— Не я, а она дает.
— Как же так, а говоришь, разошлись?
— Чудак-человек! Я чужой, что ли? Я свой! Мы после того, как бумагу в
загсе получили, пошли это дело обмывать, — продолжил рассказ Бодунов.
— А почему в загсе разводили?
— Детей не завели, не успели, оба согласны на развод, поэтому все прошло
быстро, без проблем, без суда. И ей жить удобно. Пока я тут загораю, она
вроде свободная и мужу не изменяет. Независимая, честная женщина.
Развлекаться может сколько угодно. И мне хорошо, и я — вольный казак.
Пошли мы с ней отметить изменение в семейном положении. Обмыли, потом
внезапно обоим захотелось любви. Я говорю: дашь? Она в ответ — дам. Так и
провели месяц. Что мне болтаться, кого-то искать? Когда проверенная
подруга есть под боком. Да и квартира у нас маленькая, однокомнатная.
Кровать одна, общая. Куда деваться?
— А дальше? — спросил я.
— Что дальше? Кино, танцы, пляж, пиво, вино и все та же испытанная общая
кровать.
— Ну и зачем разводился-то? — опять непонимающе переспросил я.
— А хрен его знает! Надоела! — отмахнулся Игорь.
— И опять каждый день на Стеллу? Надоела, называется! — улыбнулся я.
— Развелся от нечего делать, потому что так захотелось.
— Чудак. Можно сказать, балбес!
— Можно и так сказать. А можно и грубее обласкать. Несерьезный я
человек, — грустно подытожил Бодунов.
— А дальше что делать будете? После войны?
— Может, снова поженимся. Баба она неплохая, симпатичная, хозяйственная.
Видно будет, как дальше жизнь пойдет. Для начала вернуться живым нужно!
«Зеленка», видишь, впереди какая суровая! Безбрежная и бескрайняя! И
«духов» в ней не перечесть. Что судьбой предначертано — никто не знает.
Сегодня не стреляют, а завтра пули да осколки засвистят вокруг.
— Ну, ладно, ладно! Не грусти, поешь виноград, говорят, для мозгов
сладкое полезно. Особенно тебе!
— Да он кислый како-то! Дрянь. Только на брагу годится.
— Поищи и найдешь сладкий. Ладно. Не журысь, казак! Все будет хорошо!
Поехал я. Не то наше ротное начальство обидится и рассердится.
Бронемашина, медленно покачиваясь на земляных грядках и межах, ползла по
винограднику, перемалывая гусеницами стоящую рядами лозу. Плети трещали и
скрипели под натиском тяжелого металла. Они, тормозя движение, тянулись
следом, оплетали траки и колеса, но все же обрывались, не выдерживая
напора «стального зверя». Но даже машина не смогла прорваться сквозь
тройной ряд изгороди. Большой моток проволоки опутал гусеницу, и мы
остановились.
Рахмонов тяжело вздохнул, вылез из-за рычагов и скомандовал наводчику:
— Скляр! Вылезь, помогать будешь. Застряли.
— Быстрее солдат, быстрее, — прикрикнул я на бойца. — Мы что мишенью
торчать будем?
Тр-р-р. Пак-пак-пак!!! Раздалась в эту минуту очередь из густого сада, и
пули засвистели совсем рядом. Сидящие на броне посыпались на землю, как
грибы из лукошка.
— Зибоев! Ты чего пулемет бросил? — заорал я на солдата. — Залазь
обратно, стягивай пулемет вниз и лупи сквозь виноградник. Больше огня,
больше шума!
Наводчик-оператор Скляр повернул башню и полосонул из пушки короткой
очередью по кустарнику.
— Куда стрелять-то?! Никого не вижу! — завопил наводчик из башни.
Напрягая легкие, чтобы перекричать работающий на холостых оборотах
двигатель, я проорал ему:
— Солдат, видишь четыре орешника?
— Те, что справа растут?
— Да! Вот туда и расстреляй ленту. Кажется, оттуда били.
Бум-бум-бум!!! Застучала пушка, и очереди 30-милиметровых снарядов
отправились искать свою жертву. Тр-р-р!!! Огрызнулись еще раз кусты.
«Духи» не желали отступать и отстреливались. Главное, чтобы у них не было
гранатомета. Сожгут машину, гады! Та-та-та!!! Вновь просвистели пули над
нами.
Зибоев перебросил с руки на руку для удобства тяжелый пулемет, повесил
его на ремень и выпустил длинную-длинную очередь.
Я расстрелял четвертый магазин и понял: пора вызывать подмогу. Только
собрался лезть на башню к радиостанции, как обстрел со стороны «духов»
прекратился. Наступила напряженная тишина.
— Товарищ лейтенант! Я выдернул эту дурацкую проволоку из гусениц, можно
двигаться, — обрадовал нас Рахмонов.
— Заползай в люк и вперед! Бойцы, на машину! Быстро! — приказал я, и
машина осторожно двинулась к орешнику.
Со стороны командного пункта роты мчалась БМП, облепленная пехотой. На
полпути к обстрелянной рощице мы встретились. Пехота спешилась и
попряталась в винограднике. Мы с ротным упали в одну канаву.
— Что тут случилось? — поинтересовался Володя. — Бойцы целы?
— Солдат не задело, а почему про меня не спрашиваешь?
— Что с тобой станет — «Кощеем Бессмертным».
— Радует твоя уверенность в моей неуязвимости! Три-четыре «духа» долбили
вот из-за тех деревьев и развалин. Мы им ответили, как смогли. Теперь они
спрятались — молчат.
— Машины в линию, пехота сзади, вперед к рощице! Броня, непрерывный
огонь! Пехота, бл…, не спать, стрелять! — скомандовал ротный.
Через пять минут мы проверяли место, где была засада. Трупов нет, но
следов крови уходящих в кяризы «духов» достаточно много.
— Уползли, гаденыши! — сказал Володя и выругался витиеватым матом. —
Никифор, у тебя на машине остались дымовые мины?
— Есть, наверное. Сейчас спрошу. Лебедков, «дымовухи» не закончились?
— Последние, четыре штуки, — ответил сержант.
— Давай одну сюда в кяриз, а другую вон в тот старый колодец. Дыры нужно
закрыть чем-нибудь, чтоб наружу дым не выходил и остался внутри.
Солдаты занялись делом, а мы с Володей присели под деревом.
— Чего вызывал? — спросил я.
— Задачу уточнить тебе хотел. От домов до дороги приказано территорию
очистить и вытоптать. Чтобы пространство хорошо просматривалось
проходящими колоннами. Сломать и разрушить дувалы, взорвать развалины,
спилить деревья и задавить виноградники.
— Нормальненько! Тут работенки — на месяц! — возмутился я.
— Да нет, брат, на три дня! Не спи, работай. Сроки — ограничены. И
осторожней! Пусть всегда впереди саперы по винограднику ползают,
противопехотки ищут. Пешком меньше бродить надо, кустарник машинами
давить. Позже приедут дивизионные саперы и взорвут хибары. Сейчас у
Ветишина танк поля утюжит, давит лозу, потом ко мне поедет трудиться. Ну,
а когда у нас справится, пришлю его сюда.
— Спасибо за задачу! — ответил я.
— Пожалуйста. Но благодарность не ко мне, а к командиру дивизии. Я теперь
даже в карты не играю, деревья лично топором подрубаю.
Четвертый день войска топтали поля и виноградники. С восхода до заката
танки и БМП утюжили местность, превращая ее в лунный ландшафт.
Солдаты пилили и рубили яблони, груши, айву, орешник. Деревья в два
обхвата подрывали пластидом, чтобы долго не мучиться. Подошедший на
подмогу тягач заваливал массивные заборы-дувалы. Постепенно мы
отвоевывали жизненное пространство для построения «народной» властью
социализма в средневековом обществе. Дорога стала хорошо просматриваться
через оставшийся реденький кустарник. Но работы еще оставалось непочатый
край. Лоза цеплялась за гусеницы, наматывалась вокруг катков,
скручивалась в длинный шлейф и тянулась толстыми кишками позади машин.
Бодунов и я, по очереди, садились на башню и командовали механиком,
который укатывал кустарник. Пыль, гарь, мошкара забивались в глаза и рот
сквозь накинутый на лицо капюшон маскхалата. Природа сопротивлялась и
боролась за свое существование, словно живой организм. Крупные грозди
винограда с хлопаньем разлетались в разные стороны, а скрип лозы
напоминал стоны. Жалко, но что делать. Отсюда «духи» ежедневно сеют
смерть. Тут их неприступная крепость, убежище, дом родной.
