листве деревьев, солнышко светит. Идиллия! Но спокойствие было
обманчивым. Ведь «барбухайки» несутся так быстро, чтобы проскочить до
начала стрельбы, а мирное население не просто торопится по своим делам, а
спешит подальше уйти от опасной зоны. Скоро и беспечные птицы петь
перестанут…
Действительно, все вокруг резко переменилось после первого же
артиллерийского выстрела. И тут и там снаряды сплющили, словно гигантским
молотом, нехитрые постройки, превратившиеся в пыль, вырвали с корнями
вековые деревья, завалили метровой толщины дувалы.
Ну, с богом! Удачи нам...
«Духи», как оказалось, не ушли и не спрятались. Стоило сделать несколько
шагов по враждебной территории, как мы попали под шквальный огонь
мятежников. Конечно, то, что техника двигалась не одной колонной, а была
развернута в линию, помогло прорваться вглубь. Пушки и пулеметы стреляли
беспрерывно, пока не кончились боеприпасы в боеукладках. Стволы,
перегреваясь, шипели. Вот и ближайшая цель: большой высокий дом за
широкими стенами посреди густых зарослей виноградника. Лоза трещала,
извивалась и наматывалась на гусеницы, мешая продвижению техники.
— Эй, сапер, Курбатов, проверь вход! — приказал солдату Сбитнев.
Этот парнишка мне был знаком еще по прошлому году, когда Острогина
окружили «духи». Он и другой сапер Аристархов не бросили нашего
взводного. Так втроем и отстреливались в течение двух часов от наседавших
«духов». Аристархову повезло, и он уже уехал домой живой-здоровый, а
Курбатову, бедолаге, еще служить и служить...
— Курбатов, ты аккуратнее ходи. Не пропусти растяжку! Ноги береги! —
похлопал я его по плечу.
Солдат нервно улыбнулся в ответ на мою заботу, махнул рукой и принялся
осторожно проверять щупом тропу и подступы к воротам. Ворота оказались
незакрытыми. Да и зачем? Хозяевам же дороже. Запертые — либо сломаем,
либо подорвем, а древесина ой как дорога в этой стране!
Второй взвод начал внимательно осматривать строения, а мы с Бодуновым
переместились к следующей хибаре. Стены тут были ниже, тоньше, а сам
домик совсем обветшал, и только виноградник был еще гуще, чем везде.
— Бодунов, выбирай позиции пулеметам, а я в окрестностях пошарю, — сказал
я прапорщику. — Возьму с собой сапера, пулеметчиков, наберу «дымовушек» и
поищу кяризы в зарослях. Нужно заранее обезопасить себя, а то скоро
«духи», как тараканы, полезут оттуда на волю!
— Смотри, на засаду не нарвись. Далеко не отходи! Если что, кричи о
помощи! Услышу — прибегу, не услышу — не обессудь! Я тебя не посылал! —
заржал прапорщик.
— Ты тоже кричи, не услышу — не помогу, а услышу — тоже не прибегу. Вас
много, нас мало. Если уж тебе станет худо, то и от нашей помощи толку не
будет, — рассмеялся я в ответ. — Обживайся, готовь обед, постреливай из
«Утеса», но не перепутай меня с врагами!
— Не перепутаю! Сегодня у тебя физиономия без бороды, не ошибусь! Да и
как же можно в Героя стрелять! Нет, нельзя, пока живи!
В окрестностях за дувалом я обнаружил два колодца, а Зибоев отыскал еще
один, прикрытый досками и засыпанный соломой. Десять дымовых мин улетели
в глубокие жерла, туда же отправились осколочные гранаты, гулко
громыхнувшие на глубине. Чтобы дым не поднялся весь наверх, а немного
задержался внутри и пошел бы гулять по горизонтальным ходам, мы закидали
выходы ветками и какими-то лохмотьями. Еще один дымовой столб клубился из
глубины двора. Это Игорь шалил, обнаружив очередной потайной лаз.
— Товарищ лейтенант, в кяризе какое-то странное шебуршание! Послушайте! —
окликнул меня из зарослей Лебедков.
— Сержант, может быть, вода течет, это ведь своеобразная система
водоснабжения. Но могут и «духи» перебегать к нам в тыл. Чего
прислушиваться! Тащи две дымовые гранаты и РГО! Сначала гранату кинь, а
потом «дымы», — распорядился я. Не дожидаясь, пока он их принесет и не
заглядывая внутрь, я бросил во чрево колодца «эфку». Граната, ударяясь о
стенки, полетела вниз. Раздалось несколько шлепков по глине, а затем
гулкий взрыв.
