вчетвером, пара на пару, со сменой. Но ничего, будешь на подхвате, на
разогреве. Я тебе даже пальму первенства уступлю.
— Домой! В Педжен!.. Ирочка! Извини, Ирочка, но мы все ж таки уезжаем.
Дела! Служба!
— Дурила! — повторила она хлюдовское. — Упускаешь шанс... Ну и ладно, не
больно вы мне нужны. Без вас обойдусь. По-о-одумаешь! Отправляйтесь в
свою глухую дыру!
И пошла, пошла — к своему дому. Монументальные бедра. Стройные ноги.
Коротенькая, никакая, юбчонка.
Никита вытер испарину со лба. Вот черт! Или он действительно дурила? Зря
отказался?
Глава 8. Дикие пляски горцев.
Успели-таки на троллейбус. Доехали на нем до привокзальной площади. Всю
дорогу Хлюдов говоряще молчал. Скрипел челюстями.
Платформа и прилегающие к ней окрестности н-не располагали... На парапете
— стайка цыганок с кучей цыганят, чумазых, оборванных, галдящих. Чуть
дальше несколько «бичей» выясняли отношения, хватая друг друга за грудки.
Пьяные, с опухшими лицами неопределенного возраста женщины целовались и
обнимались с такими же пьяными и потрепанными мужчичками.
Хлюдов свысока оглядел обитателей вокзала и глубокомысленно изрек вроде
ни к кому не обращаясь (но по сути, к Никите, в знак примирения):
— В нашей великой и могучей стране есть несколько отстойников, куда
жестокое, житейское море прибивает потерпевших кораблекрушение. Первый
отстойник на Востоке — это Чита. Второй на Севере — Воркута. Третий на
Западе — Брест. Четвертый на Юге — Ашхабад. Если попадешь в пену этого
«прибоя», обратно уже не выкарабкаешься, как ни старайся. Опустишься на
самое дно, утонешь. Так что Никитушка, те, кого мы сейчас наблюдаем — они
и есть, мутные брызги и хлопья пены.
— Н-да. Пьеса «На дне». Надеюсь, роль Челкаша нам не достанется. Хорошо
бы обойтись без потасовки.
— Так точно! Сейчас мы будем мимикрировать. Сливаться с окружающим миром.
Хлюдов уселся на высокий, выложенный из красного кирпича поребрик, достал
бутылку рома, и уверенным движением руки свернул с нее пробку. Это
действие моментально привлекло внимание всех стоящих и сидящих рядышком
«бичей».
— Вовка! Ты что очумел?
— А чего? Мне никто из гопников не мешает, и я никому и ничем не обязан.
— А милиция?
— Ей, думаешь, заняться, кроме нас, некем? Пей спокойно.
Никита оглянулся по сторонам. Двое постовых милиционеров-туркменов
топтались под ярко горящим фонарем у входа в вокзал. Сделать шаг в
сторону, в темноту и неизвестность, они явно не желали. Хлюдов снял
фуражку, запрокинул голову и сделал три глубоких глотка.
— Ну, ты даешь! Я так не могу. Из горла, тем более!
— Держи бутылку, зелень пузатая! Сейчас найду тебе посуду! — Хлюдов
подошел к автомату с газированной водой, снял с подставки единственный
граненый стакан. — Вот, я его тебе даже помыл!
Никита наполнил стакан на четверть:
— Твое здоровье!
Желудок приятно обожгло. Запах и вкус навел на мысль о существовании
таких экзотических и далеких стран, как Ямайка, Куба, Никарагуа,
Бразилия. Черт! Океан, плантации тростника, пальмовые рощи, мулатки и
креолки. Испанский язык! Где-то там, где-то там… А ты тут… в жопе. В
отстойнике.
Хлюдов вновь отхлебнул из горла:
— Давай, наливай себе. По второму кругу!
По второму так по второму. Никита закусил вторую порцию завалявшейся в
кармане шинели ириской, слипшейся вместе с бумажной оберткой.
— Что ты делаешь?! Это все равно, что коньяк заедать огурцом! К рому
нужна кубинская сигара! — наставительно произнес Хлюдов и затянулся
паршивой сигареткой «Стюардесса».
— А, так вот откуда у тебя слабость к стюардессам! — заметил Никита.
Хлюдов взглянул на марку сигаретной пачки и гоготнул.
— И все же ты дурила, лейтенант Ромашкин! Могли б не на вокзале сидеть, а
в койке барахтаться! Ладно, замнем и забудем. Что, по третьей?
— Хватит. Иначе мы в вагон не попадем.
— Не боись! Со мной мимо вагона не промахнемся. Я никогда не теряю
контроля!
