завален. Даже не смутились, наглецы! Налили мне стакан коньяка. Я выпил,
собрал ее шмотки и вышвырнул за дверь. Дал ей сочную оплеуху и пинка под
зад. А Генке приказал выметаться в комнату зампотеха. Теперь не
разговариваем.
— Поучительная история, — задумчиво вздохнул Подорожник. — Но бывают
промашки и хуже. Даже со старыми «зубрами», вроде меня! Говорю всегда
«сами с усами», а опростоволосился, словно «зеленый» лейтенант! Рома,
помнишь, приезжал в полк ансамбль «Крымские девчата»?
— А как же! — ухмыльнулся Ахматов.
— Улыбаешься? Вот и я недавно улыбался. Хорошие девчатки, ядреные,
сочные. Я после банкета Люську-солистку на руках нес к себе. Спьяну
запнулся, уронил ее на лестнице. Ох, и пухленькая дивчина! Как она
колыхалось со ступеньки на ступеньку! Пампушечка! А в постели хороша!
Прислала мне позже из Ялты открытку: «Васенька, никогда не забуду наши
жаркие ночи, эти счастливые мгновения. Навеки твоя!» Я, старый дурак,
имею привычку читать книги, пользуясь закладками. Эту крамольную
открытку, прочитав «Милый друг» Мопассана, случайно оставил на последней
странице.
— И что? — засмеялся в предвкушении хохмы Скрябнев.
— А то! Мина замедленного действия! Уезжал домой Папа-Айзенберг, я его
попросил пачку книг к тещеньке в Ташкент завести. Жена у меня тоже
книголюб. Прочла книжку и ознакомилась с любовным посланием. А я-то
думаю, что-то письма получаю уж больно холодные, почти официальные.
Приехал, начал к жене моститься, а она и говорит, чтоб я вначале
присланный роман прочел. Протягивает книжку, открываю — и сердце замерло.
Эта злополучная «улика» на первой странице лежит. Пропал отпуск...
Никто, конечно, смеяться не стал. Присутствующие сочувственно хмыкали или
понимающе кивали.
Теперь мне стало понятно, почему Подорожник вернулся из отпуска грустный
и ходил словно «пыльным мешком» ушибленный. Не было прежнего
командирского задора, рвения и пыла. Сохранилась только злость. Крепко
видимо жена в отпуске нервы потрепала.
Спиртное, что закупили, выпили, но некоторым показалось этого мало. Роман
пригласил меня и Василия Ивановича к себе в гости. Я не хотел идти, но
комбаты настояли на своем:
— Никифор, ты знаешь, редко выпадает случай пить с будущим Героем! С
нашим нынешним полковым Героем никто не пьет, в силу его нелюдимого
характера. Детям и внукам, впоследствии, дома буду рассказывать про тебя.
Пошли с нами! — улыбнулся Ахматов и, взяв меня под локоть, увлек за
собой. — Не обижай отказом! И не дуйся на то, что я про потерянный орден
рассказал.
В комнате Романа комбаты после каждой рюмки затягивались очередной
сигаретой, и меня слегка замутило.
— Товарищи майоры! Я выйду, подышу! — сказал я и вышел из модуля.
На лавочке за углом домика сидел Светлооков и что-то грустно насвистывал.
Он уставился на меня и спросил:
— Ростовцев! У тебя сто чеков есть с собой?
— Ну, есть! А что? — осторожно поинтересовался я.
— Дай! Взаймы на неделю! — попросил Гена.
Вспомнив о приключившейся беде Светлоокова, я не смог ему отказать и
протянул деньги.
— Ой, спасибо! Выпить жутко хочется, а мы со Скворцовым получку уже
прикончили! Быстро заходи к нам в комнату. Я мигом!
В помещении сидели командир роты Женька Скворцов и Элька. Оба дымили
«Столичными» и молча слушали магнитофон.
— Никифор, тебе чего? — спросил Женька.
— Гена взял у меня денег, направил сюда, а сам побежал к работягам за
водкой.
— А-а-а! Тогда заходи, очень рады!
Светлооков вернулся спустя пять минут и сразу без лишних слов разлил
водку по стопкам. Залпом выпил содержимое своего стакана, достал пачку
сигарет, закурил и задумался.
— Гена, да не грусти ты. Прекрати себя изводить, — похлопал его по плечу
капитан Скворцов. — Совсем себя измучил. Вот посмотри на меня. Я ведь ни
капли не печалюсь, хотя знаю наверняка, что жена мне с соседом изменяет.
— С каким соседом? — оживилась Элеонора.
— Да с майором, начмедом полка! Будь он не ладен!
— И ты так спокоен? — удивился я. — Непостижимо!
— А что беспокоиться? Она в надежных руках. Тем более я сам виноват. Мы с
начмедом соседи по лестничной площадке семьями раньше дружили. Отправили
Семена (соседа) в Афган на два года, а жена у него раскрасавица и знойная
женщина. Мимо равнодушно пройти тяжело. Просто невозможно не обратить
внимания. Короче говоря, через полгода после отъезда дружка однажды под
бутылочку и музычку мы с Валентиной согрешили. Потом еще раз и еще много
раз. Полтора года я пахал на два фронта, в двух постелях. Но все хорошее
когда-нибудь заканчивается. Вернулся начмед, а гарнизон маленький, правду
не скроешь, про всех знают. Ехидные бабы любят влезть не в свое дело.
Какой-то гадюке приспичило раскрыть глаза мужу на измену жены. У него
дома произошло небольшое сражение, побили посуду, цветочные горшки.
Валька шикарный синяк под глаз получила.
— Тебе, негодяю, майор морду набил? Признавайся, сволочь! — со злостью в
голосе спросил Светлооков.
— Нет, Гена. События развивались совсем по-другому сценарию. Я уже
получил предписание убыть в Афган. Ну, думаю, пронесло, уеду без
скандала. Мне и самому перед Семеном неудобно. Не знаю, как в глаза
смотреть, друзьями же были. Собрала жена вещи в чемодан, плачет, провожая
в дорогу, криком кричит. Я ей: «Дура, не хорони раньше времени!». Тут
звонок в дверь. Открываю. На пороге стоит начмед с бутылкой водки. У меня
в груди похолодело. Приглашаю войти, а жену выставляю из квартиры, к
соседке. Она единственная, наверное, в городке про нас с Валькой ничего
не знала. Сели мы с Семеном за стол, я закуску приготовил. Нарезал сало,
колбаски, огурчики соленые, помидорчики, капустка. Грибочки всевозможные:
грузди, маслята, рыжики....
— Ух, отменный закусон! — проглотил я слюну, представив все эти яства.
— Пьем, жуем, молчим, — продолжил рассказ Скворцов. — Выпили его бутылку,
я достал свою из морозилки. Разливаю по стопкам, и тут сосед говорит:
«Женя! Как ты уже понял, я знаю про тебя и Валентину! Нашлись
доброжелатели, просветили. Ну, спасибо, удружил, сердешный... Ты эти годы
услаждал мою жену, холил ее, лелеял, пока я в Афгане служил. Ну ладно,
забудем... Слышал, Женя, ты теперь воевать едешь?» Я киваю головой, а
самого в жар и в пот бросает. Понимаю, к чему он клонит! А сосед
продолжает: « Ну, теперь, Женя, не обессудь. Моя очередь кобелировать.
Служи спокойно, не переживай. Пригляжу за твоей супругой, будет в целости
и сохранности». И так уверенно, гад, говорит. Улыбается недобро.
— Жека, не расстраивайся, на понт тебя брал медик, — попробовал я
успокоить капитана.
— Если бы.… С каждым месяцем письма реже и реже приходят. И те немногие
как дежурные отписки. Последняя весточка — почти месяц назад... А раньше
пару раз в неделю получал депеши. Мужик он видный и выгодный. Спирт,
лекарства... Начмед, такая же, как и я сволочь…
Светлооков внимательно выслушал байку, но не повеселел. Наоборот, еще
сильнее пригорюнился, нахмурился и ушел в себя.
Бедняга Генка Светлооков! Нельзя воевать с таким настроением! Пропали сто
чеков. Зарекался же я не давать в долг перед рейдом. Гибнут все мои
должники! Не везет им...
Глава 5. Расстрелянный стройбат
Тревога! Пропала колонна автомобилей строительной бригады. Стройбат
отправился на девятнадцати КАМАЗах за щебнем и исчез. Похоже, заблудились
и уехали к «духам». В карьере они не появились. Обратно в Кабул не
возвращались. Затерялись в окрестностях Пагмана. Вскоре афганцы сообщили,
что видны горящие машины в центре поля, вдали от трассы. Причем совсем в
другой стороне от установленного маршрута.
