— Во-во! Пляски, гортанные песнопения. А ты что, осетин?
— Почему? — удивился Никита.
— На чистейшем осетинском языке «пела»! Орал, что мы все потомки древних
аланов. Скифы! Деды так растрогались, что даже слезу пустили. С тем
горилой-абреком ты почти побратался. А когда проводник зашел к нам и
потребовал, чтоб прекратили шуметь, ты его обозвал печепегом, а этот Эдик
ему сказал: «Уйди, не мешай! Зарэжу!». Туркмена как пыльной бурей сдуло.
— Значит, я пел? А то думаю, чего я так охрип.
— А у меня руки болят. И пальцы. Об стол отшиб, все барабанную дробь
выстукивал ладонями.
— Вот это да! Я?! Пел?! По-осетински?!
— И агитировал их вступить в ряды Четвертого Интернационала. Ты что,
троцкист?
— Такой же, как и ты, французский шпион! Нет, я простой «оппортунист», из
левой оппозиции. Ха-ха! А что, меня чуть с госэкзамена не турнули — за
отличные знания троцкистского движения. Но таки поставили пять по
истории, и признали мой ответ лучшим на выпуске. А я был просто с
перепоя, страшно мутило. С похмелья нес все, что знал. Вот и сболтнул
лишнего — из того, что читал, в том числе и «самиздат».
— Давно замечаю, Никита, не наш ты человек!
— Наш, не наш! Ваш, не ваш! Давай по прибытии уточним.
— По прибытии куда?
— То-то и оно. Вовка, ты тут дольше меня служишь, предлагай!
— Пойдем пешком. Я думаю, километров тридцать. К полудню дойдем.
— А в какую хоть сторону идти?
— Н-да! А действительно, в какой стороне Педжен? — спросил сам себя
капитан Хлюдов. — Давай определяться.
— Может, сориентируемся по звездам, где север?
Тучи уплыли. Небо прояснило.
— Нет, старичок! Мы не доверимся этим глупым песчинкам в небе. Я в
астрономии ни бум-бум! Начнем логически рассуждать. В какую сторону поезд
ушел?
— Вроде влево. Но не уверен…
— А не вправо? Точно? Давай вернемся в исходный пункт нашей высадки. Где
мы с тобой десантировались, Никит? Сейчас пойдем обратно по нашим следам
и тогда определим, где мы вначале стояли!
Низко нагнувшись к пыльной земле и вглядываясь в темноту, они медленно
побрели в поисках стартовой позиции. Обоих качало и мутило, в голове
шумело, кровь пульсировала в висках, липкий пот лил ручьями. Беспрестанно
спотыкаясь и запинаясь, все же начало следов нашли.
— Уф-ф-ф! Уже легче! Вот мы тут спрыгнули, — произнес глубокомысленно
Хлюдов. — Так… В какую сторону ушел паровоз?
Никита безнадежно пожал плечами.
— А с какой стороны вагона по отношению движения мы в Ашхабаде
загружались? Справа или слева?
Никита безнадежно пожал плечами.
Хлюдов вытянул руки вперед и спросил:
— А какая из них правая?
— Это с какой стороны посмотреть. И относительно чего. Относительно
вокзала или относительно платформы?
— Ты меня не путай!.. Мы подошли к вагону, сели, поезд поехал. Потом
туркмен нас высадил. На какую сторону тамбура, он нас выпроводил, Никит?
— Ты меня сам не путай! Погоди… определяюсь! Я вот сюда лицом спрыгнул и
после этого туда… И поезд уехал. Туда? Туда уехал?
— А мне кажется, мы выскочили вот так, — Хлюдов изобразил как, — и поезд
отправился в противоположную сторону. Ту-ту-у!
— Э-э-э! Нет-нет! Вагон пересек переезд! Мы к этим доскам возвращались!
— Точно уверен? А не то будем хвост уехавшего вагона догонять. А нам надо
в противоположную сторону!
— Уверен. Туда!
— А я нет, не уверен! Когда мое тело покинуло тамбур, я даже имя свое не
вспомнил. Это ты меня Вовой назвал! А может, я Арнольд, Альберт или
Альфонс?!
- Альфонс, как есть альфонс!
- Кто есть я такой, что за существо? – продолжил Хлюдов. - Разумное ли?
— Конечно, неразумное! Выжрали на круг почти канистру рома и водки! Я ж
тебе говорил: хватит Вовка, хватит! А ты…
— Я?! Что — я?! Вот Вове и высказывай претензии! А я — просто Ваня! Иван!
— Еще скажи — Иван Поддубный!
— И скажу! А скажешь, нет?! Это ты все за дружбу русско-осетинскую пил.
За мир во всем мире! За братский Кавказ! Интернационалист хренов! А я
боролся! Выигрывал умственно и физически! О-о, сколько я выиграл!…
— Ну и где оно?
— Дык… выпили. И конфеты, главное, пожрали… А я жену хотел порадовать.
Ну, ничё! Фак ю, фак их! — с кошмарным акцентом произнес Хлюдов культовую
иностранную матерную фразу.
— Лучше бы нам все-таки сейчас не фак, — урезонил Никита. — лучше бы нам…
вперед, топать что ли…
Вперед! Шли некоторое время по шпалам, спотыкаясь и чертыхаясь. В конце
концов, ломать ноги надоело, сошли на насыпь. Но там — старые рельсы,
металлические скобы и костыли, прочий хлам. Как-то само собой получилось
— свернули на проселочную дорожку, вдоль «железки». Шли-шли-шли…
— Стоп! Володя! Мы идем куда-то не туда!
— Куда — не туда?
— В никуда! Где рельсы, вдоль которых мы шли? Где шпалы о которые мы
копыты сбивали? Где? Только не рифмуй!
Огляделись. Луна, камыши.
— Ты куда меня завел, Сусанин?! — заблажил Хлюдов.
— Я завел?! Ты сам сказал, что надоело козлом скакать по шпалам! Ты
первый уклонился от маршрута!
— М-да? Вообще-то мы верно идем! Видишь, поезд идет? Скоро к нему
выберемся. Сядем и поедем.
— Нет, Вова! Никуда мы на нем не приедем. Это иранский поезд. И идет он в
Тегеран или Мешхед! — осенило Никиту. — Тебя и меня персы шлепнут на
месте. Как красных командиров. Или вернее, как комиссаров…
— С чего ты взял, что поезд иранский?
— А с того, что рельсы были справа от нас. Мы ушли влево. И поезд бежит с
левой стороны! А должен быть справа!
— Уф-ф! Лейтенант Ромашкин, ты мне опять мозги запудрил! Не трещи так
быстро: право, лево, вправо, влево! Повтори помедленнее и покажи рукой!
Никита, чуть протрезвевший на воздухе, повторил медленно и показал рукой.
— М-да! — процедил сквозь зубы Хлюдов. — Вот это фокус! Покус! Мы топаем
в Иран! Интересно, границу уже перешли? Если да, то почему мы ее не
заметили? Где полосатые пограничные столбы? Где контрольно–следовая
полоса? Где парни в зеленых фуражках? А мне басни рассказывали, что
граница на замке и ключи утеряны!
До утра брели обратно наугад. Окончательно выбившись из сил, прилегли под
кустиком на бугорке. Их окончательно сморило. Спать... Мучили кошмары.
Пустыня, жажда, чудовища.
Нет, не сон, а явь. Проснулись от яркого палящего солнца. Огляделись и
ужаснулись. Никакой дороги не было. То, что еще вчера было колеей,
оказалось твердым солончаком. Вернее, солончаковым плато. Выжженная земля
справа, слева, впереди и сзади — до горизонта. Сиротливый кустик, под
которым они ночевали, — единственная растительность.
— Кошмар! — охнул Хлюдов.
— Кошмар! — согласился Ромашкин. — Куда нас с тобой занесло? До чего же
пить хочется! Горло огнем горит.
— Может, арык найдем... Но из арыков лучше не пить. В них одна зараза
плавает. Будем искать колодец!
— Где ты будешь его искать?
— Там... — махнул неопределенно рукой Хлюдов.
— А если там не отыщем?
— Тогда будем копать здесь. Выроем колодец, по местному – кяриз.
— Чем?
— Руками! И… подручными средствами.
Вырыть кяриз в выжженной пустыне — дело безнадежное. Вот кабы людей
найти. Но никаких признаков присутствия человека не наблюдалось: ни в
виде жилья, ни в виде машин, ни в виде мусора, ни в качестве испражнений.
Птицы не летали, верблюды не бродили, овцы не паслись. Ровным счетом
ничего. Только тушканчики время от времени перебегали то вправо, то
влево. Ну, раз тушканчики, значит, все-таки это не Марс, а Земля. Уже
хорошо!
— По-моему, мы в какой-то то ли лагуне, то ли шхере. Но только
пересохшей! — предположил Хлюдов. — Видишь: и вправо и влево и вперед и
назад у горизонта края задираются. Поэтому мы ничего и не наблюдаем!
Идем–ка, друг мой, назад! Откуда пришли!
— А откуда мы пришли?
Хлюдов огляделся, но их следов в обратную сторону не наблюдалось. Так что
явиться сюда они могли с любой стороны.
— Сволочь ты, Ромашкин! Так вчера нажрался, что даже не соображал, как
шел? И меня напоил!
— Я?! Ты сам меня поил! Кто купил ром?! Кто водку хлестал с абреками?!