— Да я не в том смысле, а в том, что ноги не дойдут…
Обволакивала лень и тягучая дрема. Закрыть бы глаза хоть на полчасика.
Скоро полночь. Но спать нельзя. Поезд до Педжена будет ползти около трех
часов, и выходить нужно среди ночи. Заснешь в поезде — проедешь станцию.
Придется терпеть и бодрствовать, еще несколько часов.
Хлюдов сходил, приобрел на проездное требование посадочные билеты без
указания мест. Наконец-то подошел долгожданный поезд из Красноводска. В
хвостовых, общих, вагонах кипела жизнь, копошились люди. В купированной
части состава свет в окнах не горел — там люди отдыхали. Ехать предстояло
в общем вагоне. Будет шумно, скандально, душно, крикливо.
Они заняли нижнюю боковую полку с откидным столиком.
— Дремать будем одновременно или по очереди? — спросил Никита.
— Нет, только бодрствовать, иначе проспим до пограничного Серахса. Будем
взбадривать организмы ромом!
Соседи-попутчики, компания кавказцев, сидящих напротив, постоянно
горланила, ежеминутно ругалась. Угрюмые физиономии не внушали доверия. На
краю полки сидел громила с бычьим торсом и могучими волосатыми руками.
Каждый кулак — с голову годовалого ребенка. Рядом — высокий
красавец-джигит, с щегольскими усиками и спортивной фигурой. Двое,
сидящие напротив, более хилые на вид, но если бы завязалась драка, в
качестве бойцов и они бы сгодились. Один хмурый мужчина средних лет,
другой совсем юнец лет восемнадцати. Этот оказался самым горластым и
суетливым.
Из-за стенки соседнего купе выглядывали два дедка, пенсионного возраста.
И то хорошо. Может, в случае конфликта, будут утихомиривать своих горячих
молодых соплеменников.
Громила оглядел офицеров тяжелым неприятным взглядом. У Никиты похолодела
спина. Хлюдов усмехнулся и налил рому в стаканы. Второй стакан он
выпросил у проводника.
— Будем здоровы! — Хлюдов вызывающе глянул на кавказцев, а затем медленно
выпил до дна.
Челюсти гиганта сжались, желваки зашевелились. Подбородок стал
твердокаменным, квадратным. Бугристый рельеф мышц угрожающе пришел в
движение. Демонстративное и вызывающее распитие на глазах публики,
которую не приглашают присоединиться?!
Капитан Хлюдов не моргнул:
— Ну, чего уставился? Выпить хочешь?
— Хочу, — взгляд гиганта стал враждебным и колючим.
— Вы кто? Осетины? — спросил Никита.
Наугад, но в точку! Громила никак не ожидал, что русский офицер отличит
его нацию от остальной разноплеменной толпы инородцев. Обычно как
говорят: кавказец, абрек, чурка, урюк…
— Осетин! А ты как узнал?
— По запаху! — заржал Хлюдов, чуть всё не испортил..
— Не обращай на него внимания, дружище, капитан шутит! — Никита пихнул
Хлюдова в бок. — По разговору узнал, по лицам…
— Знаешь наш язык? — обрадовался гигант, на глазах превращаясь из опасной
гориллы в почти дружелюбного человека.
— Н-не совсем… У меня многие друзья осетины.
— Выпить, наверное, хочешь? — не унялся Хлюдов.
— Хочу, — еще раз подтвердил громила.
— А, нэту! — с акцентом и с усмешкой ответил Жлюдов. — Лишнего нэту
ничего! — разлил по стаканам остатки рома из первой бутылки и достал из
«дипломата» другую.
— Ого! — осетин зацокал языком и что-то быстро пробурчал соплеменникам.
Те бурно начали обсуждать. Пришли к общему согласию.
— Можем одну купить! — предложил гигант.
— Не продается!
— Ну, давай тогда сыграем на вашу бутылку?
— В карты с незнакомыми шулерами не играем, — ответил Никита за двоих. –
Только с шулерами знакомыми.
— Нет. Не в карты! – осетин пропустил шулеров мимо ушей. - Будем бороться
на руках. Если выиграете, мы бежим за бутылкой водки в вагон-ресторан.
Если нет — ваш ром, станет наш!
Старики выглянули из-за переборки, что-то быстро «чирикнули», но гигант
успокаивающе извинился перед ними. И вновь обратился к Ромашкину с
Хлюдовым:
— Что, офицеры, испугались?
— Мы?! — оскорбился Хлюдов. — С кем бороться?!
— Со мной, — расплылся в широкой улыбке огромный осетин.
