поеду в штаб армии резвиться! — А сам побрел по дороге в сторону казарм.
Вид у капитана был довольно забавный, даже потешный. Кротов шел в
тапочках, в тельняшке и с пистолетом на ремне, волочащимся по асфальту.
Это был АПС в деревянной кобуре (генеральский пистолет).
— Сурков! Ко мне! — позвал командир полка.
Капитан, путаясь в ногах и выписывая «крендели», приблизился к строю.
— Прибыл! А что? Не имею права выпить? Я, может быть, сегодня самый
счастливый! Мне наконец-то майора присвоили! Досрочно и на ступень выше
должности! Заметили мое усердие!
— С чего ты это взял? — удивился командир.
— А вот у меня выписка из приказа! — протянул Сурков какой-то листок.
— Начальник штаба! Ты посылал представление?
— Нет, — искренне недоумевал начальник штаба.
— Начфин! Ты откуда взял этот документ? — спросил вновь командир.
— Из штаба армии! Скоро получите подтверждение! А я пойду, посплю.
Умаялся сегодня с девчонками! Деньги получены, завтра привезу в полк.
Начальники некоторое время удрученно чесали затылки, изучая бумагу. С
утра Сурков ходил уже со звездочками майора.
Через месяц, после того как по настоянию начфина в личное дело вписали
новое звание, обман вскрылся. Неизвестно кому и сколько он заплатил в
штабе, но присвоенное звание оказалось мистификацией. Но сам Сурков уже
уехал по замене майором. Вот прохиндей!
Глава 20. Война, которая никогда не кончается
Итак, вот и конец войне. Двадцать три месяца боевых действий позади.
Пошел двадцать четвертый. Месяц замены! Это сладкое слово замена!
Я попрощался с уходящим в рейд батальоном и принялся собирать чемоданы,
делать последние покупки. Джинсовые шмотки, масса безделушек-сувениров,
жвачки. Когда и где в Союзе их купишь? Эх, один такой кабульский дукан
перенести бы в любой областной город, и это вызовет революцию. А всего-то
на всего второсортный ширпотреб. Как же мы отстали от остального мира! На
этикетках штампы: сделано в Гонконге, Малайзии, Сингапуре, Индонезии,
Тайване, Таиланде, Франции, США, Японии. Вот тебе и средневековый
Афганистан! А мы все боремся за существование. К тому же постоянно
стремимся раздвинуть границы советского строя. Наши лозунги: «Нет —
нищете», но «Да здравствует бедность и усредненность!»
Я собирался в союз и одновременно продолжал поиски заменщика. Мне
сказали, что он уже приехал. Но где же этот офицер, в конце концов?!!
Батальон ушел в сторону Газни, а я поехал на пересылку. Предпринятые
розыски сделали свое дело. Вот он! На застланной койке, поверх одеяла, в
рубашке и спортивных штанах лежал офицер преклонного возраста, точнее,
предпенсионного военного возраста. Он спал и храпел в потолок, не
подозревая о том, что судьба его уже предрешена. И судьба эта — первый
мотострелковый батальон. Китель с погонами майора, два ряда планок с
медалями за «песок» (выслугу лет) подтверждали далеко не молодой возраст
заменщика.
Эх, нелегко будет мужичку у нас. Горы стонут и плачут по тебе, «папаша».
Жалко тебя, сочувствую, но ничем не могу помочь. Кто-то на верху, в
«большом» штабе, давно решил за нас обоих. Майор Маковецкий (такая
фамилия значилась в предписании) собственной персоной! Фамилию его я знал
из телефонограммы! Меня ждет Питер — тебя Панджшер, Хост, Алихейль,
Газни, Чарикар. Счастья и удачи тебе, старый майор. Так же, как и мне.
Никифор Никифорович за двадцать три месяца выжил и последние денечки
продержится! И возвращаюсь домой не по частям, не в стальном ящике, а
целиком и полностью. Без единой царапины, если не считать травмы мозга в
виде теплового удара и контузий. Это, конечно, досадное обстоятельство,
но в настоящее время голова меня не беспокоит. С возрастом, возможно,
что-то изменится и начну страдать, но сейчас — полный порядок. Я счастлив
и наслаждаюсь заменой.
Я легонько потряс за плечо майора:
— Алексей Алексеевич? Маковецкий?
Мужчина разомкнул глаза, протер их ладонями, потянулся и резко оторвался
от подушки:
— Ну, я. А что?