Батальон быстро пополнили боеприпасами, продуктами и без лишних строевых
смотров отправили на вертолетную площадку. Вертолеты сменяли друг друга,
унося каждые пять минут в горы очередной взвод. Людей разбили на группы
по десять человек. Всевозможные списки и донесения офицеры составляли на
ходу, а штабные забирали бумажки прямо на площадке.
Что случилось, никто толком не знает. Остались в живых строители или
давно погибли? Примерное количество «духов» не известно, точный район
высадки для нас не ясен. Начальство, конечно, основной информацией
владеет, но почему-то до нас она не доходит. Одни недомолвки. Не хотят
верить в масштабы этой трагедии.
К лежащим на бетонке солдатам подъехал «уазик» и из него выбрался важный
начальник. Это был начальник политуправления армии. Я поспешил к нему и
представился, доложил обстановку. Генерал махнул рукой и отправил меня
обратно, начальство желало прямого общения с бойцами. Ну что ж,
беседуйте. Следом за главным политруком армии из машины выбрался еще один
не менее важный пассажир, которого не обхватишь и в четыре руки. Он был в
отутюженном камуфляже без знаков различия и звезд на погонах, но вид имел
начальственный. Ходил этот товарищ степенно, переваливаясь с боку на бок,
заложив пухлые руки за спину. Неизвестный остановился возле первой роты,
и Сбитнев вскочил для доклада. Солидный поздоровался, похлопал Вовку по
плечу и отправился догонять генерала. Я громко расхохотался и ткнул Вовку
в бок.
— Не догадываешься, кому ты представлялся?
— Ну? Кому? Полковнику или генералу. А что?
— Да нет, ничего. Это прапорщик Вася или Петя. Холуй-ординарец армейского
ЧВСа (Члена Военного Совета). Рыло видишь, какое солидное, наел за годы
совместной службы! Генерал его с собой в Афган привез, с ним и уедет
дальше. Тоже ветеран войны будет, как и мы с тобой.
— А ты откуда его знаешь? — с сомнением спросил Володя.
— На сборах видел, он генералу портфель носил и его распоряжения
выполнял. Вот умора! Командир боевой роты перед денщиком прогнулся!
— Гад ты! Мог бы предупредить!
— Не успел. Ты так шустро рванулся к нему, даже резина на ботинках
задымилась! — рассмеялся я.
— Ну и рыло прапор наел! А солидный, ну прямо маршал! Породистый!
— За то и держат, за представительность, — усмехнулся я.
Батальон разместился по высотам, с которых можно было разглядеть убогие
кишлаки, притулившиеся на крутых склонах. Виноградников было мало, но
много ореховых деревьев и шелковицы. Витамины! В бинокль хорошо видны
дома, дворы, домашний скот. Людей нет. Скрылись. Раз аборигены сбежали,
значит, это они сотворили побоище, чувствуют за собой грехи. Первая
установка командования: искать кого-нибудь из спасшихся солдат.
Артиллерия с площадки у шоссе обстреляла дальние горные хребты, авиация
бомбила и наносила ракетные удары. Дымы от бесчисленных пожарищ в
зарослях густого кустарника стелились по горным вершинам и столбами
поднимались в небо. Ночь напролет артиллерия выбрасывала смертоносный
груз через наши головы по невидимому противнику. Кто знает, попадают они
в кого-нибудь или нет? Стрельба приятно радует, потому что понимаешь: ты
не один, не брошен на произвол судьбы в «духовском» районе.
Утром десантники вошли в кишлаки со стороны долины, а наши разведчики
спустились со стороны гор. Что-то взорвали, что-то подожгли. Изредка
происходили скоротечные перестрелки. Авиация теперь летала уже где-то в
стороне, и слышны были только доносящиеся издали глухие взрывы бомб.
Время текло медленно и монотонно. Мир вокруг словно замер. На ясном
голубом небе ни облачка. Сентябрь в Центральной Азии — это не сентябрь на
Урале. Солнечные лучи опаляли камни, колючки, одежду и, конечно, наши
тела. Марево раскаленного воздуха обволакивало укрытия, и не было
никакого желания вылезать наружу — прочесывать кишлаки. Брезентовые
накидки, натянутые над СПСами, оберегали от прямых солнечных лучей, но не
спасали от духоты и зноя.
Новости поступали с каждым часом все ужаснее. Обнаруженные машины были
