перебили. Игра не получилась совсем. После первого раза крепились и
пытались за картами следить. Но когда они решили повторить, бросили!!! Мы
плюнули на игру, покурили и разошлись. А какой банк я мог сорвать!
Отвлекли, и я снес не ту карту. Чухвастов меня ободрал как липку.
Проигрался в дым!
— Выражаю соболезнования, — сказал я мрачно.
— Как я тебя понимаю! — рассмеялся Вересков.
— Ты специально перешел жить в другую комнату?
— Да нет. Комбат велел. Решил собрать вместе своих замов. Ты — рука
правая, начальник штаба — левая.
— Левую руку оторвали (начальника штаба), и теперь Иваныч выкручивает эту
последнюю руку (меня) и ломает ее, морально! — горько усмехнулся я. —
Надоел!
— Да! Действительно. Что-то комбат пошел в разнос. А ты его превзойди в
кобелировании. Он одну водит, а ты двух пригласи! И так каждую ночь!
Ладно, Никифор, пойдем, съедим то, что тыловики украсть не сумели или не
успели. «Три корочки хлеба»…
Глава 10. Десант в огненный капкан
Колонна дивизии растянулась по узкому шоссе и медленно двигалась вдоль
поселков и кишлаков. На горизонте виднелся Чарикар, оттуда предстояло
десантироваться в Панджшерское ущелье. Все нервничали. В позапрошлом году
там разгромили целый мотострелковый батальон. Прошлогодний июль тоже был
тяжелым. Погиб экипаж БМП, из нашей первой роты, бронемашина взорвалась и
сгорела. Гиблое место. Горы, «духи», укрепрайоны, мины. Ничего хорошего
мы не ожидали.
Я сидел сверху башни, расправив плечи, положив ноги на пушку и подставлял
лицо свежему ветерку. Охлаждался. Печет, как будто и не середина ноября,
а август.
— Эй, комиссар, хватит гарцевать, словно на коне. Ты же не скульптура
императора Николая I. Слезь, не будь мишенью. Слишком часто в тебя
стреляют. — Проговорив это, комбат машинально подкрутил усы. Переживает.
Он в Панджшере уже бывал и еще раз туда попадать не хотел.
Я вздохнул, послушался совета и спустился вниз, разлегшись возле
открытого люка старшего стрелка. На освободившееся место тотчас запрыгнул
«комсомолец». Виктор был пониже меня ростом, и когда он сел то, втянув
голову в плечи, не торчал над башней, как я. Внезапно раздавшаяся очередь
сбила с прапорщика кепку-афганку, а сам он упал сверху прямо на меня.
Впереди раздался взрыв, и загорелся грузовик.
Комбат скомандовал: «Стоп!» Мы спрыгнули и спрятались за броню. Наводчик
развернул башню и расстрелял хибару, из которой выстрелил гранатометчик.
«Духов» не было видно, и пехота разрядила магазины наугад в виноградники.
Казалось бы, откуда взялась новая зелень? Летом мы уничтожили на двести
метров вокруг растительность и завалили дувалы. Но теперь из зарослей
стреляют с трехсот метров. Нужно, наверное, сровнять с землей вправо и
влево от дороги все кочки, растительность и превратить «зеленку» во
взлетно-посадочную полосу. Но тогда начнут бить из минометов и
безоткаток. Лишь расстояние чуть увеличится. А с каждым разрушенным
домом, с каждым сожженным кишлаком «духов» все больше и больше, воюют от
мала до велика. Что нам с ними делать?
— «Комсомол», возьми чепчик, — поднял из пыли головной убор Подорожник. —
Витек, тебе повезло, пуля прошла в сантиметре от скальпа. Еще чуть-чуть —
и ты покойник. — При этих словах прапорщика передернуло, руки задрожали,
и Бугрим обронил кепочку. Виктор присел на асфальт, достал смятую пачку
сигарет, вынул одну сигарету и прикурил. Я посмотрел в сторону «зеленки».
Где же тот «дух», который мог меня убить? Не сгони меня Василий Иванович
вниз, валялся бы я на дороге, прикрытый брезентом.
Подорожник улыбнулся многозначительно и произнес:
— Вот видишь, комиссар, я тебе жизнь спас! А мог бы сейчас лежать с
дырками в башке! Скажи спасибо, что я предугадал опасность.
— Спасибо, Василий Иванович! Я ваш должник.
— Пожалуйста. Не за что. С тебя «пузырь». И одень, в конце концов,
бронежилет и каску!
— Обязательно! Только подберу по размеру, — отшутился я.
Медик вернулся от сгоревшего грузовика. Ребятам повезло. Граната
разворотила кузов, но кабину не задела. Чуть контузило водителя. А
Головской был как всегда в каске, ему хоть бы что. Правда, кабину
покорежило, дверцу заклинило. Толстый Головской с трудом выбрался через
левую сторону, протискиваясь между рулем и сиденьем.
Начало операции не сулило ничего хорошего…
* * *
Вертолет, на котором я летел в район десантирования, бросало из стороны в
сторону. Первым бортом высадили разведвзвод с Чухвастовым и Пыжом,
вторым — взвод АГС и комбата. Третий борт вез меня, расчет миномета и
взвод связи. Барражирующие в небе «крокодилы» расстреливали «нурсами»,
для профилактики, горные вершины. Я прильнул к иллюминатору: сквозь
легкий туман уже виднелась площадка десантирования. Борт медленно
двигался к ней левым боком. В этот миг под ногами солдата,
изготовившегося для прыжка, раздался звонкий щелчок и в днище сверкнул
рикошет от пули.
— «Ленинград»! Ты почему не поставил автомат на предохранитель? —
рассердился я на Коршунова и дал ему пинка.
— Но я не стрелял! Это не я! — ответил испуганный связист.
И правда, еще одна пуля пробила кабину, но теперь пулевое отверстие
образовалось в боковой стенке, возле иллюминатора.
— Бортач! Давай быстрее, а то собьют! — заорал я летчику.
Тот и сам увидел пробоины и срочно связался с пилотом. Вертолет завис над
самой землей, и мы вместе с борттехником быстренько вытолкнули бойцов
вниз. Солдаты, кувыркаясь, с ругательствами и воплями упали на площадку.
Громко матерясь, последним спрыгнул я. Десять секунд — и двенадцать
человек на земле! Вот это скорость! Жить захочешь — поторопишься!
Вертушка легла на бок и, дымя, резко ушла вправо. Потом, заложив крутой
вираж, вертолет взмыл в небо. Лежащие вокруг бойцы, стреляли, куда
попало, в направлении противоположного склона. Я тоже расстрелял два
магазина. Рядом со мной прошла очередь, и несколько пуль зарылись в
каменистую землю.
Следующий вертолет высадил взвод Шведова. В него тотчас ударили
пулеметные очереди. И эта вертушка задымила, но удержала высоту и сумела
улететь. Подорожник приказал усилить огонь по «духам». К площадке
подлетела еще одна пара вертолетов. Первый борт быстро высадил людей и
уступил место следующему. Второй завис над вершиной, опираясь на одно
колесо, и начал высадку солдат. Выскочили один боец, второй... Вот
выпрыгнул Серега Шкурдюк, за ним — пара солдат. И тут раздалась длинная,
громкая очередь из крупнокалиберного пулемета. Вертолет, дернувшись,
начал медленно заваливаться в ущелье. Звук двигателя стал прерывистым,
упали обороты, ему не хватало мощности. Из люка вывалились еще два
человека, а затем борт, накренившись, закувыркался в пропасть. Взрыв и
удар соединились в один громкий хлопок. Снизу полыхнуло пламя, и
поднялось облако дыма. Из ущелья послышался треск горящего дюралюминия.
«Крокодилы» обрушили на противоположный хребет море огня, но пулеметы и
автоматы мятежников не смолкали. Я лежал рядом с комбатом, расстреливая
магазин за магазином. Во время перезаряжания рожка патронами, мой взгляд
упал на лежащую возле локтя пулю. Она сверкнула сбоку минуту назад, и
теперь я ее мог разглядеть. Стальной сердечник длиной сантиметров пять
пробил бруствер и застрял в камушках.
— Иваныч, взгляните, из чего по нам лупят! — показал я подполковнику
пулю.
— От ДШК! Вот из него они и завалили «Ми-8». Комиссар! Надо доставать
людей из ущелья. Может, кто живой на склоне остался.
— А почему опять я? В «зеленке» мне досталось и теперь подставлять
задницу?
Василий Иваныч задумчиво поглядел на меня и хмыкнул.
— Согласен. Тогда, Василь, твоя очередь под пулями побегать, — сказал
комбат Чухвастову.