— А то, что вы — мой сменщик в Афгане! С прибытием!
Майор сел, потряс головой, разгоняя сон, и тупо уставился на меня,
пытаясь сообразить, что к чему.
— Моя фамилия Ростовцев. Я замполит первого батальона восьмидесятого
полка. Предлагаю сейчас же ехать в полк вместо прозябания на этом
пересыльном пункте.
— Ага, вон оно что! — майор окончательно проснулся, начал соображать и,
улыбнувшись, представился: — Меня зовут Алексей Алексеевич.
— Я знаю. А меня Никифор.
— А по отчеству?
— Ну, я довольно молод для такого общения. Впрочем, Никифор Никифорович.
Где ваш чемодан? Собирайтесь, поехали!
В полку я познакомил майора со всеми начальниками, которые не были в
настоящее время в рейде. Золотарев, глядя на седины майора и болезненный
зеленовато-серый цвет его лица, сморщился словно от зубной боли:
— Товарищ майор! Вам сколько лет?
— Сорок три.
— Два года до пенсии? — охнул замполит полка. — Они что там, дома, с ума
все сошли?! Ростовцев, никаких документов не оформлять. Сейчас зам по
тылу едет в Баграм, вместе садитесь к нему на БТР и отправляйтесь в штаб
дивизии к Севостьянову. Пусть начальник политотдела решает, как быть.
— Причем тут я? Это заменщик, вот его предписание. Я лечу в Союз, а вы
разбирайтесь сами, как вам быть! — возмутился я. — Чего я буду по дорогам
кататься! На пули шальные нарываться?
— А притом! Кому собираетесь дела передавать? А если майора Маковецкого
не утвердят в должности?
Я от досады ожесточенно почесал ухо, переносицу, затылок, шею, ягодицы.
Начался какой-то ужасный нервный зуд. Вот это сюрприз! Как говорится…
приплыли!
В политотделе неприятности продолжились. Севостьянов, узнав, сколько лет
Маковецкому, растерянно уставился на моего заменщика и воскликнул:
— Майор! Ты, какого хрена сюда приехал? Ты зачем поперся в Афган? Здесь
что, дом престарелых? В тыловом округе перепутали Баграм с богадельней?
Тебе завтра мешок в двадцать килограммов на плечи повесят, дадут автомат
в руки и пойдешь в горы. А послезавтра прикажешь похороны заказывать? Ты,
вообще, пехотинец?
— Нет. Я оканчивал политическое училище строительных войск.
— Ох! Час от часу не легче! — взвыл полковник.
В кабинет резво и энергично вошел командир дивизии и протянул какие-то
документы Аркадию Михайловичу.
— Читай! Смотри, что пишут твои оболтусы в политдонесении. — Генерал
раздраженно сунул листы в руки начпо, увидел нас и, не здороваясь,
воскликнул: — Ростовцев! Вы, почему тут? Батальон на войне, а он в штабе
прохлаждается!
— Я заменяюсь домой. Июль — месяц замены. Вот привез представлять свою
смену.
— Да! Посмотрите только, кого прислали в рейдовый батальон! Пенсионера! —
вскричал Севостьянов, ища поддержки у комдива. — Как он будет воевать?
Неровен час, помрет где-нибудь на перевале! Сорок три года!
— Майор, ты хоть чуть-чуть представляешь, куда попал? Что тебе предстоит
вынести? — набросился на Алексея Алексеевича комдив Баринов. — Даже такие
пацаны, как Ростовцев загибаются, не выдерживая нагрузок, а уж ты тем
более в ящик сыграешь. Надо что-то придумать! Чем болел в последнее
время? Что беспокоит?
— У меня язва желудка, давление повышено, и сердечко шалт, — ответил
Маковецкий, хмуря брови.
— Шалит? Ох, шалуны! Надо его в другое место перевести, Аркадий
Михайлович. Какие есть вакансии? Чтоб было полегче.
— Начальником клуба в Джабаль, — предложил начпо.
— Но это капитанская должность! Понижение! — задумался генерал. — Только
если он сам пожелает. Желаешь спокойно служить, майор? Хочешь не сбивать
ноги в горах и не подставлять башку под пули?
— Согласен! — Шумно выдохнул, освобождаясь от внутреннего напряжения,
Алексей Алексеевич.