Кто пьянку организовал!?
— Я... — сознался Хлюдов и сразу оживился: — Никита, а ведь у нас еще
есть ром и водка. Это ж жидкость! От жажды не умрем! Будем пить и идти
пока сможем!
— А если просто пить? Без ходьбы? — робко предложил Никита. — Приляжем,
подождем, когда нас найдут спасатели.
— Наивный! Кто найдет? Кто будет искать? Никто же не знает, что нас
сволочь проводник высадил на том занюханном полустанке. Да и от того
полустанка мы ушли далеко-о… И от рельсов — далеко-о… Блин! Семенили бы
себе по шпалам и семенили потихоньку. Уже в Педжене были б, пивом
похмелялись… Ладно, давай рому хлебнем что ли. Или водки хочешь? У нас
еще бутылка «Столичной».
— Йо-хо-хо! И бутылку рома! Диабло! Точнее, черт подери!
Хлебнули. А закусить? Коробка конфет и забытый черствый беляшик. Точно!
Купили в привокзальном кафе и позабыли… Разделили провиант по-братски,
пополам, отхлебнули из горлышка по паре глотков теплого рома. Кровь
заиграла, затем закипели мозги. Через пять минут оба хлопнулись на землю.
Идти никуда не хотелось, да и сил не было. Повесили на куст капитанский
китель, подостлали под себя шинели и легли в некотором подобии тени.
День прошел в полубреду. Рожи опухли, губы потрескались. Возникли миражи
в виде озера, караванов верблюдов, машин, деревьев.
— О! Машина едет! Видишь? — показывал пальцем Никита.
— Нет, у меня это верблюд идет! — отвечал Хлюдов.
Спустя некоторое время Никита вновь вопрошал:
— А речку видишь?
— О-о-о. В моем мираже вижу виноградники. Ну что, выпьем еще по глотку?
— Выпьем.
Воображаемые виноградники сменялись пшеничным полем, затем заливным лугом
и так далее. Алкогольный коктейль, и жаркое солнце сделали свое дело.
***
— Помню, под Кандагаром в пустыне без воды оказалась наша разведгруппа,
так я тоже мираж видел! — воскликнул разведчик Виталик.
— Братцы! Раз зашел разговор о разведчиках, давайте помянем моего дружка,
Петю Грекова, героически погибшего в Баграмской «зеленке»! — поднял
стакан Никита. – Трех духов завалил, а четвертого не заметил….
Выпили, закусили, чуток помолчали.
Глава 10. Бунт против «Белого царя»
Солнце уже клонилось к горизонту. Бесконечный день все-таки заканчивался.
Начали быстро сгущаться сумерки.
— Все! Хватит лежать! Встаем! — распорядился Хлюдов. — Пойдем на огоньки,
иначе сдохнем на этой «сковородке». Пошли влево, зайдем на возвышенность.
И где увидим огни, там и будет наше спасение!
Огней нигде не было, снова пошли наугад. Шли всю ночь, пока прохладно.
Под ногами — твердый солончак. Шли, шли, шли.
Ступили на рыхлый песок. Очень рыхлый.
— Кажется, контрольно–следовая полоса! — застыл Никита, вляпавшись двумя
ногами
— Мне одно непонятно. Мы уже за границей или нет? – задал глупейший
вопрос Хлюдов. — Или мы только на подходе? Что-то ни колючей проволоки,
ни собак не наблюдается.
Эх! Не поминай всуе!.. Из пересохших камышей выскочили три огромные псины
и с хриплым лаем бросились к ним.
— Всё, прощай, молодость! Поминай, как звали!.. Никита, только не беги!
Побежим, точно разорвут!
— Да куда тут побежишь! У меня и ноги-то не ходят…
Псины-волкодавы окружили, сели на задницу в двух шагах. Рычали, но не
бросались. И то хорошо!.. Все-таки до чего ж для человека широкое понятие
«хорошо»! Стоишь по щиколотку на подгибающихся ногах в зыбучем песке,
избегая лишнего движения, вокруг тебя брызжущие слюной клыкастые образины
— и… хорошо!
— Тохта (стой)! Эй, бача (эй, мужик)! Буру(иди)! — на ближайшем к ним
бугре появилась фигура человека с винтовкой.
— Та-ак… Если это пограничник, то не наш, а перс! И мы возертаемся из
Ирана! Обратно на Родину!— процедил Хлюдов. — Абзац! Если мы в Иране,
будет большой скандал! Опять сын шпион, но теперь – иранский. Батю из
газового министерства выгонят! Турнут в шею из-за меня, непутевого сынка,
нарушителя границы…
— Какое, к дьяволу, министерство! Нашел о чем сейчас думать! Не повесили