Лебедков повторил бросок, но более аккуратно. РГОшка взрывается сразу при
ударе, поэтому сержант выпустил гранату из ладони точно над центром жерла
кяриза. Мы отскочили за стену. Бух-бух! Гулко охнуло подземелье, и следом
за эхом вверх взметнулись на излете осколки. Если их выбросило даже сюда,
то и «духам» досталось. Не хочется смотреть вниз: есть шанс получить
оттуда очередь в лицо. Я, вообще, не люблю разглядывать, что там, в
глубине кяриза. Сооружения, конечно, занятно сделаны. Строились многие
века. В мирное время в иной ситуации я бы их исследовал, но только не
сейчас.
Юрка проколол дырки в дымовой мине, вставил запал, дернул за шнур дымовую
гранату и швырнул вниз. Через пару минут клубы черного и белого дымов
поднялись до уровня края колодца, который напоминал проснувшийся вулкан.
— Юрик! Возьмите доски, вон ту рогожу и прикройте выход. А то мы тут
задохнемся от этой дряни, — заорал на сержанта спустившийся с крыши
Бодунов.
— Нам тут вонь мешает, а представляешь, какой «кайф» ловят в штольнях
«духи»! — засмеялся я, похлопав по плечу прапорщика. — Даже вошки и блохи
на них подохнут! Вместе с хозяевами! Игорек, все, что есть, дымовые
гранаты в подвал и в колодцы, может, вытравим их, как крыс. Оставим без
воздуха. И над выходом растяжки надо поставить, а то ночью какая-нибудь
сволочь, полуживая, вылезет и нас порежет.
Не торопясь, мы опять осмотрели окрестности. Добавили новых «подарков»
для обитателей подземелья, да так много, что от стелящихся по
виноградникам дымов и самим дышать стало нечем.
— Где замполит? — услышал я крик радиста.
— Тут я! Чего нужно? — отозвался я, высовываясь из десантного отделения,
где лежа переваривал сытный обед и дремал, прячась от полуденного зноя.
— Ротный вызывает на связь!
— Ох-хо. Что ему не спится? Давай наушники.
Я взял радиостанцию и пробормотал:
— Слушает «Анкер-300».
— Молодец, что слушаешь. Храпишь, наверное, как сивый мерин? — насмешливо
спросил Сбитнев.
— Зачем так, открытым текстом на весь эфир? Тем более что обвиняешь
голословно. Нет, не сплю, беседую с бойцами, — ответил я, окончательно
очнувшись от сна.
— Хватит болтать с пулеметчиками. Садись быстрее на броню и мчись «пулей»
ко мне!
Вот черт, не даст отдохнуть! Садись, езжай! А зачем — не сказал! Не
вздремнуть, не отдохнуть, не расслабиться.
— Зибоев! Бери пулемет и забирайся на БМПешку. Будешь меня охранять.
Лебедков, заводите машину! — скомандовал я сержанту.
— Понял вас, командир! Вещи с собой брать? — поинтересовался Лебедков.
— Нет! Скорее всего быстро вернемся. Это Сбитневу что-то в голову
взбрело! — Я потянулся до хруста в костях и крикнул Бодунову: — Игорек, я
уезжаю на командный пункт, к ротному, без меня не скучай!
Прапорщик оторвался от прицела «Утеса», помахал рукой и вновь припал к
окуляру. Он уже битый час высматривал жертву. Но никак не мог найти
затаившихся врагов в этой сплошной зеленой массе. Скорее сам дождется
ответной пули снайпера.
— Игорь, хватит хищничать, схлопочешь пулю, лечить не будем. Лекарства
дорогие! — сказал я, надевая нагрудник и набирая гранаты.
Бодунов помассировал шею, потряс руками, помял плечи и, перекатившись по
крыше, спрыгнул вниз.
— Никифор! Ты меня бросаешь на произвол судьбы? Надолго?
— А кто его знает, что Сбитневу надо!
— Нас и так только одиннадцать, а ты четверых забираешь! — проворчал
взводный.
— Ты предлагаешь мне идти пешком и одному? Или согласен дать провожающим
пулеметчика? — ухмыльнулся я.
— Да нет, я ничего не предлагаю. Но с двумя БМП как-то веселее, чем с
одной.
— Вот и мне ехать на машине будет весело. Ничего, мы там не заночуем.
