялись, команды на
отход не поступало. Вдруг сверху со склона раздался окрик
лейтенанта-минера:
— Пехота! Вы где?
— Мы? Мы здесь! — радостно воскликнул я в ответ.
— Где здесь? — удивился сапер.
— Там, куда ты нас отправил. Вдоль ручья! — отвечаю.
— Вы, что ох…! — воскликнул, матерясь, сапер. — Я «охоту» привел в
действие. Она взведена, и теперь минное поле не отключить!
— Не вставайте, ползите! — рявкнул я на бойцов. — За мной! Шустрее! К
стене! Ползком! Не вставать, иначе всех осколками посечет!
«Охота» — это такая опасная зараза: если попал в минное поле, живым не
выйдешь. Она взводится на частоту шагов и вес человека. Первые мины не
взрываются. Пропускают в глубь ловушки, предупреждая и взводя центральные
мины. Затем выпрыгивает из земли «мина-лягушка» и, разорвавшись,
уничтожает вокруг все живое. Если кто-то бросается на помощь, вылетает
следующая мина, и так до бесконечности. Пока не взорвется последняя.
Холодный пот щипал мне глаза. Я пополз быстро, как ящерица, и у стены
оказался первым. Оглянулся: взвод далеко позади. Осторожно встаю,
хватаюсь за выступающие из кладки булыжники и начинаю карабкаться. Под
подошвой кроссовки оказалась чья-то рука. Это была ладонь Радионова,
который тут же схватил меня второй свободной рукой за ногу.
— Серега! Больно, убери ногу с руки, пальцы отдавил! — взвыл минометчик.
— Сволочь! Отпусти штанину! Дорогу командиру! — взвизгиваю я, лягнув при
этом минометчика. Царапая ногтями практически гладкую стену, цепляясь за
трещины, выбираюсь наверх. И только после этого оглядываюсь.
Радионов внизу трясет отдавленной рукой. Тихонько воет от боли, а следом
идти не может. Тяжело нагруженные бойцы тоже не сумели подняться по
отвесной стене.
Я запаниковал. Сам выбрался, а взвод пропадает!
— Мужики! Ложись! Ложись! — кричу я в панике. — Ползти вдоль стены. Не
вставать! Не орать! Аккуратно!
Двести метров заминированной полосы преодолели за час. Повезло, ничего не
задели, не включили ни одной мины.
Я шел по краю стены и терзался муками совести. Спрыгнуть к своим —
нельзя: мины насторожатся. Вдруг датчики заинтересуются: кто это
скачет?.. Бросил солдат, запаниковал, сволочь! Скотина! Сам выбрался, а
солдаты пропадают. Если бы они подорвались, хоть стреляйся! Точно бы
застрелился! Один ведь не пойдешь к своим. Взвод погиб, а командир
жив-здоров…
— Вот такая история… — вздохнул Острогин и вновь полез обниматься от
избытка чувств.
— Комиссар! Пошли на улицу, подышим свежим воздухом! — позвал комбат.
Застолье завершилось спокойно, но чего-то не хватало. Интима! Вот чего!
Подорожник посмотрел на меня хитрыми глазами и спросил:
— Комиссар, а чего ты в женском модуле почти не бываешь?
— А там девчата в основном заняты. Кто не охвачен вниманием, или «Баба
Яга» или «Квазимода».
— Ну, ты скажешь! Разве так говорят о женщинах. Тем более что можно
шебуршить при потушенном свете. Мрак смягчает чувства и повышает
интерес, — произнес Чапай и разгладил свои гренадерские усы.
Наш путь пролегал мимо модуля полкового руководства. Из него выскользнула
неизвестная, шурша просторной юбкой.
— Танюша! Татьяна! — громко позвал ее по имени Иваныч, узнав женщину. Он
широко распростер руки и растопырил пальцы. — Стой, красавица! Не спеши!
— Ой, отстань, Василь Иваныч! Я тороплюсь. Зам по тылу надоел своими
нравоучениями, зануда чертова, а теперь еще ты хулиганишь! Шутник! —
махнула рукой, смеясь, Татьяна.
— А никто и не шутит. Цыпа-цыпа-цыпа! — громко хохотнув, проворковал
подполковник, шевеля усами и делая выразительные глаза.
— Я сейчас закричу! Отвяжитесь, кобелины!
— Нет, не отстанем, пойдем с нами. Сейчас Наташку захватим для компании,
ох и развлечемся!
Женщина попятилась назад и энергично взбежала по лестнице, виляя широким
задом.
— Как крикну, так командир с замполитом полка выйдут и вас накажут!
— Кричи! Ори! — нагло ухмыльнулся Иваныч и продолжил представление. —
Комиссар, бери ее на руки, отнесем, раз не идет своим ходом добровольно.
Я с сомнением оглядел массивную «жертву».
— Нет, я пасую, спина заболит, лучше поведем под руки!
Татьяна взвизгнула и забежала еще выше по ступенькам.
— Я сегодня не в настроении развлекаться, отстаньте!
— Василий Иваныч, да ладно! Бог с ней! Раз не хочет коньяка, фруктов и
шоколада, пусть идет дальше, по делам службы, — потянул я комбата за
рукав х/б.
— Э, нет, комиссар! Так нельзя! Крепости надо брать штурмом! На то они и
крепости. Не отступать! И комбат пошел на приступ.
Девушка заскочила вовнутрь, и Чапай увлек меня за собой. Он схватил
«пышку» под руки, пощекотал ее, та захихикала. Завязалась мягкая
молчаливая борьба, и на шум возни из своих апартаментов вышел
рассерженный «кэп».
— Эй, что тут такое? А? Иваныч! Чего ты тут делаешь?
— Да вот, шел к вам, а тут по пути землячка попалась. Шуткуем маненько.
— Таня, иди работай. Готовь столовую для приема комиссии. А вы оба ко
мне! — распорядился Филатов.
Моя голова мгновенно просветлела, хмель выветрился. Но делать нечего, и я
шагнул за порог в ожидании разноса и нагоняя. В комнату командира я попал
впервые. Больше года прослужил, но не доводилось бывать тут. Помещение
было оформлено в восточном стиле. На стене висели два скрещенных
старинных «мультука» (ружья), под ними сабля в ножнах. Экзотика! В центре
зала на полу лежал мягкий персидский ковер, на нем стоял журнальный
столик, уставленный снедью, бутылками и стаканами. Вокруг него сидели
сильно пьяные Золотарев, Муссолини, особист.
— Ну что, орлы, расслабляетесь? — грозно и насмешливо спросил «кэп». —
Теток щупаете под дверью командира! Совсем обнаглели!
— Да мы выпили, в принципе, чисто символически. Помянули. И за победу! —
смутился комбат.
— О, за победу нельзя пить символически. За победу мы сегодня еще не
пили! Молодец! Пришел к нам с тостом! — обрадовался Иван Грозный. — А то
весь вечер пьем за выздоровление Султана Рустамовича! Садитесь, наливайте
себе, чего пожелаете. Выбор большой.
Большой выбор состоял из двух напитков: водки и коньяка. Едва разлили
огненную жидкость по стаканчикам, бутылки моментально опустели. Встали,
молча выпили, и Чапай прошептал мне на ухо:
— Никифорыч, беги за пузырем! Добывай, где хочешь, но без спиртного не
возвращайся!
Я тихо выскользнул из модуля и отправился в первую роту. Разбуженный
Мандресов дыхнул на меня перегаром, удивленно протер глаза. С трудом
соображая, ротный ответил, что совершенно нет ничего. У взводных ни в
запасе, ни в заначке не оказалось тоже. Пришлось ломиться в дверь
каптерки связистов, «доставать» оттуда Хмурцева. Вадим долго матерился,
что ему надоело по ночам бродить к «вольнягам» за водкой. Но все же
оделся и через несколько минут достал две бутылки по двойной цене.
— О! Вот это у меня комиссар! — радостно встретил меня Подорожник, увидев
бутылки в моих руках. — А я думал, придешь с одной и надо опять бежать.
В стаканы вновь забулькала, наполняя их до краев, «огненная вода». Однако
коллектив оказался очень крепким и стойким. Пили начальники почти без
пауз и почему-то не пьянели. Очевидно, на этой стадии водка принималась
организмами, как лимонад и не пробирала. Поллитровки опустели мгновенно.
Мутными глазами особист и зампотех опять уныло уставились на стол.
Командир полка выразительно оглядел присутствующих и произнес:
— Для продолжения банкета нужно что-то еще. Кажется, у зам по тылу в
«загашнике» есть спирт!
— Не даст! — вяло возразил Золотарев. — Я просил, не дает! Жмот! Говорит,
комиссию поить предстоит.
— Командир я или не командир! — возмутился Филатов и выскочил за дверь,