— Вот и хорошо. Пусть пишет рапорт, а Ростовцеву поискать из резерва
другого заменщика. И в донесении в округ отметить низкое качество подбора
офицеров для боевых действий!
Генерал посмотрел на меня и спокойно произнес:
— А вы, Ростовцев, поезжайте в полк, продолжайте исполнять обязанности.
Ждите другого офицера.
Комдив ушел, а Севостьянов поинтересовался:
— Ростовцев, а ты почему еще не капитан? Что-то я не помню, подписывал ли
я тебе представление на досрочное звание.
— Нет. Золотарев документы так и не пропустил, — ответил я и насупился.
«Вот черт! — подумал я. — Заменщика забирают, да и старую обиду со
званием напомнили. Обещано много, а реализовано...»
— Так — так! А что у тебя с наградами? С присвоением Золотой Звезды Героя
перспективы туманны. Сколько орденов получил?
— Один! Мне целый год этим Героем мозги пудрили и ни разу более не
представляли к наградам.
— Непорядок! За последний бой в «зеленке» представим к «Красной Звезде»!
Заслужил! Поправим ошибку.
* * *
Из Ташкента возвратился счастливый Рома Ахматов.
— Мужики! Уезжаю! — радостно заорал он, переступая порог канцелярии
танкового батальона. — Прощай, Афган!
Я сидел в гостях у Скворцова и оказался невольным свидетелем приезда
комбата-танкиста.
— Поступил? — радостно воскликнул Скворцов.
— Да, приняли! — ответил, сияющий от счастья подполковник. — Вы
разговариваете с будущим академиком!
— Роман Романович, как же ты умудрился экзамены сдать? Ты ведь с
Подорожником вместо подготовки водку глушил! — удивился я.
— Молодо-зелено! Мастерство не пропьешь! — насмешливо сказал Ахматов. — А
если честно, то благодаря простреленной груди и орденам! От физподготовки
по ранению меня освободили! Иностранный язык молодая училка принимала,
выслушала героические военные рассказы и поставила мне троечку. Сочинение
я списал: шпаргалка была по теме. А вот тактику устно сдавать — верный
завал! Взял билет — вижу, ничего не знаю. А принимать пришел сам
председатель комиссии. Генерал! Подошла очередь отвечать, выхожу к доске
и несу всякую белиберду. Генерал слушал меня, слушал, прервал и
спрашивает: «Вы кто по должности?» — «Командир танкового батальона!» —
отвечаю я.
«Эх-хе-хе! — вздохнул председатель. — Как же вы, подполковник, батальоном
командуете? Поступать приехали в академию, а знаний нет! Совершенно
ничего не знаете, докладываете не по билету! Вынужден вам заявить, что
подготовка неудовлетворительна и поэтому рановато в академии учиться…» В
этот момент секретарь комиссии трогает генерала за локоток, и слышу
громкий шепот: «Товарищ генерал! Это подполковник Ахматов! У него
«Красное Знамя» и «Красная Звезда»! Тяжелое ранение! Внеконкурсное
поступление! Мы его уже приняли и зачислили!» Генерал растерянно взглянул
на секретаря — полковника, потом на меня и продолжил: «Гм-гм! Ну,
подполковник Ахматов, принимая во внимание вашу героическую службу и
образцовое выполнению интернационального долга, ставлю вам твердую
четверку и желаю дальнейших успехов в учебе!» Такие дела! — рассмеялся
Роман. — А я переживал, трясся, нервничал! Знать бы наперед, что так
получится, время в Ташкенте не терял бы! В рестораны б ходил, на танцы!
Спасибо прострелянной груди, помогла!
Мы дружно засмеялись, поздравили комбата, а Скворцов помчался за
коньяком, чтобы обмыть успех товарища.
Два дня я писал отчеты, донесения, планы. За месяцы беспрестанных рейдов
накопилось бумажной работы невпроворот. Поздно вечером меня вызвал к себе
дежурный по центру боевого управления. Посыльный примчался весь
запыхавшийся:
— Скорее, срочно!
Что случилось? Что опять нужно от меня? Мое дело спать и ждать другого,
более молодого, замполита батальона. Моя война закончилась! Июльский
счетчик заменщика отсчитывает часы до возвращения.
Я спустился в бетонный бункер под штабом полка и услышал тревожные
доклады с места боев, увидел нервную суету толпившихся офицеров.
— Кто меня вызывал? Что случилось? — спросил я.
Майор Гамаюн указал рукой на стул:
