составлял унылый капитан Василий Чухвастов. Он шел на боевые впервые и не
лез руководить. Мужик он был не заносчивый, компанейский.
— Василий, а ты чего долго задержался в капитанах? — спросил, сплевывая
виноградные косточки в арык, Сбитнев.
— Так получилось. Выпал из струи, вернее совсем в нее не попал. Пять лет
служил за границей командиром взвода. Там не особо вырастешь без блата, а
я не блатной. Потом приехал в Белоруссию и начал, можно сказать, все
сызнова. Еще два года двигался к должности командира линейной роты, а
затем четыре года командовал ею. В Союзе быть в тридцать четыре ротным
нормально, а тут все иначе. Вот кадровики на пересыльном пункте и
предложили стать замом начальника штаба батальона.
— Ну и как тебе, тяжело у нас? — поинтересовался я.
— Если честно, то да! Хреновато! В такой жаре никогда не бывал! Просто
кошмар какой-то! Я худой как тростинка, а тут и вовсе от меня останется
одна кожа, натянутая на кости.
— Ничего, привыкнешь. Зима скоро наступит, похолодает, — успокоил я его.
— А когда она тут начинается? — с тоской вдохнул капитан.
— В начале декабря. Будет градусов пятнадцать, — обрадовал я его.
— Что, такой лютый мороз?
— Да какой к черту мороз! Плюс пятнадцать-восемнадцать, а в январе, может
быть, до десяти тепла будет. Хотя в прошлом году даже снег один раз ночью
выпал. Холодно только в горах. Там и снег, и мороз, особенно поближе к
ледникам. Очень противно, когда холодные дожди начинаются. Промозгло,
гадко, бр-р… — меня передернуло от неприятных воспоминаний.
— Зато очень шикарно и романтично встречать Новый год в горах, в снегу.
Дома разве так отпразднуешь? — рассмеялся Сбитнев.
— Вот спасибо, хорошая перспектива, — тяжело вздохнул Чухвастов, и
неожиданно спросил: — Никифор, а как тебе наш замполит полка, Золотарев?
Как к нему относишься?
— Говнюк! Мерзкий, липкий, гадкий! Не люблю начальников-алкашей, активно
претворяющих в жизнь антиалкогольную кампанию! А почему он тебя
интересует? — спросил я и подозрительно посмотрел на капитана.
— Этот пьянчуга мой давний знакомый, еще по группе войск. Одно время
дружили. («Черт дернул меня за язык, — подумал я, глядя на давящегося от
смеха Сбитнева.) Когда находишься за рубежом, вдали от Родины, порой
очень быстро сближаешься, — продолжил рассказ Василий. — Мы служили в
одной роте, я — взводный, а он — зам по политчасти. Был такой тихий,
скромный парень. Молчун. Молчал в основном потому, что сказать нечего,
интеллект подкачал. Саня родился в какой-то богом забытой глубинке.
Плохое образование, большая многодетная семья.
И вот помалкивал мой приятель, и вдруг выкинул фортель. Подошел однажды к
нему «шестерка», полковник-порученец, со следующим предложением: «Шурик,
пойдешь на сделку с совестью ради карьеры?» Перед ним открылась шикарная
перспектива роста: майорская должность, академия, замполит полка и далее.
Требовалось только одно — жениться на молодой машинистке, работавшей у
Главнокомандующего группы войск. Смазливая девица была любовницей этого
генерала и желала какой-то определенности в жизни. Сам главком жениться
на ней не мог, но делал попытки пристроить свою пассию. Вот и предложили
ее Золотареву. Шурик подумал и после трехдневного запоя согласился. В миг
карьера резко пошла в гору: он возглавил комсомол дивизии, следующая
должность — главный комсомольский вожак группы войск. Наконец, не
заставило себя ждать и поступление в академию. Очень удобно всем. Эрзац —
муж в Москве, а жена осталась за границей, со своим шефом. Но тут
накладочка вышла. Генерала назначили заместителем Министра Обороны!
Понятно о ком говорю? Соболевцев. Вы его портрет в ленкомнате видите…
— Ага, сам лично недавно переклеивал. В лицо его не помню, но эту
фамилию — еще бы не знать! — кивнул я головой.
— Ну, да хрен с ним, рассказывай дальше про эту «шведскую тройку».