Замначальника штаба медленно пополз к месту катастрофы. Он перекатился в
ближайшую ложбинку, где его прижали пулеметными очередями. Минут пять мои
мысли пребывали в полном смятении. «Жить хочется! К черту войну! Зачем
мне это надо? Что, я — один единственный, кто должен лезть во все дыры?
Пусть Шкурдюк ползет, его рота! Но ведь внизу кто-то кричит и зовет, а
эти балбесы почему-то залегли и не спускаются на помощь», — размышлял я,
терзаемый угрызениями совести
— Василий Иванович, я посмотрю, в чем там заминка. Возьму с собой
Шапкина. — Комбат, не глядя на меня, кивнул головой и продолжил стрелять
одиночными по зарослям кустарника.
— Сашка! Бери станцию и за мной! — скомандовал я связисту.
Сержант без лишних пререканий поспешил следом. Пули плотно ложились
вокруг нас.
— Шапкин, прижми ниже задницу, а то отстрелят! Что, в учебке ползать
по-пластунски не учили? — негодовал я на Сашку, потому что тот, не желая
пачкаться, не полз, а передвигался на четвереньках.
Раскаленный металл врезался в каменистый гребень горы и с отвратительным
визгом рикошетил во все стороны. Хорошо, что стрельба идет только с
левого склона. Если «духи» такой же пулемет поставят и справа — нам всем
смерть!
Шапкин полз следом за мной и громко матерился после каждой очереди.
Конечно, неприятно, когда ежеминутно отлетающие камушки секут по щекам.
Я добрался до глубокой ложбины, в которой сидел бледный и изможденный
Шкурдюк. Рядом теснились Чухвастов и четверо растерянных солдат.
— Ну, что там случилось, Серега? Тебя не зацепило осколками? —
забеспокоился я.
— Нет. Перелякался дюже, но штаны сухие. К счастью, не задело ничем.
— Кто еще был в вертолете?
— Не знаю, выпрыгнул ли Арамов... Мы вместе с ним летели... Я выскочил, и
почти сразу вертолет упал и взорвался... — ответил Сергей медленно, с
большими усилиями, делая долгие6 паузы. Его колотила мелкая дрожь...
Солдаты лежали, прижавшись друг к другу, как испуганные воробьи. Они
понимали, что сейчас офицеры станут всех поднимать и гнать вниз к раненым
и убитым. Доставать тела из глубокого ущелья под обстрелом было страшно.
Ни у кого не было желания в любую секунду превратиться в окровавленный
труп и лежать на земле рядом с мертвым приятелем.
— Вася! Чего ждем-то? Внизу кто-то орет и стонет! Нужно ползти!
— Вот сам и ползи, умный какой! Пулеметы молотят без остановки, головы не
поднять!
— А ты ее и не поднимай! По-пластунски, змейкой, мордой в землю! —
предложил я капитану.
— Стар я, ползать под обстрелами. Помоложе найдутся, — возразил Вася и
нахмурился.
— На меня намекаешь? — усмехнулся я.
— Ни на кого не намекаю. Я простой замначальника штаба батальона. Мне по
должности не положено водить в атаку людей, воодушевлять бойцов. Другие
на это учились…
Я взглянул на Сережку, но того била сильная дрожь. После болезни не
окреп, а тут еще такой шок! Черт! Опять мне в передрягу попадать! До чего
не хочется подставлять башку! На какое-то время я закрыл глаза, размышляя
о предстоящей вылазке, достал номерок из-под тельняшки и погладил его для
удачи. Убьют, как пить дать, убьют! Если послать одних солдат, а самому
остаться в этой спасительной ложбинке? Нет, они наверняка где-нибудь
залягут и никого искать не станут.
— Что ж, миссию следопыта беру на себя, — сказал я Чухвастову. — Сейчас с
Шапкиным спущусь метров на пятнадцать по склону, а вы прикрывайте меня.
Огонь из всех стволов! Отвлекайте пулеметчиков!
В этот момент на наши ноги сверху рухнуло тело. Оно было довольно крупных
размеров, в шлемофоне вертолетчика, с окровавленным лицом, и громко
материлось.
— Ты кто? — удивился Чухвастов. — И откуда свалился?
— Я борттехник! Я же из этого вертолета! Как живой остался, не пойму! —
торопливо принялся объяснять «бортач». — Меня выбросило из люка вниз
головой. Вот всю морду себе разбил при падении о камни.
— Сколько человек осталось в вертушке? — поинтересовался я.