Скоро вернусь. В карты я с ротным резаться не буду. Вовка — шулер! Всегда
норовит обжулить, честно он просто не в состоянии играть. Наверное,
донесение какое-нибудь составить и подать нужно, а сам думать и мозги
напрягать не хочет. Для этого, вероятно, и вызывает.
— Да, Никифор! Насчет твоей шуточки про дороговизну лекарств: я в них не
нуждаюсь, и, думаю, всю жизнь покупать не придется. Год начальником
медицинского склада был, для себя, детей и внуков запасы «затарил».
— А спирт был? — удивился я.
— Нет! Чего не было, того не было. Был бы спирт — вы бы меня в Афгане не
увидели. Я бы тогда «отмазался» от кадровиков! — вздохнул прапорщик. — Я,
кстати, в Союз в командировку уезжаю после рейда. Вызов пришел в
прокуратуру явиться.
— Какую прокуратуру? Почему раньше молчал?
— Обыкновенную, военную. Окружную. Недавно этот бывший мой склад сгорел,
черт бы его подрал! Я уже в Афгане воевал, и на той должности после меня
еще пара человек прослужили. А отчего он сгорел — не понятно, но
подозревают всегда хищение. Теперь следствие идет, а я фигурант. Сказать
о повестке никак не решался. Честно говоря, складу сам бог велел
загореться. Ах! Жалко, что у меня до сих пор нет «Красной Звезды», как у
тебя, Ник! Почему я не награжден?
— А ты чаще пьяным начальству попадайся. Мы ведь как только с рейда
возвращаемся, так ты в первый же вечер нажираешься и в историю
какую-нибудь встреваешь. Сколько твоих наградных листов Ошуев рвал
собственноручно?
— Три. Два на медаль и один на орден, — вздохнул прапорщик. — Ох, как
пригодился бы орден сейчас! Орденоносцы первыми под амнистию попадают.
— А что, действительно много стащил добра? Признавайся!
— Да что я мог оттуда взять? До меня большая часть украдена была. Я, не
желая оказаться крайним, рапорт написал и в Афган уехал. На проклятом
складе лет пятнадцать один старый прохиндей обитал. Стопроцентный хохол!
А я, молодой, совсем зеленый, после школы прапорщиков прибыл. Вроде
имущество как положено принимал. А недостача оказалась на пять
расстрелов! Этот гад после того, как мы днем стеллажи проверяли, ночью с
бойцом-кладовщиком ящики и коробки с места на место таскал и переставлял.
С караулом договаривался, вскрывал помещение и передвигал, менял местами,
создавал видимость полного комплекта. Спиртом там давным-давно и не
пахло. В бутылях для спирта вода оказалась! Обманул, сволочь старая!
Когда я солдата на дембель провожал, он мне во всем признался. Выпили,
поговорили по душам, боец и проболтался. Я, конечно, ему в морду дал, а
самому — хоть вешайся! Что-то постепенно сумел списать, что-то
восполнить. Осталось недостачи только на две смертных казни. Три года я
мучился и решил сбежать. Нашел для замены молодого прапора и обманул его.
— Ну и причем тут тогда ты? Он теперь, получается, стал крайним?
— Нет, — ответил Бодунов. — Вызывают тех, кто складом рулил, и одного за
другим трясут. Дошла очередь и до меня. Объект сгорел три месяца назад, а
я все это время хожу, дрожу, запойно пью и жду, что дальше будет.
— Не потей, успокойся. Обойдется. Напишем тебе в тюрьму хорошую
характеристику, медаль пришлем. Расскажем, как воюешь и под тяжестью
пулеметов гнешься в горах. Сразу выпустят. Решат, что ты, сидя в тюрьме,
будешь балдеть. А каторга — тут! Вернут назад в батальон, без проволочек.
По этапу! Ха-ха-ха! — рассмеялся я.
— Тебе смешно, а мне не очень, — вздохнул Игорь.
— Ну, не вздыхай! У тебя дома обыск, что ли, был?
— Был. Квартиру и сарай перерыли, но ничего не нашли.
— Не там искали? — догадался я.
— Ага! Не там. Искали у жены в квартире, я у нее прописан, а те крохи,
какие взял (как не взять, когда нет нигде ничего), у матери лежат. С
женой-то я в разводе, в этом отпуске расстались.
— А чего так?
— Да надоела. Хуже горькой редьки. Ну ее.
— И с кем же ты отпуск проводил? На ком резвился?
— С кем, с кем... С ней же, со Стеллой.
— Ну, ты даешь! — рассмеялся я.