Хорошее трио у них получилось, — рассмеялся Володя. — Я всю жизнь мечтал
любить молодую жену престарелого маршала и регулярно ее иметь. А также с
наслаждением наблюдать и любоваться ветвистостью рогов вельможного мужа!
И каждую ночь их наращивать!
— Хватит болтать, мечтатель! Что было дальше? — прервал я полет фантазии
ротного.
— Пути наши разошлись. Подробно в интимные подробности я не посвящен.
Когда сюда прибыл и пришел в штаб представляться, Золотарев как увидел
меня, так его прямо перекорежило. Побледнел, что-то промямлил и, ни о чем
не расспрашивая, ушел в кабинет. Больше ни воспоминаний, ни разговоров.
Делает вид, что мы не знакомы. Его личную жизнь, в принципе, знает лучше
меня, Людмила, командирская любовница. ППЖ («полевая походная жена»).
— Это какая Людмила? — живо заинтересовался Сбитнев.
— Не знаешь Люду? С Луны свалился? Меня и Ветишина весной зам-командира
полка, Губин, из ее комнаты выгонял. Сережка позвал чайку попить, котлет
поесть, а тут Иван Грозный, Филатов, посыльного присылает. Она говорит
сержанту-вестовому, что у нее гости. В данный момент занята, не хочет
быть негостеприимной, невежливой. Ваня подождет. Поднялась буря! Командир
полка приказал Губину нас выгнать любым путем. С Губина что возьмешь?
После катастрофы вертолета у этого бывшего бравого десантника с нервами
не в порядке. Контузия, голову клинит. Вызвал роту к модулю. Муталибов
привел бойцов, встали под окнами в два ряда и хором орут: «Лейтенант
Ростовцев! Лейтенант Ветишин! На выход!». И так десять раз. Пришлось
освободить помещение. Мы с Сережкой оттуда как ошпаренные выскочили, а
после целый час нам «кэп» мозги прочищал — не садись не в свои сани, не
лезь на чужую кровать! А мы не только не садились, но и не ложились!
Ложная тревога. Ха-ха.
— Так вот Люда знает и Золотарева, и его супругу лучше меня. Вместе при
штабе служили, подругами были. Она мне при нашей встрече многое
рассказала из дальнейшей жизни замполита. Людмила, кстати, моему приезду
очень обрадовалась. Вспомнилась молодость. Так вот, наш карьерист
отправился учиться в академию, подальше с глаз, да вот напасть — вскоре
весь состав «любовного треугольника» последовал за ним. Генерал пошел на
повышение в должности, а пассия за ним, как нитка за иголкой.
Естественно, по окончанию учебы места в Москве нашему «дикорастущему»
майору не нашлось. И его сослали в то место, куда семья следом ехать не
обязана — в Афганистан. Хотел бы я знать, куда высокопоставленный
любовник отправит Золотаря после командировки на эту войну. Может,
развяжет новую военную кампанию в Европе? — закончил свое повествование
Чухвастов.
— Теперь мне понятно, почему он так много пьет и всех на этом свете
ненавидит, — ухмыльнулся я. — Это он остатки совести заливает водкой.
Заспиртовывает, чтоб наружу не вырывалась.
В этот момент к нам подбежал лейтенант-сапер и доложил:
— Товарищ капитан! Готово. Соседний дом напичкан тротилом, можно
подрывать!
— Раз можно, значит, подрывай! Правильно, Володя? — переспросил у ротного
Василий, уточняя приказ.
— Согласен. Давно пора, что-то подорвать в этом гадюжнике! Сапер! Убери
бойцов в укрытие, проконтролируй и крути динамо-машину! — распорядился
Сбитнев и предложил: — Можно еще сфотографироваться на фоне взрывов. У
меня в фотоаппарате осталось три кадра.
— Конечно! Пошли, запечатлимся на фоне разрушений! — восторженно
поддержал я эту идею.
— Нашего замполита хлебом не корми, только дай сфотографироваться среди
разрушений и пожарищ. Придаст себе героический вид и на съемки. То на
развалинах, то с душманами в обнимку, то с пулеметом в руках, — бормотал
Сбитнев.
— Сам, гад, предложил, а меня тут же и высмеял! Чей фотоаппарат? Твой!
Чья идея? Твоя! А я у тебя главный любитель батальонных снимков! Поставь
на место вставную челюсть, закрой рот и убери ехидную улыбку! Пошли
фоткаться.