Время от времени то под гусеницами танка, то под моей БМП раздавались
громкие хлопки, и я инстинктивно вжимался в броню. Это взрывались
противопехотные мины и гранаты на растяжках, не причиняя, к счастью,
вреда. Главное — не наскочить на противотанковую мину. Но что ей делать в
поле? Ее место на автомобильной дороге. Фугасы обычно закапывают вблизи
асфальта. А тут только растяжки, нацеленные против нас, пешеходов, для
уничтожения пехоты.
Солдаты день и ночь мучились больными животами. Причина простая: виноград
на завтрак, обед и ужин. Да и ночью на посту что можно пожевать от скуки?
Его же. Грязными руками, пыльные немытые плоды. А где их мыть? В мутном
арыке? А там на литр воды — килограмм бактерий тифа и гепатита.
Народ обнаглел и заелся до такой степени, что отбирали лишь самые крупные
и сочные виноградины, а остальные выбрасывали. Зеленая масса хлюпала под
ногами. Кроссовки покрылись сладкой оболочкой, превратившись в приманку
для пчел и ос. Бойцы порой даже руки мыли виноградом.
Нам — раздолье, а местным дехканам (крестьянам) — горе и слезы. Виноград,
конопля и опиумный мак — единственные средства к существованию. На время
сбора урожая «духи» даже прекращают вести боевые действия и провоцировать
наши войска. Старейшины спешат многочисленными делегациями к
командованию, умоляя не стрелять, не проводить крупномасштабные операции.
Наступало негласное перемирие.
На этот раз мы пришли раньше сбора урожая, и убирать после нас, скорее
всего, будет нечего.
— Замполит! — заорал техник Федарович. — Ну сколько можно издеваться над
машиной? Вы с Бодуновым хотя бы меняли бронемашину, а то все одну и ту же
гоняете. Сожжете к черту бортовую передачу и фрикцион. Вам-то что,
наездникам, слезли и наплевать! А я, старый хрен, опять буду крайним.
Вернется из отпуска комбат и примется орать, что технику загубили!
Подорожник ведь не спросит, кто именно машину заездил.
— Тимоха! Я же не для удовольствия катаюсь верхом на этой «железяке».
Знаешь сам, это приказ комдива! Мне бы лучше у костра дремать и на огонь
смотреть, наслаждаться дымком и ароматом жареных цыплят, — возразил я
прапорщику. — Садись на мое место и катайся.
— У меня другие дела, — ответил прапорщик. — Сейчас поеду в первый взвод.
Там что-то случилось. Кажется, двигатель перегрелся. Убью и механика, и
взводного.
— Ну-ну! Я думаю, Серж Острогин тебя, словно мамонт, затопчет и не
заметит. Справишься, если только сверху камень ему на голову уронишь! А
так можешь разве что из-за угла материть и надеяться на свои быстрые
ноги. Но как спринтер ты тоже слабоват. Лишь одно есть единоборство, в
котором сможешь победить Серегу: перепить его! Тут ты — чемпион роты.
Даже Игорь Бодунов со своей шахтерской закалкой спасует.
— Что вы ко мне привязались! Алкашом роты назначили! — возмутился
Федарович.
— Никто тебя не назначал, сам вызвался. Ты и сейчас уже где-то браги
выпил. Ладно, старый, не обижайся, — похлопал я примирительно по плечу
прапорщика.
— А если обидишься, то я буду тебя воспитывать, помогу замполиту, —
угрожающе пообещал вклинившийся в разговор Бодунов, поднося пудовый кулак
к носу Тимофея.
— Воспитатели хреновы! — обиделся техник. — Когда загубите какой-нибудь
агрегат, сами его и чините. — Прапорщик, громко возмущаясь, отошел,
забрался на свою броню и уехал.
По широкому двору бродили куры, роясь в пыли и навозе, а в двадцати
шагах, спрятавшись за кучей мусора, лежал сержант Постников и тщательно
целился.
— Бах! — и одна из кур, громко кудахтая, с перебитой лапой упала на
землю.
— Бах! — и вторая запрыгала с перебитой ножкой.
— Бах! — третьей курице пуля попала в голову, разнесла ее, и туловище,
пробежав шагов пять, упало замертво.
Остальные птицы, хлопая крыльями, разбежались кто куда.
— Ну, вот, на жаркое мясо закуплено! — обрадованно воскликнул Бодунов. —
Сейчас отдам Зибоеву, пусть готовит. Смотри, лейтенант, какого я
замечательного снайпера вырастил! А из пулемета стреляет, как на скрипке
играет!
— Ну, ты сравнил. Еще скажи, Николо Паганини! Пулеметно-скрипичных дел