— Да хоть и с тобой! Мне один хрен. Давай!
Никита схватил за рукав начавшего снимать шинель капитана:
— Володя! Одумайся! Ты ведь пьян! Поборят.
— Меня?! Да ни за что! Я в этом деле мастер. Бороться — мое любимое
занятие! Не боись!.. Расступись, молодежь!
Он уверенно уселся за столик к осетинам. Угрюмый гигант устроился
напротив. Они крепко взялись за руки, обхватили ладонью ладонь друг
друга.
— Командуй, Ромашкин! — скомандовал Хлюдов.
— На счет три! Раз, два, три!
Хлюдов напрягся, надулся, покраснел и задрожал всем телом. Гигант тоже
напрягся, глаза выкатились из орбит, налились кровью. И минуту не
продержался Хлюдов — его рука рухнула на стол.
— Черт! Бляха! Не размял я руку!
— Да ладно тебе! После драки кулаками… — Никита разочарованно покачал
головой (чудес не бывает…) и с сожалением отдал кубинский ром осетинам.
Те радостно заворковали. А молодой в восторге даже пустился в пляс.
— Ромашкин, доставай последний «пузырь», — скомандовал Хлюдов. — Будем
бороться еще!
— Вовка! Ты что, совсем офонарел?
— Успокойся! Сейчас правую руку разомнешь, и я с ними обязательно
справлюсь.
Далее бороться вызвался средний брат, худой, но жилистый. Он сел за стол,
бурно и резко атаковал, но в следующую секунду молниеносным рывком был
повержен.
— Вах!
— О-о-о! У-у!
— Абанамат !!! — гигант протянул Никите только-только завоеванную бутылку
обратно и грозно произнес: — Еще хочу бороться!
— Давай, я не против! — согласился Хлюдов. — Никита, массируй руку опять.
Никита принялся яростно растирать и теребить мышцы капитана.
— Володя, может, не стоит? Проиграешь.
— Просто так выйти из игры без драки все одно не получится, не дадут.
Вход — рубль, выход – три! Начать легко, тяжело закончить, но будем
соревноваться. Я только вошел во вкус. Смотри и учись!
Противники уселись друг напротив друга, напряглись и через минуту (о
чудо!) рука гиганта медленно стала наклоняться к столику и бессильно
рухнула.
— У-а-а! — завизжали горцы.- Ай-яй!
— О-о-о! — воскликнул восхищенный громила. — Меня давно никто нэ мог
завалить! Как ты сумэл? Асланчик, бэги за бутылькой! Живо!
Он сунул десятку в руку гонца.
В борьбу вступил средний брат. И он проиграл состязание. Едва молодой
прибежал с бутылкой, как вновь умчался за водкой.
Наконец, гигант переборол Хлюдова, и одна из бутылок возвратилась к
осетинам.
Младшему надоело сновать между купе и рестораном, кровь тоже забурлила в
жилах, охватил азарт. И он тоже бросил вызов русскому.
Братья-соплеменники рыкнули на младшего.
— Э, минутку! — упредил их Хлюдов. — Он меня вызвал, я вызов принимаю.
Боремся!
Юный джигит получил затрещины от братьев. Затем, проиграв, получил новую
порцию подзатыльников.
И вновь — гигант. И опять проиграл! А еще раз? Реванш! Реванш взял, да. И
обрадовался победе, как ребенок. Да и вся их горская компания
возликовала: «Эдик! Эдик!» Ага, его зовут Эдик…
Хлюдов подмигнул Ромашкину, шепнул:
— Решил одну схватку сдать, чтоб не рассвирепели, — откупорил бутылку
водки.
Осетины нарезали сыр, хлеб и колбасу. Хлеб вместе преломили — уже как бы
друзья. Ну, не враги — и то хлеб…
— Мужики, а чего вы приперлись в эту глушь? Будете асфальтировать
дороги? — спросил Никита у Эдика.
— Слюшай, откуда все знаешь? Умный, да?! Ты что милиционер? — рассмеялся
громила.
— А вашего брата, по просторам Сибири не счесть. От Урала и до
Владивостока: армяне и осетины дороги строят. Все шабашники с Кавказа.
— Почему так нехорошо называешь?! Посмотри на мои руки — мозоль к мозолю.
Я дэсят тонн гравия за дэнь лопатой перебрасываю.
— Ну, ладно, не обижайся! — примирительно обнял Эдика за шею Хлюдов. —
Давайте лучше в карты сыграем.
— Денег больше нет, — грустно признался гигант. — Сапсэм кончились. Но
есть шоколадные конфеты! В коробках! Очень вкусные. Давай коробка конфет