— Постараюсь, чтобы твое наглое рыло в кадр не попало! — пообещал мне
Володя.
— А я в центре встану с тобой, дружески обнявшись!
Наша компания, разместилась напротив подрываемого жилища. Ротный отдал
фотоаппарат Свекольникову и скомандовал саперам: «Огонь!» Все приняли
воинственные позы. Взрыв! Бах! Бух! То, что называлось домом, взметнулось
в воздух десятками тонн глины и земли. В следующее мгновение после
сделанных снимков мы невольно оглянулись. Взрыв поднялся метров на
тридцать огромным фонтаном. Адская сила втянула в себя стены и грунт.
Затем эти обломки устремились вниз с бешеной скоростью.
— Бежим! Скорее в укрытие! — заорал Сбитнев, и бойцы дружно сиганули: кто
за дувал, кто упал в арык.
Большие комья глины забарабанили вокруг по земле, словно метеоритный
дождь. А потом повисла плотная завеса оседающей пыли и песка.
— У-ф-ф! Больше никаких съемок! — приказал, отряхиваясь, Чухвастов. — С
меня хватит! Я думал, что вот этот комок мне голову размозжит!
Капитан пнул ногой только что рухнувший рядом большой комок глины,
спрессованный и высушенный многими десятилетиями, бывший минутой назад
частью монолитной стены.
— Свекольников! Аппарат цел? — поинтересовался, выплевывая землю изо рта,
Сбитнев.
— Цел! Первый кадр получился очень хороший! — успокоил солдат.
— Чем же он так хорош? — удивился я.
— А вы командиру роты рожки над головой поставили, а он — вам! И оба
широко улыбаетесь, — ответил Свекольников.
— Вот замполит, зараза! Одни гадости от него! Рога командиру
запланировал! А я думал, чего это он обниматься лезет! Скотина! — криво
улыбнулся Вовка.
— Око за око! У нас с тобой мысли одинаково коварные, — засмеялся я.
* * *
Следующим утром, пробуждение пришло с первыми лучами солнца. Сбитнев
растолкал меня и сердито произнес:
— Никифор! Собирайся в путь-дорогу! Как ты меня утомил со своими
документами! То характеристики на тебя пиши, то представления, то
аттестацию. Теперь фотографироваться вызывают! Фотомодель ты наша!
— Куда? На КП батальона? — зевнул я широко.
— Ага! Специально для тебя корреспондент в «зеленку» приедет, башкой
рисковать! Делать ему больше нечего!
— Командир полка приказал взять тебе две «коробочки» (БМП), и отправиться
в штаб дивизии. Там тебя ждут к обеду. Нужна фотография на документы в
общевойсковом кителе, в форме старшего лейтенанта. Смотри на карту: тут
мы сидим, вот сухое русло реки, вот штаб дивизии, здесь штабная застава
второго батальона. Проедешь мимо нее, выберешься на грунтовку, доедешь до
автопарка саперов. Там оставишь технику и солдат. Бежишь в политотдел,
позируешь и обратно к нам. Не опаздывай! Тебя ждут к двенадцати
ноль-ноль! Севастьянов лично распорядился. Так и быть, дам две машины и в
придачу Зибоева с пулеметом.
— За пулемет — отдельное спасибо! — ответил я, громко зевая и потягиваясь
в спальнике. — Эх, кто бы меня в машину прямо в мешке отнес! Поднял в
такую рань! В пять утра! А что еще раньше нельзя было разбудить и
сообщить об этом!
— Можно было, полчаса назад, как только меня оповестили и повоспитывали.
Командир полка минут десять нотацию читал на мое робкое возражение о
множестве других задач. На одно слово — десять матов! Придумали, гады!
Две БМП забрать! Третью часть роты!
— Ни треть, а четверть роты! Ты думаешь, я горю желанием по «зеленке»
кататься, и вдоль кишлаков на броне дефилировать двумя прекрасными
мишенями? — вздохнул я, мысленно содрогаясь от предстоящих острых
ощущений.
— Вот-вот! Начальство только и дефилирует на этой войне. Особенно чертовы
политические руководители. Наверное, думают, что тут курорт! Взять и
приехать к двенадцати ноль-ноль. Козлы! — продолжал браниться ротный. —
Ну, поспешай, Ник, собирайся. Позавтракаете в пути. Гони по руслу на всех
парах! Если «духи» бахнут из гранатомета, может, промажут и не попадут в
